You raped my heart (СИ) - "salander.". Страница 13

— Вы сдурели?! — Самый старший из лидеров Бесстрашия редко повышает голос. Он делает это лишь тогда, когда по-настоящему гневается. — Поднимите его. Отведите в лазарет. Живо!

Макса ослушаться боязно. Особенно, когда его голос звучит громче, чем обычно. Уилл кривится — на его лице написано, что он и пальцем не пошевелит в том, чтобы помочь Эрику.

— Быстро, я сказал!

Четыре вздыхает. Он не ослушается Макса. Никто не ослушается Макса. Тобиас и Эдвард помогают Эрику подняться на ноги, а потом начинают двигаться в сторону лазарета.

Кристина втягивает носом воздух. Ее ноздри трепещут. Девушка пытается успокоиться. Она крепко обнимает себя руками и кусает губу. Но она взвинчена, на пределе, на нервах, волоком вьющихся под кожей.

— Он заслужил это, — говорит Трис, не понимая причины такого нервозного состояния подруги. Кристина и сама не понимает природу ее волнения. И пока совсем не хочет об этом думать.

— Я знаю. — Девушка хмурит лоб и бросает взгляд на стул, на котором сидел Юрай — тот ушел тренироваться, удостоверившись, что с подругой точно все хорошо. — Просто трое на одного — разве это честно? Я не желаю ему смерти.

— А разве верно и правильно бить девушку? К тому же, твои переломы еще не зажили до конца. — Возмущается Трис. — Неужели ты жалеешь его?

Кристина недобро смотрит на подругу.

— Нет, я его не жалею, — тихо произносит она, прячет собственное лицо в своих раскрытых ладонях. — Просто… — Кристина запинается. Что просто? Она не знает. Не знает, почему волнуется, почему переживает. Это ведь Эрик. Эрик, черт возьми. Он бил ее, унижал, называл ничтожной и слабой. Но она видела его боль. Она видела что-то запретное, словно прикоснулась к его душе. И это не дает Кристине покоя. — Это несправедливо, Трис.

Подруга молчит, не возражает. Трис кажется, что говорить сейчас с Кристиной бесполезно, пусто, глухо.

— Отдыхай, — произносит она. — Я пойду. У меня есть дела.

— Да, конечно, — кивает брюнетка и пытается слабо улыбнуться. Кристине не кажется, что это выходит удачно.

Когда Трис покидает ее палату, Кристина смотрит на дверь. Черная. Как и все в этой фракции. Слишком черная. Она будто напоминает о боли. С тех пор, как девушка выбрала Бесстрашие, боль стала неотъемлемым спутником ее жизни. Своя боль, чужая боль — не важно. Она просто была. Иногда Кристине казалось, что это чувство забралось к ней под кожу, срослось с клетками, стало частью организма. Может так оно и было.

Кристина не хочет больше боли. Это жестоко. Это бесчеловечно. Девушка именует себя дурой, когда свешивает ноги с больничной койки. Она найдет Четыре, Уилла, Эдварда и Эрика и остановит это. Никто не будет страдать из-за нее. Даже Эрик.

Кристине все еще больно идти — тело ноет и саднит. Но на завтра это уже пройдет. Останутся лишь цветы синяков на коже. Но и они со временем сойдут. Кэм осматривал ее руку. Сказал, что все обошлось, она повреждена слабо — ей вовремя вернули кости на место. Спасибо за это Эрику. Какая ирония.

Девушка толкает дверь лазарета и замирает на пороге. У Эрика разбито лицо. Нижняя губа рассечена, бровь порвана — такого знакомого кольца на ней нет, под глазом наливается фиолетовый синяк, нос смотрится несколько неестественно — его необходимо вправить, как и челюсть. Кристина невольно делает шаг назад, впуская Четыре и Эдварда в палату. Эрик потерял сознание. Его тело скрыто одеждой, но девушка знает, что он избит. Избит сильно. Кристина прикладывает ладонь ко рту, наблюдая, как парни небрежно мешком бросают Эрика на одну из коек.

— Зачем вы так? — Тихо спрашивает она.

— За тем, чтобы он больше не подходил к тебе.

— Он избил меня за дело, — говорит Кристина. Зачем ты это делаешь? Зачем заступаешься за него? Зачем? Брюнетка не понимает сама себя. Все из-за гребаного страха? Все из-за него? Лучше бы она никогда не видела этой картины, что режет ей сознание до сих пор и заставляет невольно задаваться вопросом о том, кто такой Эрик на самом деле и что же он пережил. Нет. Нельзя. Не там копаешь, девочка.

— Плевать. Он просто не должен был этого делать. — Отрезает Четыре и покидает палату. Кристина смотрит на Эдварда, тот жмет плечами и тоже уходит.

Кэм появляется быстро. Он осматривает Кристину и отпускает ее, советуя поспать в собственной комнате. Девушка рассеянно кивает в ответ.

Пока она бредет по коридорам Ямы, то думает о том, что с ней что-то не так. Что-то повредилось внутри нее, если ей становится интересен Эрик, его мысли, его прошлое. Это так или нет? Кристина не любит жестокость. В Бесстрашии слишком много крови и боли. Иногда ей кажется, что чересчур. Эта фракция защитников, а не садистов. Кто-то явно просчитался, создавая ее. Кто-то там, наверху, ошибся. Создал не верный бастион рыцарей в коже, а тюремную камеру, где правит жестокость. Кристина понимает, что Бесстрашие ненатурально, вывернуто наизнанку.

Четыре как-то говорил неофитам, что суть любого Бесстрашного состоит в том, чтобы защищать Чикаго, быть примером мужества и доблести. Кристина же ощущает лишь желчь и горечь, людскую кислоту по венам. И девушку от этого тошнит. Мир лицемерен. Но она — не лицемерка. И даже Эрику она не желает той жестокости, что царит во фракции, ставшей для нее домом. Наверное, это ненормально. Но Кристина не может ничего с собой поделать.

Когда наступает ночь, девушка возвращается в палату. Это глупо и абсурдно, совершенно алогично. Но ей хочется поговорить с Эриком. Поговорить о тренировках, о том, что с ней самой будет в дальнейшем. Она четко помнит наказ Макса — месяц на восстановление, иначе она может приветствовать жизнь афракционера. Эти слова гулом раздаются в ее голове. На кону ее жизнь. И халатно к ней Кристина относиться не собирается.

— Зачем пришла? — Эрик не спит. Он встречает ее скрежетом металла — именно так звучит голос мужчины.

— Поговорить, — тихо отвечает она.

Девушка слышит, как он хрипит, царапает себе горло какими-то булькающими звуками. И тут Кристина понимает — Эрик смеется.

— Зачем?

— Ты — мой инструктор, — говорит девушка.

— Хочешь, чтобы я им был после всего?

Воздух в комнате повисает, становится давящим. Кислород будто в одно мгновение потяжелел в весе. Эрик ждет ответа. Ему это почему-то важно. В мозгу бьется странная мысль — ему стоит извиниться перед ней. За все эти удары. Мужчине это кажется абсурдным. Нет, извинения девка не получит. Она заслужила.

— Я хочу снова стать здоровой, — наконец, говорит Кристина. — Ты возвращаешь силу моим мышцам.

Эрик хмыкает. Девушка плохо видит мужчину. Она не подошла близко — стоит где-то между дверью и его кроватью.

— Ты глупая, — отвечает он. — Тупая идиотка. Тебе мало? Ты никогда, слышишь, никогда не станешь прежней!

— Нет! — Вдруг вспыхивает она. — Стану!

Эрик смеется громко. И теперь эти звуки больше напоминают настоящий смех. И от него по спине Кристины ползут мурашки. Она вдруг осознает, что у него глубокий мужской голос. От этой мысли у Кристины потеют ладони, и она сжимает руки в кулаки.

— Ты еще тупее, чем я думал, — бросает он сквозь зубы. — Пораскинь своими мозгами и пойми, насколько ты поломанная. Хочешь, чтобы я тебя доломал? — И тут Эрик понимает, что Кристина подошла ближе. В темноте он даже различает черты ее лица. Ее глаза светятся гневом.

— В чем дело? — Тихо спрашивает она. — Что во мне такого?! — Грудь Кристины часто поднимается и опускается. — Ответь мне, — требует она.

Эрик смотрит на нее внимательно. Она красивая в гневе. Стоп. Думать о Кристине так он никогда не хотел.

— Ты — слабачка, вот и все. Я не буду больше тебя тренировать. Свободна.

В ее больших глазах мелькает какое-то чувство. Она вся будто сжимается, будто ее только что жестоко ударили.

— Эрик… — Кристина прерывает себя на полуслове. Думает о чем-то, морщит лоб. Он не может с ней так. Она ведь знает, все знают, что ее больше некому тренировать. Эрик — единственный, у кого есть на это свободное время. — Я расскажу, — вдруг говорит Кристина. — Расскажу, что видела. Ту девочку.