Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина. Страница 54

   - Нет, с чего бы?

   - Хотя бы с того, что он является патриархом Венеции и заведует всеми делами епархии, в том числе и финансовыми.

   - Как президент Института Религиозных Дел Ватикана я не обязан отчитываться в своих действиях и решениях перед провинциальным архиепископом.

   - Возможно, вот только у простого духовенства возникает недоумение, почему Ватикан в вашем лице позволил себе ущемить их по части финансовых привилегий, и, как следствие, потерял клиентуру банка, отчасти всё ещё принадлежащего Ватикану.

   - Вы слишком вольно трактуете события.

   - Возможно. Не волнуйтесь, статс-секретариат обязательно разберется во всех неувязках. - Поднявшись с места, отец Матео произнёс, - Благодарю за содержательную беседу, ваше преосвященство. Всё вами сказанное я обязуюсь в точности довести до сведения монсеньора Ройбера. Приятного дня.

   - И вы будьте осторожны, отец Матео, - кинул на прощание епископ, когда Мурсиа уже покидал его кабинет. - В Ватикане на каждого найдётся немало недоброжелателей, и на вас тоже.

   Мурсиа отнесся к этой плохо замаскированной угрозе без интереса. Составив отчёт для монсеньора Ройбера, он приложил к нему распечатку, присланную Ицхаком Сарвашем, с информацией о багамском отделении "Банка Амвросия". Через неделю до ушей отца Матео дошли слухи, что статс-секретарь Бенелли сумел ограничить до того всеобъемлющие полномочия президента ИРД Марцинкуса, но папа... папа отказался отправлять епископа Ортинского в отставку.

   И смириться с этим было труднее всего.

   Когда отец Матео вернулся в пустую приемную епископа Ройбера, то с полчаса собирался с мыслями, прежде чем взять ручку с бумагой и начать выводить на староиспанском языке письмо в Манагуа. Оно было адресовано единственной женщине, которую любил всю свою жизнь, с которой делился всеми переживаниями и радостями, которая всегда понимала его и поддерживала все годы их долгой жизни - своей сестре-близнецу Эмануэле:

   "Здравствуй, Манола, милая моя сестрица.

   Хочу поблагодарить тебя за помощь с разысканием Вечного Финансиста, она оказалась бесценной.

   Уже месяц прошёл как не получал твоего письма. Я всё понимаю, наверное, ты очень занята, ведь ты никогда не позволяешь себе лениться, уж я тебя знаю. Расскажи, как тебе новая работа в школе? Много ли детишек теперь на твоем попечении?

   Я слышал жизнь в Манагуа очень тяжела, ведь всего лишь год прошёл со дня того страшного землетрясения. Расскажи, где ты сейчас и как живешь, всего ли тебе хватает?

   Знаю, тебе ужасно интересно узнать последние новости из Ватикана. Прости, что нарушу сегодня эту нашу с тобой традицию, ибо о хорошем писать почти что нечего.

   Я страшный грешник, Манола, ведь я желаю зла половине обитателей этого Града. Если бы ты только знала, какие нравы царят в Ватикане, что говорят и делают кардиналы и епископы, что вытворяют простые священники, ты бы поняла всю глубину моих страданий. Здесь совсем не осталось веры в Господа нашего Иисуса Христа. Каждый день я не могу удержаться, чтобы не осудить какого-либо прелата, за речь, что он произносит. Знаю, что ввергаю этим душу свою в грех, но то, что говорят они, в былые годы все посчитали бы за ересь. Теперь как будто это вижу и слышу только я один и оттого мне горько и обидно. Неужто в граде Ватикане не осталось больше истинной веры?

   Когда шесть лет назад я приехал в Рим, то поступил на службу в статистическое бюро, исключительно по нужде, но не из честолюбия. Я прекрасно понимаю, что не сделать мне здесь себе громкого имени, и, признаться честно, я очень рад этому обстоятельству. Теперь я скорблю лишь о том, что обрёк себя на добровольное заключение в стенах грешного города.

   Как же он походит на заключение моей души в теле. Многие столетия я размышлял, за что же я получил бессмертие тела, но до сих пор не знаю - за грехи или добродетели? Всякий человек по своей природе и смертен и бессмертен. Смерть вошла в этот мир после того как свершился эдемский грех, после того как человек пал. Не Бог сотворил его смертным, а сам человек утратил дар бессмертия. Спаситель обещал даровать нам жизнь вечную, к ней стремился и я, потому в семнадцать лет и покинул мир и ушёл в монастырь, чтобы славить Господа нашего. Но я и подумать не мог, что жизнь вечная будет дана мне не на Небесах, а в теле.

   Я часто вспоминаю те первые годы моего служения, как мне было тяжело привыкнуть к аскезе и вместе с тем радостно от того, что посвящаю я свою жизнь Богу. Но то было в смертной жизни. Как и все я спал от силы шесть часов в день в ризе на соломе в нетопленной спальне, общей для всех. Поутру мы с братией работали в поле, в полдень возвращались к монастырю для скудной трапезы, а после снова работали. Было очень тяжело. Помню, как в первый месяц я валился с ног от усталости и недостатка сна. Но там, вдали от мира и суеты мне было доступно главное - возможность непрестанно творить молитву.

   Я стал монахом в пору, когда отшельничество и аскеза были основой жизни любого монастыря. Потом всё переменилось, и монахи больше не бежали от мира, а служили ему. В то время и я ощутил всем сердцем порыв обратить свои знания в помощь людям.

   Теперь же быть монахом для меня несравненно тяжелее, чем это было раньше. Ты наверняка слышала о тех преобразованиях, что постановил Второй Ватиканский Собор - монашеские ордена призывают вернуться к первоначальному духу, что был утрачен за века. Когда я впервые услышал об этом, моё сердце ликовало при мысли, что отныне не я один во всей братии буду нести послушание со всей строгостью и аскезой. Но я ошибся в благих намерениях Собора.

   Нынешние монастыри перестают быть похожи на монастыри былых веков, какими были до французской революции и реформации. Они вообще перестали быть похожи на христианские обители. Во многих братиях больше не соблюдают распорядок дня, там даже не носят монашеских облачений. Можешь ли ты себе представить жизнь такого монастыря? Да и стоит ли называть такие заведения монастырями? Ещё собор постановил, что монашество не есть особый путь, что духовный путь мирянина к Богу ничем не хуже монашеского. Правильно ли это? Я знал немало мирян столь благочестивых и праведных, что и не могу помыслить, будто им уготовано иное место, нежели у престола Божьего. Но когда мне было семнадцать лет, я бежал из отчего дома, из родного города как раз потому, что не в силах был найти среди знакомых мне лиц благодати. Лишь в обители я обрёл душевную силу и спокойствие. Лишь там, вдали от суеты и обыденности, я мог предаться молитве со всей глубиной, мог отрешиться от пустого и мирского. Я выбрал аскезу не для того, чтобы моим самообладанием восхищались жители соседних деревушек, но только для спасения собственной души.

   А теперь после реформ Собора с каждым годом постриг принимает все меньше и меньше людей, ведь согласно нынешним веяниям путь мирянина и так достаточен для спасения. И люди остаются в миру. А ведь в нынешнем мире куда больше искушений, чем восемь веков назад. Положа руку на сердце признаюсь - будь мне сейчас семнадцать лет, я бы и не помыслил стать монахом.

   Но самое горькое, так это то, что сегодня монастыри не могут и не хотят найти себе места в мире. Нынешние монашеские ордена перестают помогать больным, потому что у государства есть больница, перестают учить детей, потому что у государства есть школы. В общинах больше нет места физическому труду, потому что, как говорят, он отвлекает от апостольской деятельности. Этого я никак не могу понять. Каждодневная работа в поле и на пастбище в дождь и зной никогда не мешали мне творить вечернюю и утреннюю молитвы. Напротив, труд только помогал мне, он учил, прежде всего, созиданию. Взрастить из лозы виноград, а виноград преобразовать в вино, что будет на причастии, или заботливо пасти и ухаживать за овцами, чтобы состричь с них шерсть а из шерсти соткать полотно для ризы - разве это не радость от того, что хоть на миг, хоть на самую малость, соприкасаешься с замыслом Божьим?