Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина. Страница 94
- Вот это дела, - заключила она, - вот оказывается, какой мир круглый. Халид, это, в каком году было - в 1969 или 1970?
- В августе 1969, - ответил человек с оружием.
- Слушай, так это получается, Лейла пошла на дело с тем оружием, которое вам привезла я годом раньше?
- С ним самым. Того, что ты навезла, хватило аж до "черного сентября".
- Нет, ну бывают же совпадения, - улыбаясь, качала головой Нада, то и дело затягиваясь сигаретой, - слушай, парень, - обратилась она к Сарвашу, - а ты нас не дуришь? Если так, то зря втираешься в доверие.
- Можете спросить госпожу Лейлу. Мы сидели на соседних рядах и даже успели мило побеседовать. Может быть, она меня и помнит.
- Ну, значит, в одну воронку дважды иногда всё же попадает. Не повезло тебе.
- Как знать, - ответил Сарваш, улыбаясь ей в ответ.
В 1945, те несколько месяцев, что он провел то ли в плену, то ли под арестом в лагере Берген-Белзен, каждый день он наблюдал через колючую проволоку, как из приземистого здания кухни выходит симпатичная молодая немка. То она катила чаны в тележке до госпитального барака и обратно, то мыла тазы на улице, а то просто стояла и курила в свободные от изнуряющей работы минуты. За все те месяцы он заговорил с ней только один раз, когда старику Бланку понадобилось лекарство от болей в сердце. Он попросил её принести таблетки из госпитального барака, и она принесла. Могла бы отказать, но не стала. Тогда он сказал, что она красивая девушка с добрым сердцем, а она не захотела называть своего имени. А потом его эвакуировали в Терезиенштадт, а она осталась в Берген-Белзене. В послевоенные годы он часто вспоминал о ней, жалел, что война развела их по разные стороны от колючей проволоки и больше увидеть её ему не судьба. А оказалось иначе, вот она всё такая же молодая на вид, сидит напротив и курит как тогда в лагере.
- Теперь ты в тюрьме Народного фронта освобождения Палестины, - произнёс Халид, не выпуская револьвера, продолжая держать Сарваша на прицеле, - за то, что совершил преступление против палестинского народа.
- Но я даже в Палестине никогда не был, - возразил Сарваш, немного лукавя. Вообще-то был, но много лет назад и уж точно не как Изаак Блайх.
- Может и не был, зато на твои деньги в Газу и на Западный Берег каждый год из Европы приезжают сотни евреев, чтобы селиться на палестинских землях.
- Я не понимаю, - честно признался Сарваш. - Может вы меня с кем-то спутали, потому что я никогда никому не давал денег для переезда в Палестину.
Сидящий рядом с Надой мужчина ухмыльнулся и с отчётливым испанским акцентом произнес:
- Ну конечно, на Палестину не давал. Евреи ведь в Израиль едут.
- Ты спонсируешь Сохнут, - настаивал Халид.
Спорить с вооруженным человеком было глупо, но другого выхода не оставалось:
- Какой Сохнут?
- Еврейское агентство в Иерусалиме. Каждый год ты перечисляешь им сто тысяч долларов.
- Постойте. Я, конечно, еврей, но с сионистами никогда не сотрудничал и в будущем не собираюсь этого делать. Тем более таких денег у меня никогда не было. Меня зовут Изаак Блайх, я финансовый консультант, работаю на банкиров и предпринимателей. Вы уверены, что вам надо было похитить именно меня?
- Слушай, вампир капитализма, - тут же произнесла Нада, - только не надо этих сказок тысячи и одной ночи - не был, не знаю, ничего не видел, отпустите, пожалуйста, домой...
Кто бы мог подумать, что тогда в лагере он был не единственным альваром. Теперь она куда более дерзкая и остра на язык. Интересно, сколько ей лет? Что же случилось с ней за эти три десятилетия, раз она участвует в его похищении? Ведь ничего плохого в Берген-Бензене он ей не сделал. Юдофобия? Вряд ли, иначе тогда она бы не дала лекарство для Бланка, которое просил Сарваш, а нагрубила бы и прогнала. Но все было ровным счётом наоборот. Наверное, она не особо разбирается с тонкостях внутриеврейской жизни и политики, раз не понимает, что в Бергене-Белзене он и многие его коллеги оказались исключительно из-за оппозиции к тогдашним лидерам сионизма и были объявлены ими отсохшими ветвями, что бесполезны для построения нового государства, и потому должны быть отсечены. Но неужели она не поверит ему сейчас?
- Пожалуйста, послушайте меня. Я ашкенази, и никогда не собирался эмигрировать в Израиль, потому что не считаю, что на территории нынешней Палестины в какие-то незапамятные времена жили мои предки. Если уж на то пошло, то мои предки выходцы из Хазарского каганата.
- Да ладно? - отреагировала Нада. - Так вам, сионистам, ещё и юг СССР подавай под исторические земли Израиля. Крым, там, Кавказ?
- Я не сионист, - настаивал Сарваш. - Я не разделяю их политические воззрения.
- Что-то мне не нравятся эти гнилые разговорчики - произнесла Нада и направилась к двери.
- Куда ты? - спросил Халид.
- На кухню, - донеслось из коридора.
В комнате повисло молчание. Никто из троих мужчин не решался задавать вопросы, пока Халид не произнес:
- Если ты не сионист, зачем тогда посылаешь им деньги.
- В жизни ни цента им не дал.
- Ты обманываешь нас.
- Я не знаю, кто и что сказал вам обо мне, но это не правда. Я знаю, что происходило в Палестине в сороковые годы, что случилось в Шестидневную и Октябрьскую войну. Я никогда не поддерживал оккупацию, я никогда не финансировал Израиль и считаю, что евреи должны жить на земле своих предков - в странах Европы, США, Китае, Эфиопии, Йемене - везде, где жили веками, среди других народов ...
Закончить он не успел, в комнату вернулась Нада. В руках у неё был разделочный нож.
С игривой улыбкой на устах она произнесла:
- Товарищи, я предлагаю отрезать этому несознательному буржуазному элементу по пальцу, пока он не прекратит морочить нам голову.
- Нада, успокойся, - твёрдо произнёс Халид.
- Да я абсолютно спокойна. Но сколько ещё это терпеть?
В её глазах не было ни страха, ни блефа, четко читалась решимость именно что отрезать пальцы. Сарваш не понимал её, почему, зачем она это делает? Она ведь должна понимать, что альвару можно только рассечь мясо до кости, но перерубить кость невозможно. И тут до него дошло - она не понимает, что он такой же альвар, как и она сама. Она его просто не узнала.
- Я говорю правду, вас обманули.
- Ага, - кивнула она, поигрывая с кончиком лезвия, - протягивай руку, какую не жалко.
- Так, стоп, - воскликнул Халид, - отойди от него. Ну же!
Нада нехотя отступила.
- Юсуф, надо переговорить. Мигель, подойди сюда.
Человек у окна повиновался. Халид отдал ему револьвер, потом подошел к Наде и отнял у неё нож, и после с другим арабом вышел за дверь.
Мигель подвинул стул ближе к Сарвашу и уселся напротив, не сводя глаз и дула револьвера:
- Поражаюсь твоему спокойствию, - сказал он, - или наглости.
Нада ходила по комнате, то и дело перебирая, всё что попадётся под руки, особенно колющее, режущее и удавливающее.
Вот она красивая девушка с добрым сердцем... Почему то сейчас Ицхак был уверен, что весь этот напускной садизм не более чем игра, способ сломить его психологически. Она весьма и более чем убедительно играла обольстительницу на приёме. Почему бы и сейчас с тем же мастерством ей не изобразить психопатку? Однако, это редкий талант, быть разной каждый час. Все-таки она удивительная женщина.
Халид и Юсуф вернулись в комнату:
- Завтра утром мы позвоним в Иерусалим, скажем, что ты у нас и предъявим требования...
- Лучше сразу убейте, - усмехнулся Сарваш. - Они ничего не выполнят, потому что никогда не слышали обо мне.
- Но ты еврей. Вряд ли им будет приятно, когда мы тебя убьём.
Сарваш лишь покачал головой.
- В войну им было плевать на евреев, что гибли в Европе, а сейчас тем более.
Его снова отправили с комнату-камеру и заперли дверь. Через пять минут тусклая лампочка погасла.