Приглашение - Деверо Джуд. Страница 34

— Что — чтобы? — спросила Терри и поджала губы. Это говорило о том, что она не собиралась верить всему, что Джеки может тут наговорить.

Но Джеки не обращала внимания, что сражается в битве, где изначально обречена на поражение.

— Он любит меня. Я хочу, чтобы он был моим другом. Принимал меня такой, какая я есть. Я не хочу его изменять, а он — меня. Не взвалю на него непосильную ношу всегда иметь ответы на все вопросы. Мы равны.

— Но, Джеки, — возразила Терри добродушно, словно объясняя что-то, известное всем на свете, — мужчине нужно чувствовать, что он мужчина. Может, ты и я знаем, что и пяти мужчин на свете не найдется, знающих хотя бы половину того, что знает любая женщина, но ведь важно, чтобы мужчина думал, что он знает больше любимой женщины.

На это Джеки засмеялась.

— Терри, если ты думаешь, что Вильям честно считает, что я знаю больше, чем он, потому что я старше, тогда ты ничего не понимаешь в мужчинах. В каком возрасте твои сыновья решили, что они знают больше о мире, чем ты. потому что ты всего-навсего женщина?

Несмотря на ощущение надвигающегося несчастья, Терри не могла удержаться от смеха.

— В девять, нет, в восемь лет.

— Ладно. Только я утверждаю, что Вильям и я равны, он этого не говорит. Мы равны, потому что я не ищу у него ответов на все вопросы. Когда я вышла замуж за Чарли, я думала, что из-за того, что он старше, он знает все, что можно узнать. Для нас обоих было тяжело, когда я сообразила, что он только человек, такой же, как и мы, грешные. И мы оба хотели вернуть то время, когда я глядела на него в ослеплении, что он может сделать все. Потом доверие и надежда ушли, и ушли навсегда. А от Вильяма я не жду, что он все знает. Мне будет хорошо от его жизненной стойкости и даже молчаливого присутствия во время бурь в моей жизни. Я не идеализирую Вильяма: вижу, что он собой представляет, но то, что я вижу — я люблю. — Джеки засмеялась:

— Ты знаешь, для него само-то даже лучше, что он нравится мне таким, каков он есть, и не должен пытаться стать таким, каким его воображает романтическая девушка.

Джеки почувствовала себя лучше, выговорившись. По мере того, как слова вылетали из ее уст, она все больше и больше убеждалась в истинности того, что говорит.

— Почему это мужчина может быть ребенком в пятьдесят, но быть зрелым в двадцать восемь не может? Все женщины утверждают в один голос, что их мужья требуют больше заботы, чем пара двухлеток, так почему невероятно, что мужчина может быть взрослым в двадцать восемь? Вильям говорит…

Терри поняла, что теряет Джеки, что, в который раз. Джеки делает только то, что хочет она, и посылает остальной мир к черту.

— И мы все знаем, как много чувства у нас в двадцать восемь. — В ее голосе звучал сарказм. — В двадцать восемь меня тянули вниз трое малышей и муж, который не задерживался на работе, зато по части выпивки держался хорошо. А ты в двадцать восемь уже пролетала через горящие сараи.

— Я отказываюсь снижать мужчину до одного показателя — его возраста, — говорила сердито Джеки. — Спросите меня о его надежности, его способности думать в критических обстоятельствах, его доброте, чувстве чести, честности, чувстве юмора, о том, как он заботится о других. Почему это все ничего не стоит, а возраст — это главное?

Терри открыла рот, чтобы что-то сказать еще, но передумала. Она увидела, что бесполезно разговаривать с Джеки — она занята своими мыслями, Терри поднялась.

— Джеки, я просто трачу силы зря. Когда этот мальчик разобьет твое сердце, я помогу тебе все склеить снова.

Это заявление рассердило Джеки.

— Разве обязательно Вильям и я обречены на неудачу, раз я старше его — годами, а не духом?

Терри пошла к двери, намереваясь промолчать, но потом вернулась.

— У тебя на все есть ответы, не так ли, Джеки? Ты везде побывала, все делала, так что, конечно, знаешь все. Могу ли я хоть что-нибудь знать? Я прожила в одном и том же городе, мой муж упорно превращается в городского пьяницу, а дети, без сомнения, проведут зрелые годы в тюрьме. Что может знать такое ничтожество, как я?

— Терри, — начала было Джеки, протянув руку, чтобы дотронуться до нее, но Терри отодвинулась.

— Джеки, если я тебе понадоблюсь, я приеду, — сказала Терри, выходя.

Джеки прижалась к двери и заплакала.

— Ну почему жизнь не может быть проще? — шептала она, заливаясь слезами. — Ну почему я не похожа на других людей?

Ответа не было.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Что, удивили?

Джеки уставилась, в остолбенении открыв рот, на людей, стоявших в дверях ее дома — пятерых мужчин и двух женщин. Их лица были оживлены и счастливы, но выражения их лиц не соответствовали тому, что делалось внутри у нее.

— Джеки, ты ведь нас не ждала, так?

— Нет, — ответила она вежливо, но сердце у нее ушло в пятки. Вчера она тут возилась с Терри, и за все прошедшие часы не переступала порога дома, опасаясь разговоров жителей Чендлера о ней и Вильяме.

Сейчас у дверей толпилось семеро старых друзей Чарли, старых его собутыльников. Эти мужчины и женщины составляли раньше часть ее жизни, а теперь — нет.

Когда она смотрела на них, смеясь, принимая бутылки вина и желая приостановить праздничное бдение, она сознала, как сильно изменилась, живя в Чендлере. В Чендлере, если вас увидели в веселом настроении в три часа дня, на следующий вызывали — обычно в шесть часов пополудни — чтобы спросить, что такое с вами случилось.

— Входите, — сказала она, улыбаясь, распахивая дверь пошире. Когда все вошли, она пошла в кухню, зная, что они голодны, и что позднее по крайней мере двоим из них потребуются деньги.

— Джеки, иди сюда и расскажи, что ты делала последние два года. Мы видели сарай, полный новых самолетов. Откуда их пригнали?

При этих словах у Джеки похолодели руки, хотя она резала четвертый сэндвич. Так вот почему они здесь: они каким-то образом услышали о ее новом бизнесе и хотят войти в дело.

Внезапно ей сильно захотелось, что здесь был Вильям. Он бы вежливо, но твердо дал понять этим людям, что они нанимают только надежных, а не вышедших в тираж, чьи лучшие годы прошли и ушли.

При этой мысли она встряхнула головой, чтобы ее прояснить. Она вышла в тираж. Это ее люди, ее ровесники.

— Помогите мне! — крикнула она, входя с подносом, на котором горой возвышались сэндвичи и маринованные овощи, в столовую, где стол уже был завален пивными и винными бутылками. Один из мужчин был обвешан чемоданами.

— Надеемся, ты не возражаешь против небольшой компании на несколько дней, Джеки? — сказал один из мужчин. — Мы считали — ты не будешь против, раз вся гостиница в твоем распоряжении. Тебе, должно быть одиноко сейчас, и маленькая компания будет кстати.

— Нет, конечно, нет. Без сомнения, — ответила она, стараясь пошире улыбаться, и вернулась в те времена, когда жила с Чарли. Он был чрезвычайно щедрым человеком: все, что принадлежало ему, было точно так же в распоряжении любого. Щедрым считали Чарли, но это Джеки должна была покупать еду, готовить и стирать для всех.

Сейчас они все были здесь, желая работы и еды, и свободного поселения. Как же было ей решиться отказать им, отобрав у них последнее?

— Привет.

Она взглянула: это был Вильям, такой сильный, высокий и чистый. Солнечный свет позади головы делал его похожим на ангела-хранителя.

Опрокинув три пустые бутылки, Джеки бросилась к нему, он раскинул руки ей навстречу, прижал к груди, крепко обняв ее. Смутно она осознала, что позади них стало вдруг тихо, но ей было все равно, что они думают. До этого момента она и не представляла, как сильно она стала зависеть от Вильяма, от его стойкости.

— Эй, Джеки, собираешься нас познакомить?

Джеки представила Вильяма гостям. В комнате было шесть человек, кроме одного, старейшего друга Чарли, который на какое-то время вышел. С энтузиазмом они сказали Вильяму «привет» и предложили присоединиться к ним.