I wanna see you be brave (СИ) - "nastiel". Страница 1

========== Глава 1 ==========

— Тебя не должно быть здесь, — шепчет Дженим, когда я подхожу к нему со спины и хватаю за локоть.

— Я лихачка, мне этого никто не может запретить, — я тяну брата за ярко-жёлтый рукав рубашки, и ему приходится сделать несколько шагов назад и выйти из толпы поющих шестнадцатилеток, которые продвигаются к своему сектору в зале, предназначенном для Церемонии выбора.

Дженим сильно отличается от них, и я вижу это невооружённым взглядом. Он, несмотря на всю свою внутреннюю солнечность, не любит играть на банджо и собирать в саду яблоки, напевая при этом успокаивающие мотивы. Ещё в двенадцать он понял, что в хлебе, которым нас кормят, содержится специальная сыворотка, поддерживающая меланхолично-радужное настроение нашей фракции, а в четырнадцать у него уже были лучшие оценки по математике в школе среди всех фракций, кроме Эрудиции. И то, насколько лично я подозреваю, он специально всегда работал вполсилы, чтобы не выделяться.

Дженим — эрудит до мозга костей. Я лично украла из школы для него несколько книжек, которые он проглотил за три вечера. Он слишком умный для того, чтобы быть дружелюбным, поэтому я точно знаю, что когда назовут его имя, и он выйдет на сцену, чтобы порезать себе руку, его кровь окрасит именно кристально чистую воду Эрудиции.

Взгляд Дженима цепляется за мою свежую татуировку, покрывающую руку от плеча и до локтя — цветные чернила перекликаются с чёрными, образуя густой розовый кустарник. Массивная цепь и замок на ней оттеняют женственность раскрывшихся бутонов.

— Даже не думай глаза закатывать, тут же вырву, в кармане таскать будешь, — я прыскаю и легонько щёлкаю брата по носу.

Мы видимся с ним очень редко — после того, как я выбрала Лихость вместо своей родной фракции, мне пришлось исправно работать целый год, чтобы создать себе имя, достойное уважения. И лишь после этого я могла раз в месяц запрыгивать в поезд и проезжать через ограду, туда, где простираются сады Товарищества, туда, где мой умный братец тщетно пытается танцевать под общий ритм, туда, где мой отец, уважаемый во фракции человек, пытается улыбаться и смеяться, в то время, как на его душе скребут кошки после смерти жены и ухода дочери.

Дженим морщится и скрещивает руки на груди — он терпеть не может, когда я не воспринимаю его всерьёз. Настоящий эрудит. Я легко представляю его в очках в чёрной квадратной оправе и с ровным гладким пробором, разделяющим густые каштановые волосы.

— Джессика!

— Ладно, прости, — я наклоняю голову в сторону, затем опускаю свою ладонь брату на плечо. — Всё будет отлично, не волнуйся. Ты знаешь, какой сделать выбор. Ты знаешь, какой выбор будет правильным, — я делаю акцент на последнем слове, слегка сжимая плечо Дженима. — Я всегда буду на твоей стороне, что бы ты не выбрал, хорошо?

Дженим кивает и улыбается мне. Я отвожу взгляд в сторону и замечаю, что зал уже успокоился. К сцене идёт мужчина в серой одежде — Маркус Итон, лидер Альтруизма. Я, в отличие от многих присутствующих здесь, хорошо знаю его, но не лично, а по рассказам Тобиаса — моего лучшего друга, с которым мы вместе два года назад проходили инициацию как неофиты-переходники. И мне противен этот седовласый и располагающий к себе человек.

— Тебе пора, — я киваю в сторону сектора, где сидят ребята в ярких одеждах. Нахожу глазами нашего отца — он, в свою очередь, вертится на месте в поисках Дженима. — «Фракция превыше крови» — всё это дерьмо собачье, — шепчу я, не сводя взгляда с отца. Я слишком сильно по нему соскучилась. — Ты — мой брат, и на остальные правила мне плевать.

Дженим быстро обнимает меня. От него пахнет Товариществом — яблоками, свежим хлебом и влажной землёй. Однако я, как человек когда-то носивший эту яркую красную и жёлтую одежду в течение шестнадцати лет, могу различить лишний запах — чернила, которыми печатают книги.

Я слежу за тем, как Дженим направляется к своему месту, проходя мимо самого верхнего ряда стульев, где сидят люди в чёрных одеждах — моя новая фракция, лихачи. Прошу одного из шестнадцатилеток подвинуться, и он слушается, уступая мне половину стула.

Я знаю, что мне нельзя быть здесь, но я должна увидеть, как кровь моего брата раствориться в воде. Я хочу застать момент, когда он действительно станет тем, кто он есть.

— Добро пожаловать на Церемонию выбора, — голос Маркуса разносится по большому помещению. — Сегодня день, когда мы чтим демократическую философию своих предков, которая говорит нам, что каждый человек имеет право выбрать свой путь в этом мире. Нашим детям исполнилось шестнадцать. Они стоят на пороге взрослой жизни, и настала пора решить, какими людьми они станут. Десятилетия назад наши предки осознали, что не политическая идеология, религиозные верования, раса или национализм виновны в непрекращающихся войнах. Напротив, они решили, что это вина человеческой личности — склонности человечества ко злу, в какой бы форме это ни выражалось. Они разделились на фракции, стремившиеся искоренить те качества, которые считали виновными в мировом беспорядке. Те, кто винил агрессию, образовали Товарищество. Те, кто винил невежество, вступили в Эрудицию. Те, кто винил двуличие, создали Правдолюбие. Те, кто винил эгоизм, построили Альтруизм. А те, кто винил трусость, породили Лихость.

Винила ли я трусость, когда выбрала Лихачество? И почему же тогда не винила агрессию, если ушла из Товарищества?

Я запускаю руку в жёсткие от частой покраски волосы, на секунду поддаваясь воспоминаниям. Моя Церемония выбора. Моё имя, эхом разлетающееся вокруг. Мои ватные ноги, несущие меня в центр сцены к пяти чашам. Моя рука, что режет другую. Моя кровь, падающая на чёрные угли.

— Трудясь бок о бок, эти пять фракций живут в мире уже много лет, и каждая вносит вклад в свой сектор общества. Альтруизм удовлетворяет потребность в бескорыстных лидерах в правительстве; Правдолюбие обеспечивает надёжными и честными лидерами в юриспруденции; Эрудиция поставляет образованных учителей и исследователей; Товарищество даёт понимающих воспитателей и сиделок; Лихость гарантирует защиту от внутренних и внешних угроз. Но влияние каждой фракции не ограничено этими областями. Мы даём друг другу намного больше, чем можно описать словами. В своих фракциях мы находим смысл, находим цель, находим жизнь. Без них мы не выживем.

Выживем, просто станем бесфракционниками. Хотя, для многих в этом городе это и есть смерть.

— И потому сегодняшний день — это праздник; день, когда в наши ряды вливаются новые члены, которые будут трудится вместе с нами ради лучшего общества и лучшего мира.

Зал взрывается аплодисментами. Лихачи, по обычаю, гикают громче всех. Сидящий передо мной парень с оливковой кожей толкает локтем девушку слева и демонстрирует ей поднятый вверх палец и белоснежную улыбку. Я узнаю его — Юрайа, брат Зика — ещё одного моего хорошего друга. В моё время он тоже был неофитом-лихачом, как и его младший брат сейчас.

Маркус произносит имена, но я не акцентирую на этом внимание, и лишь привстаю с места и ищу взглядом Дженима. Вижу, как он склоняется к отцу, чтобы что-то ему шепнуть. Глаза отца начинают сканировать сектор Лихости, и я вжимаю голову в плечи — он ищет меня. Я люблю его, но даже спустя два года мне стыдно за то, что я оставила их одних, сбежала от воспоминаний, словно последняя трусиха.

Он находит меня. Его глаза всё так же грустны, как и в день, когда мы похоронили маму. Я поджимаю губы, ожидая его реакции. Он улыбается и произносит «Привет» одними губами. Во рту пересохло, я с трудом сглатываю. Папе, как и нам с Дженимом, до ужаса не идёт жёлтый цвет.

— Дженим Стилински.

Земля уходит из-под ног, словно это моё имя только что прогремело на всю аудиторию. Я выдыхаю. Вдыхаю. Встаю с места, чтобы лучше видеть, пячусь назад и упираюсь спиной в стену. Дженим быстро выходит на середину зала, к чашам. Его тело напряжено, словно натянутая струна. Я вижу это даже на таком дальнем расстоянии. Я чувствую его волнение, и оно током проходит под моей кожей.