Зов странствий. Лурулу (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук. Страница 123
В зале наступила тишина — зрители старались расслышать какие-нибудь признаки приближения Прюфелегрыза. Центральную часть сцены озарил расплывчатый круг мягкого света. Что-то появилось в щели между половинами занавеса — какой-то почти незаметный бугорок. Объект этот продолжал постепенно выдвигаться, и теперь можно было различить тихий хруст, напоминавший звуки, раздающиеся, когда крыса выскребает деревянную обшивку стены. Звуки становились все громче: «Крсст! Крсст! Крсст!»
Публика поняла наконец, что высунувшийся бугорок — не что иное, как нос, и по залу пробежал шорох радостного нетерпения. Занавес всколыхнулся, и в прореху выглянула круглая физиономия с пухлыми розовыми щеками, длинными гладкими волосами оттенка нюхательного табака и вздернутой кнопочкой носа. По-По дожевал и проглотил то, что держал во рту, после чего, лукаво подмигнув зрителям, отступил назад, и половины занавеса сомкнулись.
«По-По! По-По!» — топая ногами, вызывали клоуна зрители. Кто-то прокричал: «У нас карманы набиты прюфелями! Выходи, получай!»
Занавес распахнулся, и на сцену кувырком выскочил По-По — в свободной светло-коричневой рубахе и красновато-коричневых панталонах, расклешенных под коленями. Парень с заметным брюшком, он был на полголовы ниже среднего роста. На голове у него нахально торчала красная шапочка с помпоном, круглые, слегка выпученные глаза были широко расставлены. Исполнив странный короткий танец — что-то вроде карикатурного марша на месте — По-По остановился и принялся монотонно напевать дребезжащей скороговоркой:
«Я — По-По Прюфелегрыз, конкурент голодных крыс! Если прюфель вижу я — ухожу, его жуя! Где бы ты ни спрятал прюфли — под подушкой или в туфли — я разнюхаю мгновенно тайничок твой драгоценный! Взял я прюфельный горшок, сдвинул крышку на вершок — а в горшке, увы и ах, крыса с прюфелем в зубах! Надо было суп варить, мать родную накормить — я все прюфели стащил, суп из крысы ей сварил! И кому какое дело, что мамаша крысу съела?»
По-По вынул из кармана небольшой прюфель, высоко подкинул его в воздух, прытко подбежал и поймал его зубами.
«Вчера соседская черная собачка совершила преступление, — доверительно обратился он к публике. — Стащила мой отборный прюфель! Я взял дубинку и выследил ее — она унесла прюфель в кусты и с наслаждением его грызла! Ох уж и отколотил я ее! Живого места не оставил! А тут, смотрю — откуда ни возьмись, еще одна такая же черная собачка, с моим прюфелем в зубах! Оказывается, я колотил не ту собачку! Неважно — я тут же исправил ошибку, огрел по спине второго пса и отнял у него свой прюфель!» — По-По исполнил несколько па своего причудливого танца:
«Я — По-По Прюфелегрыз, конкурент голодных крыс! За версту я прюфли чую — все найду и все стащу я, отниму их у детей, беспардонный прохиндей! В подземелье под замкóм прячет прюфли скопидом — мне преграды нипочем, голод служит мне ключом! Привлеченный ароматом, подкрадусь я воровато и устрою пир горой в разоренной кладовой! Снизу вверх и сверху вниз, я — По-По Прюфелегрыз!»
Комик продолжал эпическое повествование о своих победах и поражениях, воспевая вкусовые качества несравненного корнеплода и прерывая частушки неуклюжими прыжками и взбрыкивающим танцем. Он попробовал сделать сальто-мортале, но неудачно приземлился и некоторое время стоял на голове, размахивая руками и ногами, пока у него из карманов сыпались прюфели. Наконец, опустившись на четвереньки, выпятив обширный зад и принюхиваясь, как собака, он принялся лихорадочно собирать разбросанные по сцене прюфели. Собрав все до единого и засунув последний в рот, он вприпрыжку скрылся за занавесом, заслужив взрыв аплодисментов.
Публика продолжала шуметь, вызывая популярного клоуна на бис. По-По вернулся на сцену и прошелся по ней колесом — зрители одобрительно свистели, топали ногами и улюлюкали. Комик снова убежал. Загорелись люстры, начался антракт; зрители выходили в фойе и возвращались с закусками.
В зале снова наступила темнота. Зазвучал гулкий голос конферансье: «По-По отвлекся важным делом — матушка подала ему полную миску отборных прюфлей. Уверен, что он скоро вернется, чтобы сообщить нам о своих новых злоключениях. Но теперь маэстро Монкриф и его замечательная труппа выступят с программой из трех экзотических номеров, чтобы познакомить нас с чудесной страной волшебства и красоты! Позвольте представить вам знаменитую труппу Чародея Монкрифа!»
После вульгарных глупостей клоуна По-По, основанных на повседневных реалиях местной жизни, публика не была готова приветствовать каких-то инопланетных гастролеров и не выразила особого энтузиазма.
Монкриф выступил на сцену; его приветливая внешность и любезные манеры не вызвали у зрителей никакой симпатии. Шарлатан надел элегантный костюм из черного бархата и серый плащ с каймой, расшитой узорами из алхимических символов. Когда он с улыбкой поклонился публике, из зала донеслись несколько мяукающих и тявкающих возгласов.
«Уважаемые горожане Какса и жители благородных возвышенностей и плодородных равнин Бленкинсопа! Мне почти нечего сказать — кроме того, что мы благодарны за возможность выступить в «Треванионе», несомненно одном из лучших и роскошнейших театров Ойкумены! Предлагаю вам приобрести опыт неповторимых переживаний, увидев своими глазами магическое представление труппы Чародея Монкрифа! Оно говорит за себя и не нуждается в лишних вступлениях. Не буду больше вас задерживать!» — Монкриф с достоинством поклонился и покинул сцену.
Публика, теперь уже в какой-то степени заинтересованная, отозвалась жидкими хлопками и приготовилась оценить чудеса, на которые намекнул антрепренер.
Занавес раздвинулся, открыв взорам тропические джунгли с голографической проекцией лиловых гор на заднем плане.
Первая сцена была исполнена безукоризненно, вплоть до ее мрачного, леденящего кровь финала. Некоторое время зрители сидели молча, по-видимому не совсем понимая, как им следует относиться к столь необычной фантасмагории, но в конце концов отреагировали осторожными аплодисментами.
Занавес снова раскрылся — теперь сцена изображала идиллический пасторальный ландшафт. Номер начался с танца нимф в коротких белых юбочках и закончился роковым отчаянным падением ожившей статуи в тростники.
Опустилась постепенно мутневшая пелена, скрывшая от глаз трагическую картину на лугу. Аплодисменты были негромкими — зрители опять же не были уверены в том, как надлежало реагировать на непривычное представление. Монкриф снова вышел на сцену, встал перед занавесом и поднял обе руки, словно призывая к тишине и так уже достаточно молчаливый зал:
«Мы предложили вашему вниманию два номера из нашей программы. Рад видеть, что наши творческие усилия не пропали даром. Что такое искусство? Это передача эмоций посредством применения символов, понятных как творцу, так и тем, кто воспринимает его творение. Не сомневаюсь, что бленки остро переживают эмоции, послужившие основой для нашей фантасмагорической сюиты!
Для того, чтобы отдать должное вашему вниманию и отпраздновать вашу восприимчивость, мы заменили третью сцену, которая могла бы вызвать у вас разочарование, своеобразным праздничным финалом, позволяющим наилучшим образом выразить наше искреннее восхищение бленками и вашей потрясающей цивилизацией! Мы посетили множество планет и познакомились со множеством самых разнообразных культур, но ни одна из них не произвела на нас такое глубокое впечатление, как культура Бленкинсопа!
Короче говоря, мы считаем, что обязаны выразить благодарность за ваше гостеприимство и за ваше благосклонное отношение к необычной программе. Надеемся приятно вас удивить — уверен, что вам надолго запомнится окончание нашего выступления!»
Монкриф повернулся к кулисе и подал знак. Появилась вся его труппа, теперь уже в обычных балаганных костюмах. «Ага! — воскликнул Монкриф. — Вот они, все тут как тут!» Обратившись к девушкам и клутам, он сказал: «Можете занять свои места. Всюду поспевайте, ничего не забывайте!»
Все исполнители, включая Монкрифа, спрыгнули на широкий плоский выступ авансцены. На этом уступе были расставлены через равные промежутки шесть пар массивных объектов, закрытых чехлами.