Моя гениальная подруга - Ферранте Элена. Страница 48
— Так и есть, — сказал Рино, с изумлением глядя на сестру.
— Ну да, — растерянно подтвердил Фернандо. — Но не сейчас.
— А нельзя ли взглянуть на какие-нибудь эскизы? У вас ведь есть эскизы?
Рино изменился в лице: испугался, что сестра откажется, но на всякий случай сказал:
— Покажи рисунки.
Лила продолжала его удивлять: без всяких возражений пошла в подсобку, принесла рисунки и протянула брату, который вручил их Стефано. Там были все ее модели, придуманные почти два года назад.
Стефано показал мне рисунок женских туфель на высоком каблуке.
— Ты бы такие купила?
— Конечно.
Он снова стал рассматривать рисунки. Затем сел на табуретку и снял правый ботинок.
— Какой это размер?
— Сорок третий, но подойдут и на сорок четвертый, — соврал Рино.
Лила, продолжая изумлять нас, взяла обувной рожок, опустилась перед Стефано на колени и помогла ему обуть ногу в новый ботинок. Затем сняла с него второй и повторила операцию.
Стефано, до того изображавший решительного делового человека, заметно волновался. Он подождал, пока Лила поднимется, и еще несколько секунд сидел, переводя дыхание. Потом встал и прошелся.
— Тесноваты, — сказал он.
Рино разочарованно нахмурился.
— Можем чуть растянуть на специальной машине, — неуверенно вмешался Фернандо.
Стефано посмотрел на меня и спросил:
— Как они на мне?
— Хорошо, — сказала я.
— Тогда я их беру.
Фернандо хранил невозмутимость, зато Рино сиял:
— Только смотри, Стэ́, это эксклюзивная модель «Черулло». Они недешевые.
Стефано по-дружески улыбнулся и сказал:
— Как ты думаешь, если бы это не была эксклюзивная модель «Черулло», стал бы я их брать? Когда будут готовы?
Рино, не скрывая радости, смотрел на отца.
— Подержим в машине дня три, — решил Фернандо. Он мог бы назвать срок и в десять, и в двадцать дней, и в месяц, лишь бы потянуть время и свыкнуться с новостью.
— Отлично. Определитесь пока с ценой, чтобы меня тоже устроила, а через три дня я за ними зайду.
Он у нас на глазах сложил рисунки и убрал их в карман. Затем пожал руку Фернандо и Рино и направился к двери.
— А рисунки? — холодно спросила Лила.
— Я верну их тебе через три дня, хорошо? — дружелюбно сказал Стефано и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Пропустил меня вперед и вышел следом.
Я уже сидела рядом с ним в машине, когда из мастерской выбежала Лила. Она была в бешенстве:
— Ты что, думаешь, мой отец идиот? И брат идиот?
— Что ты имеешь в виду?
— Если ты вздумал перед нами паясничать, то не на тех напал.
— Ты меня обижаешь. Я не Марчелло Солара.
— А кто ты?
— Я коммерсант. Такой обуви, какую ты нарисовала, еще никто никогда не делал. Я не только про ботинки, я про все твои модели.
— И что теперь?
— А теперь дай мне подумать. Увидимся через три дня.
Лила смотрела на него не отрываясь, будто пыталась разгадать, что у него на уме, и не отходила от машины. Наконец она — у меня ни за что не хватило бы смелости сказать что-то в этом роде — произнесла:
— Ну смотри. Марчелло уже пытался меня купить. Но я не продаюсь.
Стефано уставился на нее долгим взглядом.
— Я не потрачу ни одной лиры, если не уверен, что она принесет мне сто.
Он завел машину, и мы уехали. У меня исчезли последние сомнения: прогулка на машине была нужна им, чтобы заключить своего рода сделку, ставшую итогом многих встреч и переговоров. Я тихо сказала по-итальянски:
— Стефано, пожалуйста, высади меня на углу. Если мать увидит меня с тобой в автомобиле, мне влетит.
38
За сентябрь жизнь Лилы решительно изменилась. Счастливой она не стала, но стала другой. Что до меня, то я вернулась с Искьи, влюбленная в Нино и оскверненная губами и руками его отца, в полной уверенности, что буду плакать день и ночь из-за того, что счастье у меня в душе мешается с ужасом. Но я ошибалась: приключения лета моментально потускнели, а воспоминания о наших встречах с Нино и даже отвращение к усам его отца отодвинулись куда-то в глубь сознания. Все затмили события, связанные с Лилой.
В следующие три дня после прогулки на машине с откидным верхом она под благовидным предлогом ходила в лавку Стефано и каждый раз брала с собой меня. Я соглашалась ее сопровождать, но с замиранием сердца: боялась столкнуться с Марчелло. В то же время я гордилась ролью конфидентки, сообщницы и советчицы; кроме того, мне льстило внимание Стефано. Мы оставались девчонками, хоть и казались себе коварными интриганками, свободными от предрассудков. Мы с нашей обычной страстью обсуждали Марчелло, Стефано и обувную затею и верили, что сумеем все уладить. «Так я ему и скажу!» — восклицала Лила, а я добавляла свои коррективы: «Нет, лучше скажи вот так». Потом они со Стефано уединились для беседы в правом углу прилавка; я пока болтала с Альфонсо, недовольная Пинучча обслуживала клиентов, а Мария сидела за кассой, неодобрительно поглядывая на старшего сына, который в последнее время мало интересовался работой и давал соседкам повод для пересудов.
Разумеется, мы импровизировали. Я старалась понять, что задумала Лила, и вести себя в соответствии с ее целями. Поначалу складывалось впечатление, что она просто хочет помочь отцу и брату немного заработать на продаже Стефано единственной пары ботинок «Черулло», но вскоре я начала догадываться, что с помощью молодого колбасника она прежде всего пытается избавиться от Марчелло Солары. Один раз я, набравшись смелости, спросила ее:
— Кто из них двоих нравится тебе больше?
Она пожала плечами:
— Марчелло мне никогда и не нравился. Отвратительный тип.
— А ты согласилась бы стать невестой Стефано ради того, чтобы выгнать из дома Марчелло?
Она секунду подумала и кивнула.
Итак, она поставила перед собой цель любым способом покончить с вторжением в ее жизнь Марчелло, и я была на ее стороне. Возникали и другие проблемы, но мы пока от них отмахивались, посвящая все силы решению главной. По крайней мере, мы в это верили. На самом деле реальные шаги предпринимал один Стефано.
Он был верен своему слову: через три дня пришел в мастерскую и купил ботинки, хотя они были ему малы. Фернандо и Рино после долгих колебаний назначили цену в двадцать пять тысяч лир, договорившись, что сбавят ее до десяти. Но Стефано не стал торговаться и выложил еще двадцать тысяч за рисунки Лилы — они, сказал он, так ему нравятся, что он закажет для них рамки.
— Рамки? — переспросил Рино.
— Да.
— Как для картин?
— Да.
— А ты сказал моей сестре, что покупаешь ее рисунки?
— Да.
Стефано на этом не остановился. Несколько дней спустя он снова заглянул в мастерскую и объявил отцу и сыну, что арендовал соседнее с ними помещение: «Если надумаете расширяться, оно в вашем распоряжении».
В доме Черулло долго обсуждали, что означает слово «расширяться», пока Лила, понимая, что до них не доходит, не объяснила:
— Он предлагает вам превратить мастерскую в предприятие по пошиву обуви «Черулло».
— А деньги? — осторожно спросил Рино.
— Он даст.
— Он сам тебе это сказал? — встрепенулся Фернандо, не веря собственным ушам. Нунция придвинулась ближе к мужу.
— Он сказал это вам двоим, — ответила Лила, кивая на отца и брата.
— А он знает, что обувь ручной работы дорого стоит?
— Вы ему это продемонстрировали.
— А если она не будет продаваться?
— Значит, вы напрасно трудились, а он потеряет деньги.
— И все?
— Все.
Несколько дней они пребывали в крайнем возбуждении. Внимание к Марчелло заметно ослабло: он приходил в половине девятого, а ужин еще даже не начинали готовить. Перед телевизором сидели только Мелина с Адой, а члены семейства Черулло шушукались в другой комнате.
Конечно, больше всех воодушевился Рино. К нему вернулись энергия и хорошее настроение; как прежде он дружил с Солара, так теперь сблизился со Стефано, Альфонсо, Пинуччей и даже синьорой Марией. Наконец Фернандо отбросил последние сомнения. Стефано пришел в мастерскую, и после недолгого обсуждения они договорились, что он берет на себя все расходы, а отец и сын Черулло запускают производство всех моделей, придуманных Лилой, включая ту, которую она сшила с помощью брата. Прибыль решили делить пополам. Стефано по одному вынимал из кармана рисунки и показывал Фернандо: