Одержимость миллиардером (ЛП) - Вилкокс Хлоя. Страница 10

И теперь ещё одно: за нашей электронной перепиской наблюдают.

Приходите сегодня вечером ко мне и позвольте нам спокойно поговорить обо всём.

Юдифь здесь не будет.

P.S.: Я не веду список.

Я буквально могу чувствовать ловушку: у него дома, в кресле стиля "ампир", в руке бокал вина, его нежность на моём локте, его дыхание на моём затылке. Как долго я смогу там сопротивляться?

От: [email protected]

Тема: Нет, спасибо

Я благодарю за ваше предложение, но мой ответ – нет.

Итак, как договаривались, завтра в отеле для интервью с "Book Hebdo".

P.S.: Кто следит за нашей электронной перепиской?

От: [email protected]

Тема: Досадно!

Как пожелаете.

P.S.: Американцы наблюдают за европейцами, европейцы наблюдают за американцами, и остальные наблюдают за всем миром. Поэтому будьте настороже!

Кто мог интересоваться е-мейлом автора романов? Должно ли это происходить из-за его отца, который умер в Иране? Или он говорит обо мне? Я предполагаю, что Адель может читать мои сообщения... Я снова концентрируюсь на моём индексе. Между тем, яростное беспокойство отступает. Моя душа рыдает, но здесь было для этого не то время и место.

Как только я возвращаюсь домой, тут же рыдаю. Мой телефон звонит. Это должно быть Давид, который не хочет сдаваться. Мне становится всё труднее не уступать его напору. И если он станет предлагать появиться у меня? На моём мобильнике появляется фотография Оливера. Только его мне ещё не хватает! Всё же я принимаю вызов.

— О, моя Лу, ты плачешь?

Я снова вру. Вряд ли стану ему рассказывать, что я невероятно возбуждена от плейбоя из литературной отрасли.

— Работа выматывает меня... и мой индекс делает меня сумасшедшей.

— Твой... индекс? Что с индексом?

Я прямо-таки чувствую его замешательство на другом конце телефона.

— Показатель, над которым я как раз сейчас работаю!

— Ах! — вспоминает он. — Ты хочешь, чтобы я зашёл?

Это почти последнее, чего я сейчас хочу. Я выплачусь на его плече, он будет гладить мой локоть, и в конце мы окажемся в постели. Как будто моя жизнь была и так не достаточно сложной.

— Это очень любезно, большое спасибо, но думаю, лучше если я пойду раньше спать. Почему ты вообще изначально позвонил?

— Я хотел предложить тебе пойти завтра вечером со мной в кино. Идёт "Шёпот и крики" Бергмана.

"Шёпот и крики" – сейчас это переполнило бы чашу. Как будто вся эта ситуация и без того не была достаточно нервозной. Я отказываюсь, ложусь в кровать и всю ночь не смыкаю глаз.

16 августа

Совсем запыхавшись, я приезжаю в отель встревоженная и растерянная. Бар пустой. Я сажусь в одно из кресел с позолоченными подлокотниками и заказываю кофе. Кусаю губы. Мне нужно было найти предлог, чтобы сюда не приходить. И ни в коем случае я не должна была одевать это пастельно-зелёное платье с открытой спиной. В отеле работает кондиционер, я не ношу лифчик, мои соски затвердели, поднялись и выделяются под одеждой. В тот самый момент, когда я чувствую запоздалое раскаяние, меня заставляет съёжиться знакомый голос.

— Кого-то ожидаете?

Я поднимаю взгляд и вижу Давида, который смотрит на меня сияющими глазами и чарующей улыбкой, его тёмные глаза направлены на меня. Это редкость, видеть его без тёмных очков, его взгляд такой убедительный, такой запутанный.

— Да... вас! — я заикаюсь и краснею.

Чёрт... я хотела казаться холодной и неприступной. Я всё испортила! И как быть снова с этими "чисто деловыми отношениями и ничего больше"?

Давид занимает место на другой стороне стеклянного стола напротив меня. Он также заказывает кофе и молча наблюдает за мной. Я ощущаю его взгляд на моей коже как ласковое обещание.

— Вы хорошо спали? — спрашиваю я, чтобы сломать молчание.

— Посредственно. Спасибо, что вы строите свои мысли вокруг моего сна, мадемуазель Марс, но мой сон был бы значительно лучше, если бы вы уступили моим убедительным и неоднократным просьбам.

— Вы знаете мои причины, месье Фултон, — отвечаю я смущённо.

— О ваших причинах можно спорить... И между тем, вы беспокоитесь о том, что я валялся в кровати без сна, мадемуазель Марс.

Я немедленно краснею. Его взгляд ласкает мою грудь. Он проводит большим пальцем над своими губами. Во мне поднимается желание. Я сжимаю бёдра вместе, чтобы ослабить своё возбуждение. Но это делает всё только хуже. Чтобы справиться с затруднительным положением, я сажусь на край кресла, но одновременно моё платье сползает выше по моим бёдрам.

Я не должна была надевать это платье!

Сколько ещё я смогу ему сопротивляться? Внезапно Давид встаёт, подходит ближе, и, упираясь руками в бока, молча встаёт прямо напротив меня. Я поднимаю взгляд, чтобы определить, какие намерения он теперь преследует. Но его не проницаемое лицо не позволяет мне ничего предположить. В тот момент, когда официант приносит кофе, мужчина садится позади меня и прислоняется к спинке, его ноги прижимаются к моим. Фултон почти касается меня, и я чувствую его эрекцию на своей заднице. Кровь стучит в мои виски, мне становится жарко. Давид кладёт свою правую руку на мою голую спину. Он нежно меня гладит, спускаясь по моему позвоночнику вниз, снова поглаживает вверх под моими руками, касаясь основания груди. Я прогибаюсь почти против воли, совершенно так, как будто хочу чувствовать его пальцы ещё отчётливее на своём теле.

— У вас великолепная спина, мадемуазель Марс, — бормочет он мне в ухо.

Я чувствую на шее его горячее дыхание и покрываюсь "гусиной кожей". С открытым ртом, тяжело дыша, я чувствую, как желание растекается по моему телу. Если он сейчас погладит мой локоть – я пропала. Именно в этот момент в баре появляется журналист "Book Hebdo". Мужчина смотрит на нас с широкой ухмылкой и Давид рывком встаёт. Я начинаю краснеть от стыда, чувствуя одновременно облегчение, что вмешательство извне спасает меня от опасной ситуации, в которой я маневрировала. Я нерешительно поднимаюсь и подаю руку журналисту. Всё ещё насмешливо улыбаясь от того, что застиг врасплох Давида Фултона, который этим довольно-таки раздражён, поэтому даёт односложные ответы "да" или "нет". Это не продолжается и пяти минут, пока журналист не понимает, что сегодня не вытащит из Давида ничего интересного.

— Я уже понял, я мешаю... Вы хотите, чтобы мы назначили другую встречу, чтобы вы могли немного больше сконцентрироваться на мне.

— Отличная идея. Встречаемся завтра. То же самое время, то же самое место?

Журналист встаёт, трясёт на прощание руку Давиду и мне, при этом самодовольно усмехается, так что я неважно себя чувствую.

Как только он удаляется, Давид снова садится рядом со мной.

— Вы всё ещё говорите нет? — шепчет он в мою шею и при этом кладёт свою руку на мою спину.

Теперь действительно что-то творится с моими последними остатками гордости. Я не хочу быть практиканткой, которая спит с шефом, ненавижу этот вид отношений с подчинёнными. Но поздно, слишком поздно. Тепло его руки на моей спине заставляет исчезнуть силу воли.

— Я охотно бы... — шепчу я отчаянно. — Я бы охотно ещё долго вам сопротивлялась. Но полагаю, что больше с этим не справляюсь.

— Я понимаю – это значит да.

Я киваю и кусаю губы. Давид встаёт, берёт мою руку. Он ведёт меня к ресепшену и требует апартаменты. При других обстоятельствах мне было бы стыдно. Но мой разум отключился как одурманенный. Я больше не чувствую ничего другого, кроме желания, этот жар между моих ног, который требует удовлетворения. Мы следуем за невозмутимым посыльным в подъёмник. Давид снова кладёт свою руку на мою обнажённую спину, которая сжигает меня, и тепло которой струится по всему телу. Поднявшись наверх, Фултон ведёт меня в комнату, не отнимая своей руки от моей спины.