2312 - Робинсон Ким Стэнли. Страница 69

И все в городе оказалось таким же. Неделя вышла очень насыщенной переживаниями: встречи со старыми соседями, с друзьями, с коллегами, с Мкаретом. Они даже устроили недолгие похороны прежнего города. На почву необходимо было нанести спрей редкоземельных элементов — тот представлял собой измельченный местный камень, обработанный насыщенными азотом аэрогелями, — после чего она готова была принять закваски из центральной долины Калифорнии, где залегают лучшие на Земле почвы. Но перед использованием закваски требовалось все-таки распылить редкоземельные элементы, и тут очень сгодились «похороны»: вещество распылили с воздушных шаров, как раньше прах Алекс и многих других, распахнув Большие Ворота Рассветной Стены, так что горизонтальные солнечные лучи освещали опускающуюся пыль.

Затем большая часть населения вернулась к прежней жизни, а строительные отряды продолжили заниматься восстановлением того, что еще не было воссоздано. Шли бесконечные споры: воспроизведение или трансформация, новое против старого. Свон выступала за новое и с большой страстью погрузилась в работу в парке и на ферме. Земля такая… такая… Она не знала, как это выразить. Так приятно было снова оказаться дома, вернуться в прежнюю жизнь, испачкать руки.

По очевидным причинам ферму восстанавливали в первую очередь, ускоренными темпами. Разные подходы требовали разных методик, многие ратовали за усовершенствования, введенные в сельское хозяйство за сто лет, прошедшие со дня строительства города, — а это означало новые виды растений, ориентированные скорее на почву, а не на былые, гидропонные, методы, которые прежде использовались на ферме Терминатора. Предыдущая ее версия была слишком мала, чтобы снабжать население города и солнцеходов, поэтому теперь ферму в носу пузыря расширяли. Новая почва, которую укладывали сегодня, в основном была в виде губкоподобного матрикса из удобрений — для быстрого роста корней и точной ирригации. Усовершенствованная техника генетической модификации способна была преодолеть суточный цикл растений и ускорить их рост в тридцать раз, заставив соответственно производить больше, чем в естественном мире, поэтому уже вполне возможно было выращивать дюжину урожаев за год, что повышало потребность в минералах и удобрениях. Почву при этом требовалось улучшить, чтобы она соответствовала такой интенсивности.

Когда дошло до распределения заквасок в почве, Свон только консультировала, основная работа проходила мимо нее; она просто примкнула к экологам и слушала объяснения новейших методик, а потом коротала время, наблюдая за первой партией азотфиксаторов — бактерий, бобовых, ольхи, франкии и других растений, которые лучше всего превращают азот в нитраты. Даже эту часть процесса теперь можно было ускорить. Всего несколько месяцев спустя она уже шла вдоль длинных грядок баклажанов, тыквы, помидоров и огурцов. Каждый лист и каждая лоза, каждая ветка и каждый плод тянулись к свету — установленным на ферме солнечным лампам, каждое растение приобрело собственные характерные формы, и их знакомые очертания действовали на редкость душеподъемно. Ферма — родной дом Свон, часть ее жизни; молодое поколение горожан расспрашивало ее о прежних временах — почему это, почему то? У вас есть объяснение? Когда Свон не могла вспомнить старые причины, она придумывала вероятные ответы. Большая часть вопросов была связана с проблемами места, пространства и выживания растений. Есть ли отличие? Да, в материалах, проблемах бюджета, болезнях, но не в эффективности плана, не во внутренней убежденности.

Когда новая ферма начала приносить урожай, а в парке стали быстро расти деревья и иные растения, из других террариев повезли животных. Очередное «Вознесение» — идея принадлежала не Свон, она этого не одобряла, но держала рот на замке и наблюдала: похоже, образовалась и крепла австралийско-средиземноморская комбинация; на самом деле приятно было смотреть, как растут животные, щиплют траву и устраивают логова и гнезда. Кенгуру и макаки, рыси и динго. Эвкалипты и пробковые дубы. В террариях Мондрагона, предлагающих помощь, великое разнообразие животных.

Свон целыми днями пропадала на ферме, присматривая за новичками. Кустарниковые сойки, каркая, как маленькие вороны, клевали червей и насекомых, выбиравшихся на поверхность почвы. Они поглядывали на нее, словно оценивая какие-то птичьи качества, которых Свон у себя не подозревала. Не говорите со мной по-тарабарски, просила она. Я этого не вынесу. Сойки смотрели на нее так, что она вспоминала взгляд инспектора Женетта.

Иногда после работы Свон уходила к самому бушприту города и оттуда наблюдала, как он скользит по рельсам, заставляя холмы на горизонте двигаться между звезд. Холмы, как всегда, были очень черные или очень белые. Постоянно перемещающийся переход от черного к белому (наоборот лишь изредка) делал ландшафт подвижным, и положение Свон на носу корабля становилось частью геральдического образа — цвет общества во главе истории как фигура на носу корабля, но сам корабль движется по рельсам, уходящим за горизонт, и, конечно, его движение не может быть независимым. Город, если остановится, весь сгорит дотла. А под рельсами ужасный черный туннель, пуповина, связывающая с неким первородным грехом. Да, это ее мир: движение во тьме под звездами по рельсам, которое невозможно остановить. Она гражданка Терминатора, она живет в маленьком зеленом пузыре и плывет над черно-белым миром.

По вечерам после работы Свон возвращалась в свою комнату на четвертой террасе под Рассветной Стеной. Переодевалась и шла в ресторан или к Мкарету.

— Приятно быть дома, — сказала она как-то Мкарету. — Слава богу, мы восстанавливаемся.

— А куда деваться? — ответил Мкарет.

— Как твоя работа? — спросила Свон. — Ты ведь потерял все оборудование.

Мкарет покачал головой.

— Все испеклось. Эксперимент накрылся, но и только. Аналогичные эксперименты проводятся во многих местах.

— Другие лаборатории помогли начать заново, как с животными?

— Да. В основном помогла наша мондрагонская страховка, но и люди были очень щедры. Хотя многое пришлось восстанавливать самим, как обычно.

— И как идут дела? Ты по-прежнему узнаешь полезное?

— Да, полезное, конечно.

— Есть что-нибудь о бактериях с Энцелада? Ты ведь говорил, что благодаря им можно узнать что-то интересное.

— Кажется, они поселяются в основном в человеческих кишках, попадая туда вместе с едой. Там они никак себя не проявляют и существуют как группа бактерий в твоем пищеварительном аппарате. Когда поступает слишком много продуктов, она размножается и уничтожает излишки, а потом снова утихают. Вместе с ними обычно еще таится очень маленький энцеладский хищник. Вместе они действуют почти как дополнительный набор Т-лимфоцитов. И при этом даже не повышают температуру твоего тела.

— Я знаю, ты по-прежнему считаешь, что я не должна была этого делать.

Глаза Мкарета округлились, и он медленно кивнул.

— В этом нет никаких сомнений, дорогая. Но должен сказать, что благодаря тебе и другим безрассудным мы теперь знаем гораздо больше, чем знали бы без вас. И, похоже, все завершится хорошо. Ведь, получив страшую дозу радиации, ты выжила, потому что чужаки помогли очистить твой организм от мертвых клеток, заполонивших его. Это одно из худших последствий радиации — обилие мертвых клеток.

Свон смотрела на него, стараясь осмыслить услышанное. Она долго отказывалась признать, что пребывала в безумии, когда глотала чуждые микробы. И стала настоящей мастерицей в том, как не размышлять об этом. Сойти с ума — услышать, как птицы разговаривают на непонятном языке… она знала, что может произойти. Но чтобы в результате получилось что-то хорошее…

— Это ты увидел в моей крови?

— Да. Пожалуй, да.

— Что ж, — сказала она, — надеюсь, ты прав.

Мкарет взглянул на нее.

— Еще бы. — Он покачал головой. — Мы на грани, моя дорогая. Ты же не хочешь сейчас сорваться?

— Но мы всегда на грани.