Дикий берег - Робинсон Ким Стэнли. Страница 6
– Не подходи к ульям, зажалят.
– Тебя ведь не жалят.
Он снял шляпу и отогнал пчелу к улью:
– Меня и жалить-то теперь некуда. Да они и не будут: знают, лапушки, кто за ними ходит.
Мы отошли от ульев. Седые стариковские волосы развевались на ветру, и мне казалось, что они сливаются с облаками. Борода заправлена под рубаху. Туман поднимался, образуя потоки облаков. Том потер покрытую веснушками лысину:
– Пойдем, Генри. От холода пчелки совсем рехнулись. Ты бы слышал, что за чушь болтают. Как окуренные. Чайку выпьешь?
– Обязательно.
(У Тома чай такой крепкий – выпил и почти сыт.)
– Уроки выучил?
– А то. Слыхал, покойника волнами выбросило?
– Я ходил смотреть. К северу от устья. Похоже, японец. Мы закопали его за кладбищем, где они все.
– По-твоему, что с ним приключилось?
– Ну… – Мы свернули к дому. – Кто-то его застрелил. Я открыл рот, Том хохотнул:
– Полагаю, за попытку посетить Соединенные Штаты Америки. Однако Соединенные Штаты Америки закрыты для посещения.
Старик шел через двор, не глядя под ноги, я трусил по пятам. В доме он продолжил:
– Кто-то объявил нас запретной территорией, мы в черте оседлости, приятель, а вернее, не в черте, а черт те где. Эти корабли на горизонте – они такие черные, что видны даже в безлунную ночь: тоже мне, маскировка. Я не встречал иностранца – живого иностранца – с того самого дня, а у мертвого много не выспросишь, хи-хи. Долгонько для случайного совпадения, а есть и косвенные свидетельства. Однако вопрос вот в чем: кто нас стережет? – Он наполнил чайник. – Моя гипотеза такова: нас закрыли от людей, чтобы защитить от нападения и уничтожения… Но я уже излагал тебе эти взгляды? Я кивнул.
– И все же, если на то пошло, я даже не знаю, о ком говорю.
– Они китайцы, да?
– Или японцы.
– Как ты думаешь, они заняли Каталину, чтобы никого сюда не пускать?
– Знаю только, что на Каталине кто-то есть и это не наши. Видел, как ночью весь остров сияет огнями. Да ты и сам видел.
– Еще бы, – сказал я. – Красотища.
– Похоже, теперь Авалон – оживленный маленький порт. Без сомнения, на том берегу есть гавань побольше. Какое счастье, Генри, хоть что-нибудь знать наверняка. Поразительно, как мало нам известно. Знание – ртуть. – Он подошел к очагу. – Но на Каталине кто-то есть.
– Надо бы сплавать туда и посмотреть кто. Он мотнул головой, глянул в окно на быстро струящийся туман и сказал невесело:
– Мы бы не вернулись.
Потом подбросил на тлеющие угли сучьев. Мы сели в кресла у окна и стали ждать, когда закипит чайник. Море было в серых заплатах, светлых и темных, а между нами и солнцем пролегла цепочка серебристых пуговиц. Похоже, туман прольется дождем – везет Николену-старшему, в дождь ловить можно. Том состроил гримасу, тысячи морщинок сложились в новый узор.
«Что случилось с летнею порой, – пропел он, – когда жизнь была чудесна» [2].
Я подкинул еще сучьев, не трудясь откликаться на сто раз слышанную песню. Том без конца рассказывает про старые времена, например, что наше побережье было безлесной, безводной пустыней. Однако, глядя в окно на лес и клубящиеся облака, чувствуя, как огонь согревает холодный воздух в комнате, вспоминая ночные похождения, я думал – а верить ли старику? В его книжках я не нашел подтверждения и половине историй – и вообще, вдруг он научил меня читать неправильно, чтобы чтение подкрепляло его слова?
Это было бы слишком сложно, решил я, наблюдая, как он сыплет в чайник заварку – травки, собранные на материке. Мне припомнилось, как на толкучке он догнал меня, Стива и Кэтрин – пьяный, возбужденный – и затараторил: «Глядите, что я купил, что у меня есть!» Он потащил нас под фонарь и показал половину драной энциклопедии, открытой на картинке: черное небо над белой равниной и две совершенно белые фигуры под американским флагом. «Видите, Луна! Я вам говорил, мы туда высаживались, а вы не верили». «Я и теперь не верю», – сказал Стив и чуть не помер со смеху, когда старик полез на стену. «Я купил эту книгу за четыре горшка меду, чтоб убедить вас, а вы не верите?» «Не верим!» Мы с Кэтрин тоже были изрядно поддамши и хохотали до упаду. Однако Том сохранил картинку (хотя выкинул энциклопедию), и позже я разглядел Землю – голубой шарик в черном небе, маленький, как наша луна. Помню, таращился на картинку битый час. Так что самая невероятная из Томовых историй подтвердилась, и я был склонен верить большинству остальных.
– Отлично, – сказал Том, передавая чашку пахучего чая. – Послушаем.
Я собрался с мыслями и представил страницу, которую Том велел мне заучить. Стишки хорошо запоминаются, и я стал читать с воображаемого листа:
Я читал без запинки, мне нравилось разыгрывать дерзкого сатану. Некоторые строчки было особенно здорово орать:
– Отлично, пока хватит, – сказал Том, с довольным видом отворачиваясь от окна. – Лучшие его строки, и половина украдена у Вергилия. Как с другим отрывком?
– Еще лучше, – сказал я самоуверенно. – Вот так:
– Это он про нас, – перебил Том. – Про Америку. Мы пытались проглотить мир, но подавились. Извини, давай дальше.
Я постарался вспомнить, на чем он меня сбил, и продолжил:
– Довольно! – вскричал Том, прищелкивая языком и тряся головой. – Даже чересчур. Не знаю, что на меня нашло. По крайней мере, я задал тебе стоящий отрывок.