Золотое побережье - Робинсон Ким Стэнли. Страница 60

– Говорят.

– Самое время проверить.

Результат вроде бы и есть, но какой-то не слишком отчетливый.

По левому борту то поднимается кверху, то падает ОкО. Берег – сплошная полоса света. А сзади холмы – застывшие волны света. Неподвижный свет, светлячки, ползающие с места на место.

Муравейник света, расплющенный между чернотой неба и чернотой моря.

Живой организм света. Галактика, вид с ребра.

Первую вахту стоит Таши, Сэнди уходит в каюту, левую, их тут две, по одной на каждой половине катамарана. Проснувшись, он видит серое, предрассветное небо и Таши, дремлющего у румпеля.

– Чего ты меня не разбудил?

– Уснул.

– Их, как я понимаю, еще не было.

– Не было.

– Ну, значит, сегодня. Будем надеяться.

Таши уходит в правую каюту, и Сэнди остается один на один с рассветом. С берега дует слабый, даже нежный бриз. Курс – верный, парус стоит верно, и как это Ташу удалось управлять яхтой во сне? Сзади, чуть к северу, видна Каталина, а на юге из-за горизонта выползает остров Сан-Клементе, до него еще миль десять–пятнадцать.

Звезды и спутники блекнут, потом пропадают. Море и небо обретают цвет. В той стороне, где Сан-Диего, из-за гор поднимается солнце. Рассвет на море. Сэнди вспоминает обычные свои утренние занятия и чувствует неописуемое блаженство. Шелест разрезаемой яхтой воды, ласковые шлепки волн. До чего же мирно тут и спокойно. А может, это правда – Джим всегда говорит, – что раньше знали лучший способ жить, спокойнее жили. Не здесь, конечно, не в округе Ориндж. ОкО появился, что твоя Афина Паллада, при полном параде из головы Зевса – Лос-Анджелеса. Не здесь, но где-то там, в каких-то других местах.

Поближе к полудню выползает Таш, они едят апельсины, делают себе бутерброды с сыром. А потом обходят вокруг всего Сан-Клементе – без нужды, просто так, чтобы скоротать время. Странно выглядит этот остров – мелкий, жесткий кустарник, кое-где – лысые промоины и везде, буквально везде разбитые танки, десантные амфибии, вертолеты, бронетранспортеры. А западная, дальняя от материка сторона вся в оспинах бомбовых воронок. У одного из холмов напрочь, словно ножом, срезана верхушка. Другой, соседний, сплошь закован в бетон, из которого высовываются десятки радарных мачт и прочих протуберанцев.

– А ты уверен, что это такая удачная мысль – передавать с рук на руки шестьдесят литров запрещенного афродизиака прямо под носом у нашего славного военно-морского флота? – спрашивает Таш.

– Принцип похищенного письма [26]. Им в жизнь не догадаться.

– А и догадываться не надо! У них тут такая наблюдательная аппаратура, что она, небось, может измерить молекулярный вес на расстоянии. И слышит наши с тобой разговоры.

– Ну так и не будем об этом говорить.

Инструкция у них простая, лечь в дрейф в четырех милях прямо на запад от южной оконечности острова. Приходится поработать с компасом, а затем – выбрать ориентиры, по которым можно будет держаться на нужном месте после наступления темноты.

На юге острова холмы изрезаны ровными террасами, даже трудно поверить, что это – дело рук самой природы, а не человека. На одной из террас пасутся козы.

– Самые, наверное, параноидальные козы на всем земном шаре, – замечает Таш. – Ты представляешь, что у них за жизнь? Щиплют себе полынь, никого не трогают, а тут вдруг бах-трах, начинается очередной обстрел или бомбежка.

– Жуть! – смеется Сэнди. – А вот ты, ты можешь себе представить, какое у них мировоззрение? Я хочу сказать – как они все это понимают и объясняют друг другу?

– С трудом.

– Мы для богов – как мухи для ребенка [27], или как там это.

– Интересно, есть ли у них программа гражданской обороны?

– Есть, наверное, и ничуть не хуже нашей. «Они пришли! Спасайся, кто может! Ноги в руки и – бежать!» – Сэнди и Таш смеются. – Как мухи для ребенка… как же там дальше?

– Вот если бы тут Джим был…

– Да, – кивает Сэнди, – ему бы здесь понравилось, и эти террасы, и все.

– Нужно было взять его, а не меня.

– У него сегодня урок.

– У меня тоже!

– Да, но без тебя там обойдутся.

– Скорее всего, хотя и не обязательно. – Новый взрыв хохота. – А ты слыхал, что он теперь встречается с девицей, которая ведет уроки в соседнем классе?

– Рад за него. Уж верно лучше, чем мучиться с Вирджинией.

– Да уж точно… Интересно, куда девалась Шейла? Вот она мне нравилась.

– Мне тоже. Но только Джим, он же…

– Придурок?

– А-ха-ха, ха-ха-ха. Да нет, нет, ты же понимаешь, что я хочу сказать. Ну ладно, может, хоть с этой учительницей.

– Во-во.

С наступлением ночи остров оживает. Они ужинают – опять бутербродами – и слушают доносящиеся оттуда скрип, рев, лязг, иногда – мягкий рокот боевых вертолетов. И все в полной темноте, только на самой возвышенной точке острова ровно мигает красный маячный огонек. Пару раз Таши замечает на фоне звезд черный силуэт вертолета. Затем – у-у-у-БУМ, и где-то в глубине острова взметнулось оранжевое, грязное от ошметков земли пламя. Вот дьявол!

– Будем надеяться, – смеется Таш, – что нами не заинтересуется ни одна из тепловых прицельных систем.

– Не надо так шутить!

– Они находят цель, которая теплее окружающей среды, высвечивают ее лазером и сбрасывают бомбу, а уж та идет прямиком на лазерную отметку.

У-у-у-БУУМ, соглашается с ним остров.

– Хорошо, что у нас тут нет ничего такого уж теплого.

– Не считая нас самих.

– Слушай, а ведь и правда. Может, разбежимся по каютам?

– Не-а. Ведь это – лучший фейерверк, какой мы когда увидим – если, конечно, нас не загребут в армию. Каждая такая вспышка тянет на сотню тысяч долларов, не меньше.

– Жуткие деньги!

– Это уж точно.

Игра в войну продолжается около часа, у них начинают даже побаливать уши. Затем наступает тишина, и Сэнди отправляется спать.

– Только сегодня обязательно меня разбуди.

Таши будит его ровно в три часа ночи. Катамаран дрейфует точно в том же положении, что и раньше, – кормой к острову. Темно и совершенно тихо, даже ветра почти нет. Палуба чуть покачивается. Сэнди глубоко вдыхает соленый воздух, он давно не чувствовал себя таким счастливым.

Таш не торопится в свою каюту.

– А тебе никогда не хочется уехать из ОкО, совсем уехать? – неожиданно спрашивает он.

– Да, бывает временами, – зачем-то врет Сэнди, в действительности он о таком никогда не задумывался. – В Санта-Крус, например.

– Так это то же самое, только чуть севернее.

– А ты про что думаешь?

– Ну, скажем, про Аляску.

– Силен ты. Только не знаю, там ведь такая зима. Есть у меня несколько знакомых из тех мест, так они говорят, что там ну точно маниакально-депрессивная жизнь, маниакальная летом и депрессивная зимой, а зима – в два раза длиннее лета. В общем – далеко не подарочек.

– Да, я знаю. Зато это – настоящий мир, с которым можно померяться силами, мир, который будет испытывать тебя каждый день. И там никогда не будет толкучки – как раз из-за этих самых твоих зим.

В голосе Таша звучит острая, необычная для него тоска. «Все ясно, – думает Сэнди, – нарвавшись на такую вот альтернативу, поневоле начинаешь искать какой-нибудь третий путь». Но вслух он говорит совсем другое:

– И вправду здорово. Только вот насчет серфинга возникнут проблемы.

– Не больше, чем здесь, – смеется Таш. – Со всей этой толпой.

– Что, даже ночью?

– Нет, но ты посмотри вокруг – разве тут увидишь волну? Лучше, конечно, чем воевать с фашистами, но все равно не то.

– Аляска, говоришь. Хм-м. А почему бы и нет? Будешь там выращивать для меня травку.

– Возможно.

– Ну тогда…

Они продолжают лениво перебрасываться словами, палуба тихо покачивается, в конце концов Таш засыпает, а у Сэнди не идут из головы разговоры про Эрику и Аляску. Тревожно как-то за него; может, стоит Джиму рассказать?