Вечность - Деверо Джуд. Страница 35

Она еще не чувствовала в себе достаточно мужества и силы воли, чтобы вернуться затем, чтоб целыми днями проливать слезы. Кэрри словно слышала голоса братьев, упрекающих ее в том, что она испорчена и избалована — конечно, это не они баловали ее, — словно видела переживания матери и грустное лицо отца. Кроме того, она должна будет отчитаться перед старшим братом, на что истратила деньги, В отличие от остальных, отец не будет ее бранить, он просто не поймет ее, а это еще хуже.

Кэрри потуже натянула перчатки. Нет, она не может вернуться домой, как побитая собака, поджавшая хвост.

Глава 12

Напротив нового магазина женского платья, носящего странное название «Париж в пустыне», стояло шесть карет. Их общая стоимость превышала стоимость всего движимого и недвижимого имущества в Вечности. Никто в городе не жаловался на то, что вся улица перегорожена каретами, ибо покупательницы, посещающие этот магазин, часто останавливались у галантереи и тоже делали кое-какие покупки или даже заходили, в скобяную лавочку.

Кроме того, лошадей нужно было напоить и накормить, так что конюхи тоже были не в претензии.

Мужья дам, делавших покупки, коротали время в салуне. Шесть жительниц Вечности открыли два ресторанчика которые были весьма популярны в обеденное время, да и в гостинице жильцов прибавилось. Еще две женщины из Вечности совместно открыли шляпный магазинчик через дорогу от магазина одежды. Он назывался «Левый берег». Чтобы спасти обладательниц карет от грязи, везде был настелен деревянный тротуар.

В «Париже в пустыне» миссис Джошуа Грин присматривала за клиентками, не испытывая ни малейшего напряжения. Все дамы были очень состоятельны, и каждая привыкла, что, когда она заходит в магазин, все внимание отдано ей. Сначала они пытались дать Кэрри понять, что им не нравится, когда она отвлекается на других покупательниц. Но Кэрри умела справляться с обиженными дамами. Одних она угощала чем-нибудь, с другими присаживалась поболтать, а третьим предлагала книги. Кэрри прекрасно угадывала, что кому нужно.

— Этот цвет ужасно выглядит на вас, — заявила Кэрри покупательнице, примерявшей дорогое шелковое платье. — И вырез старит вас лет на десять. Нет-нет, это платье совершенно не для вас.

— Но оно нравится мне, — заныла женщина, но тут же гордо приосанилась. — Мне это платье нравится, и моему мужу тоже. Я покупаю его.

Все присутствующие глядели на них во все глаза, ожидая развязки. Предполагалось, что Кэрри уступит — ведь покупатель всегда прав.

Кэрри мило улыбнулась стоящей перед ней женщине:

— У меня вам его купить не удастся. Я не хочу, чтобы люди судачили обо мне, что я позволила моей клиентке одеться как старухе. Мои покупатели всегда выглядят превосходно. Ну а сейчас будьте добры снять платье и отдать его мне.

Женщина, к которой Кэрри обращалась, терроризировала продавцов в четырех штатах и не собиралась так просто признавать свое поражение.

Она высокомерно улыбнулась Кэрри.

— Собственность — девять десятых закона. — Высоко вздернув подбородок, она проследовала к двери. — Разумеется, я заплачу вам, миссис Грин.

— Она уже взялась за ручку двери, но тут почувствовала, как платье расползается у нее на спине.

Глаза женщины расширились от изумления, и она обернулась.

Кэрри улыбнулась, держа в руках большие ножницы.

— Очень жаль, — сказала она, — но, боюсь, платье пропало. — Кэрри держала в руках большой кусок дорогого шелка, вырезанный ею из спины платья.

Покупательница, в гневе и слезах, стояла у двери, не зная, что делать.

— Почему бы вам не вернуться и не взглянуть на прелестный шелк персикового цвета? Этот цвет так пойдет к вашей нежной, бледной коже. Я просто вижу вас с белой эгреткой из перьев в волосах! Вы будете неотразимы.

Женщина не двигалась. Кэрри властно взяла ее под руку и отвела в комнату, которую она сама и три ее продавщицы называли между собой «палатой для выздоравливающих».

— Обслужи ее, — попросила Кэрри свою ассистентку и вздохнула, взглянув на шелковый лоскут, который она все еще держала в руках. Ну вот, еще одно платье испорчено, и убытки придется нести ей. «Глупая женщина, — думала Кэрри. — У нее совершенно нет вкуса». Кэрри считала своим долгом спасать женщин от них самих. Кроме того, необходимо было поддерживать собственную репутацию. Ее предприятию не пойдет на пользу, если «ее» дамы будут выглядеть не лучшим образом.

Кэрри оглянулась на пятерых женщин, терпеливо ожидавших своей очереди, и вздохнула снова. Ей постоянно приходилось указывать им, что носить, и подобная ответственность зачастую тяготила ее.

— Я отправляюсь забрать почту, — сказала она, обращаясь к продавщицам. — Вам придется понянчиться с клиентами, но если миссис Миллер будет докучать вам по поводу того белого платья, скажите, чтобы она дождалась меня. — Кэрри улыбнулась. — Правда, я думаю, она будет достаточно послушной после того, как увидела, что я делаю с теми, кто мне перечит. Я вернусь… — Тут она посмотрела на низкое осеннее солнышко. — Вернусь, когда вернусь.

Джошуа Грин и его дети въехали в город, восседая втроем на спине старой рабочей клячи. Несколько недель прошло с тех пор, как они последний раз покидали ферму и общались с кем-нибудь из посторонних. Брат Джоша, Хайрем, не показывался с того времени, как новая невестка забросала его обедом. Трижды на ферму являлись люди из Вечности, и трижды выпроваживал их Джош, не желая ни с кем иметь дела. На следующий день после отъезда Кэрри он оставил миссис Эммерлинг записку, извещавшую о том, что в ее услугах больше не нуждаются. Она наготовила для него и детей еды впрок и даже отказалась от денег, выплаченных ей Кэрри до конца месяца.

После того как еда, приготовленная миссис Эммерлинг, закончилась, Джош попробовал снова сам готовить для себя и детей. Первый раз, когда детям пришлось есть его пригоревшую стряпню, он ожидал нелестных отзывов, но они ничего не сказали, а молча съели все, что было у них в тарелке.

Тогда, шесть недель назад, когда он сообщил им об отъезде Кэрри, они тоже промолчали. Всю дорогу домой он ломал голову, как объяснить ее отъезд, и приготовился к душераздирающей сцене.

Он ожидал истерики и слез, но совершенно был не готов к подобному смирению. Он думал, что после заявления о том, что Кэрри вернулась в Мэн, разразится шторм.

Но дети, услышав новость, кивнули, как будто в ней не было ничего для них неожиданного. Они были похожи на двух мудрых старичков, которые много чего повидали на своем веку и знали — от этой жизни ничего хорошего ждать не приходится. Он хотел уверить их, что отослал Кэрри для их же пользы, что он знал — она уже устала изображать домохозяйку и что рано или поздно она и ее нелепая собачка все равно покинули бы их. Он хотел сказать, что лучше им было потерять ее через неделю, нежели потом через месяц, и сравнивать ее со сказочной принцессой, ненадолго вошедшей в их жизнь. Он хотел сказать, что они должны забыть Кэрри, потому что она была воображением, а нереальностью.

Но время шло, а образ Кэрри преследовал как детей, так и самого Джоша. Они не говорили о ней, даже Даллас не задавала вопросов, и Джош силился убедить себя, что скоро жизнь наладится и все будет так, словно Кэрри и не нарушала никогда привычного хода событий. Когда они остались одни, их поглотила тоска, царившая здесь да того, как мисс Кэрри Монтгомери приехала к ним.

Но, несмотря на то что Джош уговаривал себя, что все будет, как было, и Кэрри забудется, он знал — все это самообман. Ничего не станет по прежнему. Ничего. Ни он, ни дети, ни ферма. Все изменилось.

Дело было не в том, что они скучали. И не в том, что, взглянув на дом с розами внутри и снаружи, они сразу вспоминали Кэрри. Она изменила их взгляд на собственную жизнь, ненадолго сделав счастливыми. Она дала им возможность вновь улыбаться, смеяться, петь, рассказывать сказки.