Только этот мужчина - Форсби Джорджина. Страница 1

Джорджина Форсби

Только этот мужчина

Пролог

Палома Далтон, закончив макияж, посмотрела на часы. Через двадцать минут придет такси. Еще несколько месяцев, и напряженная жизнь кончится. Боже, как она будет счастлива! Ей нравилось быть моделью, вызывать восторг публики, но при условии, что так будет не навсегда.

Она достала зеркало и стала беспристрастно рассматривать лицо, известное миллионам читателей журналов, ставшее идеалом женской красоты для целого поколения.

Мировая слава вскружила голову многим, но только не Паломе. За последние десять лет она приобрела здоровый цинизм. Еще в начале карьеры Палома стала первой моделью нового типа. Высокий рост, изящное телосложение и полупрозрачная кожа, лицо с восточными чертами и золотистыми веснушками стали как бы символом последнего десятилетия.

Один оклендский фотограф однажды, выбрав удачный ракурс, настоял на том, чтобы она, с высокой прической, позировала ему в профиль. Загадочность сирены с глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками, в сочетании с общим мягким североевропейским обликом произвели настоящий фурор. Именно эта фотография изменила весь ход ее жизни, перенеся Палому из безвестности к высотам международной славы. Так она нашла свой образ: худенькая высокая девушка лет семнадцати, с полуобнаженным бюстом и красивой прической, тщательно созданной талантливыми парикмахерами.

И тем не менее ее время подходило к концу. Выросли новые мальчики и девочки, жаждущие покорить мир моды. Палома же собралась стать самой обычной молодой женщиной с немалыми, однако, сбережениями.

Откинув копну шелковистых, слегка вьющихся золотистых волос, она на минуту задумалась. Уйти в безвестность вряд ли удастся так скоро.

За окном шумел огромный город. Потоки машин, гудящих и плюющихся выхлопными газами, переполняли улицу.

Наконец зазвонил телефон.

Палома ждала этого звонка. Она подняла трубку.

— Алло?

— Палома Далтон? — спросил мужской голос с резким новозеландским акцентом.

У нее перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула и стала машинально теребить медальон, висевший на тоненькой золотой цепочке, который, так же как и высокая прическа из волос цвета янтаря, стал неотъемлемой частицей ее образа.

— Да, это я, — взволнованно проговорила женщина.

Не признаваясь себе самой, десять лет она ждала этой минуты. А в течение последних пяти лет еще и занималась активными поисками. В прошлый раз Ник сообщил ей имя, приближавшее ее к цели.

— Я нашел их. — Ник всегда старался говорить невыразительным, сдержанным тоном, как и подобает хорошему частному детективу, но сейчас он не мог скрыть ликования. — Анна и Джон Патерсоны. Живут неподалеку от Тунеатуа…

Словно пелена заслонила зеленые деревья Центрального парка, раскинувшегося под окнами, и превратила шум города в отдаленное эхо. Прошлое, события десятилетней давности встали перед Паломой, и она увидела город, такой далекий отсюда, что казалось, он находился на другой планете.

Она понимала, что затеяла рискованное дело, но не могла и представить себе, как многое отныне в ее жизни было поставлено на карту.

— Вы меня слышите? Мисс Далтон? Палома? — В интонации Ника послышалась тревога…

— Патерсон? — переспросила она чужим, хриплым и дрожащим голосом. — Все в порядке. Патерсон, — повторила она медленно. — Джон Патерсон.

— Да. Он известный человек на севере страны. Владелец большой скотоводческой станции «Голубиный холм». Родом из старой богатой семьи, приплывшей в Новую Зеландию чуть ли не на первом корабле, ставшей элитой страны. Он — член нескольких очень влиятельных организаций, вхож к министрам.

— Знаю, — выдавила Палома, сделав над собой усилие.

— Вы его знаете? — Нику стало очень любопытно, но Палома не могла объяснить ему всего, иначе самообладание окончательно покинуло бы ее. — Помолчав, детектив продолжил: — Джон был женат на Анне Смит. Она тоже происходила из богатой и известной семьи. Умерла полтора года назад от рака.

Палома, обессилев, откинулась в кресле. Охваченная нервной дрожью, она, словно в забытьи, забарабанила ногтями по телефонной трубке.

— Умерла? — переспросила она, словно ожидая опровержения.

— Да, бедная женщина. Ей было только тридцать семь. Джон моложе ее на пару лет. Они поженились, когда ему было около двадцати. Его родители умерли, и, наверное, ему нужен был близкий человек.

— Возможно, — неопределенно проговорила Палома. — Сейчас я должна уйти, Ник. Вы можете описать подробности в письме?

— Да. Но это будет солидная рукопись. Полагаю, вы догадываетесь. Обычно при подобных расследованиях мне не приходится сталкиваться с особыми трудностями, но этот случай из ряда вон выходящий. Я потратил уйму времени в поисках нужной информации. Документы оказывались потерянными или вообще не оформленными. Люди, с которыми пришлось встречаться, либо ничего не знали, либо не хотели говорить… Мне кажется, кто-то специально постарался, чтобы напасть на их след было очень трудно. Но так или иначе, нам это удалось. — Ник был доволен своим профессионализмом. — О'кей, я опишу все подробности в письме, если только вы доверяете почте.

Палома поверила бы документам, присланным по почте, но у Ника были свои странности, и одна из них — страсть к строгой секретности. Возможно, он был прав.

Еще при первом знакомстве Ник сообщил Паломе, что никогда не преступает закон, и она доверилась ему, хотя и сомневалась в том, что их представления о законности тех или иных действий совпадают. Палому не интересовало, как он добыл информацию.

— Спасибо, — сказала она сдержанно.

— Все в порядке. Я рад, что все удалось. А то это дело начало сильно осложнять мою жизнь. — Он повесил трубку.

Осложнять жизнь! Палома ждала этих сведений десять лет. И теперь, когда она их получила, почувствовала, что оказалась перед сложным хитросплетением событий, с последствиями которых могла и не справиться.

Услышав короткие гудки, женщина повесила трубку, затем посмотрела на часы.

— Надо спешить, — пробормотала она, вскакивая.

Времени, чтобы поразмыслить над новостями, чтобы хотя бы разобраться в своих чувствах, практически не оставалось.

Но среди отчаяния, горя и замешательства, охвативших Палому, реально существовало одно новое для нее ощущение, которого она даже и не ожидала, — ощущение предательства.

Десять лет Палома, несмотря на известность, была бесконечно одинока, а Анна и Джон — счастливы. Ее пальцы на мгновение коснулись золотого медальона. Знали они или нет, но их благополучие строилось на ее горе.

Сжав губы, она энергично подняла свою тяжелую сумку: здесь было множество разных необходимых вещей и книга по садоводству, с которой она никогда не расставалась. Несмотря на сомнения, Палома не собиралась позволить событиям, вторгшимся в ее жизнь, сломить себя.

Еще пять месяцев! Так невыносимо долго!

— Что я наделала? — бормотала она, открывая дверь. — Что же я наделала?

1

Десять лет — целую вечность тому назад — она в последний раз была в этих местах, шагала по этой дороге под палящим солнцем в поношенных шортах, обтягивавших ее стройные бедра, тенниске, шляпе из сурового полотна и сандалиях на узких ступнях. Сейчас дорогу заасфальтировали, а в тот день ее ноги были белыми от пыли, когда она подходила к станции «Голубиный холм», названной по имени вырисовывавшегося в знойном воздухе холма, покрытого кустарником, над которым почти всегда можно было увидеть неторопливо летящего дикого голубя.

Конечно, Палома не думала, что вернется сюда на шикарной машине, стоящей таких денег, каких она не могла и представить себе в семнадцать лет. Тогда она мечтала лишь о работе в магазине, замужестве и детях.

Если бы тогда в столичном отеле не забыли передать записку Джону Патерсону, то ее жизнь скорее всего была бы именно такой. Однако этого не произошло. И может быть, отчасти поэтому она стала вполне самостоятельной женщиной с внешностью, известной всему миру. И всем этим она обязана тому неизвестному лицу, думала Палома, иронично сжимая свои красивые губы, которое не удосужилось выполнить свои обязанности.