Брестский мир: Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Бутаков Ярослав Александрович. Страница 7

Турцию, ценой отказа от намерения захватить Проливы, следовало удержать от вступления в войну, дабы не множить и без того немалое число врагов России. Предоставляя же Турции достаточно поводов для враждебности, русская власть, согласно известному афоризму, совершала «больше, чем преступление, – ошибку».

Ничуть, впрочем, не снимая ответственности с российской элиты того времени, справедливости ради нужно отметить и «вклад» наших союзников в провоцирование Турции. Для Франции и особенно Англии тоже казалось более выгодным иметь Турцию в числе открытых врагов. Это позволяло захватить владения Османской империи. Возможно, инцидент с немецкими крейсерами «Гебен» и «Бреслау» дает ключ к роли союзников в вовлечении Турции в войну.

В августе 1914 г. Германия, желая спасти от уничтожения английским флотом свои названные крейсера, которых начало войны застало в Средиземном море, продала их нейтральной пока Турции. Англичане имели полную возможность перехватить эти корабли на пути в Дарданеллы, однако по неизвестным причинам (на этот счет высказано немало нелестных для Англии предположений) не сделали этого. Как знать, быть может, не получив эти первоклассные крейсера с опытными немецкими командами, Турция бы все-таки не решилась напасть на Россию. А так – 16 (29) октября 1914 г. новые «турецкие» корабли без объявления войны бомбардировали русские черноморские порты.

Присоединение Турции к врагам России существенно ухудшало стратегическую обстановку для нашей страны. Последний прямой путь для связи с западными союзниками – через Проливы в Средиземное море – оказался перехвачен. Между тем значение этого пути для военного снабжения России было громадным.

Россия, как показывала практика, не могла воевать без материальной помощи со стороны союзников. Из 60 тысяч пулеметов, состоявших на вооружении Русской армии в 1914–1917 гг., 32 тысячи были произведены за границей. Две трети снарядов, выпущенных русскими артиллеристами по врагу, тоже были иностранного производства [20]. Потребности Русской армии в автомобильном транспорте приходилось удовлетворять почти целиком за счет внешних поставок, при этом явно недостаточных. Не хватало России и собственных пушек, винтовок, патронов, противогазов, медикаментов, перевязочных материалов.

В силу того, что путь через Проливы оказался перекрыт, транспорты союзников в 1915–1917 гг. шли во Владивосток, в Архангельск, а с 1916 г. еще и в Мурманск, куда к тому времени была проведена железная дорога. Можно себе представить, какой кружный путь проделывало оружие из западных стран, чтобы достичь русского фронта! А от каждого из этих портов, к тому же, вглубь России вело всего лишь по одной железной дороге. Неудивительно, что и в 1918 г. большая часть грузов, поставленных союзниками, лежала не распакованной в этих портах.

Если бы этот путь оказался открыт, транспорты союзников прибывали бы в Одессу, Николаев, Херсон, Новороссийск, Севастополь, Керчь, Таганрог… Все это – порты, связанные сетью, а не отдельными ниточками, железных дорог с остальной Россией. От них до фронта – не тысячи, а всего сотни километров. Поставленное союзниками оружие не лежало бы мертвым грузом, а быстро доставлялось бы к войскам. Нетрудно представить, что это существенно подняло бы как боеспособность, так и дух Русской армии.

Проливы были ключевой стратегической позицией нового Тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии и Турции). Но они же становились и самой уязвимой их позицией. Османская империя была важным источником продовольствия и сырья для Германии. Отрезав ее, союзники лишили бы Германию возможности пользоваться ее богатыми ресурсами. Конечно, это еще не приводило сразу к поражению австро-германской коалиции. Но ее истощение происходило бы быстрее. Силы же России, напротив, истощались бы медленнее.

Своевременное овладение Проливами открывало перед всей Антантой, но прежде всего – перед Россией, ошеломляющие стратегические перспективы. Одной из самых трагических загадок Второй Отечественной войны всегда будет оставаться то, почему эта очевидная истина почти никак не отразилась на ведении Россией военных действий. Ни в чем так явно не проявлялось единство цели и средства, как в овладении Босфором! Ключ к победе всю войну лежал под стенами Царьграда, но Россия так и не удосужилась поднять его и отпереть им врата победы!

Одна лишь русская дипломатия проявляла активность в этой связи. 7 (20) марта 1915 г. было подписано секретное англо-русское соглашение, по которому Британия признала право России на обладание Проливами по итогам войны. К этому соглашению вскоре присоединилась Франция.

Одной из причин, почему Россия не предприняла усилий по захвату Проливов, выставляется то, что в начале 1915 г. Англия и Франция сами начали Дарданелльскую операцию. После длительных бомбардировок с моря турецких укреплений в Дарданеллах союзники 12 (25) апреля 1915 г. приступили к высадке десанта на Галлиполийский полуостров. Однако за несколько месяцев ожесточенных боев высадившиеся части захватили лишь крохотный плацдарм шириной в 4 км и глубиной в 5 км. В январе 1916 г. последние десантники из состава австралийско-новозеландского корпуса были эвакуированы.

Россия якобы не помогла своим союзникам высадкой собственного десанта на Босфоре потому, что хотела на будущее приберечь этот приз целиком и только для себя. Такая точка зрения противоречит логике. Конечно, весьма возможно, что русская власть и в этом случае совершала ту ошибку, которая хуже преступления, расценивая выгоды от взятия Константинополя исключительно в плане того, кому он будет принадлежать после войны. Но ведь, помимо того, что был уже заключен соответствующий договор с союзниками, присутствие русских войск на Босфоре стало бы тем реальным фактом, который заставил бы Англию и Францию считаться с русскими интересами в этом районе. Кроме того, такое объяснение игнорирует факт конкретных военных приготовлений России к десантной операции в Проливах.

Весной 1915 г. Николай II повелел готовить десант на берега Босфора. Для этого в районе Одессы формировалась 7-я армия в составе двух корпусов под общим командованием генерала от артиллерии В.Н. Никитина. Однако 19 апреля (2 мая) произошел прорыв немцами нашего фронта в Галиции. И в результате войска, предназначенные для овладения Царьградом, пришлось использовать для спасения положения на главном фронте. Таково другое объяснение отмены атаки Константинополя.

Если данная версия верна, то Верховный главнокомандующий великий князь совершил преступное стратегическое расточительство, расформировав десантную армию и бросив ее по частям латать дыры во фронте. Выгоды от овладения Проливами, как стратегические, так и, особенно, морально-политические, многократно перевесили бы потерю Галиции, Польши и ряда западных губерний. Как справедливо образно выразился по этому поводу наш военный историк, «в апреле 1915 года Россия была поставлена перед дилеммой: Царьград или Дрыщув. И Ставка выбрала Дрыщув» [21].

Наконец, третье объяснение сводится к тому, что Россия все равно была не в состоянии провести успешную десантную операцию такого рода, в подтверждение чему ссылаются на неудачу Галлиполийской операции союзников. На взгляд автора, аналогии здесь не очень уместны. Турки вплоть до 1918 года успешно сражались против англичан на всех фронтах своей империи, а русскими были постоянно биты. К тому же одновременный удар Русской армии на Босфоре и союзников в Дарданеллах намного повысил бы шансы операции на успех.

Николай II верил как в необходимость, так и в способность Русской армии и Русского флота овладеть Константинополем. Эта вера не была следствием ослепления, как часто необоснованно считают, лозунгом «креста на св. Софии». Она была продиктована пониманием исключительной стратегической важности Проливов для выигрыша войны Россией. Всю войну Николай II настаивал на проведении операции по захвату Проливов. Но с этим своим убеждением он оставался одинок в элите Империи. И весьма вероятно, что причина этого одиночества крылась отнюдь не в стратегических лишь разногласиях царя с большинством своего генералитета. Это вопрос будет подробнее рассматриваться в главе о политическом и стратегическом руководстве последнего русского самодержца.