De Secreto / О Секрете - Фурсов Андрей Ильич. Страница 45

Участие это стало таковым, что 70 % продаж «Hoechst AG» во время войны составляли взрывчатые вещества [139]. К 1917-18 гг. 78 % продаж «BASF» составляли военное оборудование и стратегические материалы [1]. На государственные субсидии был отстроен очередной завод «BASF», способный выпускать до 7 500 тонн нитратов в месяц. Завод строился под руководством Карла Крауха (Carl Krauch), и уже в апреле 1917 г. из его ворот выехал первый состав с селитрой, один из вагонов которого украшала надпись: «Смерть французам» [33].

«В конце 1916 года как результат пересмотра ситуации с производимой продукцией они [германцы] пришли к так называемой “программе Гинденбурга”. Она включала увеличение выпуска начинки для газовых снарядов, и её реализация в результате приобрела инерцию, продлившуюся до 1918 года. Стремительная экспансия в производстве необходимых по программе Гинденбурга химикатов была понятным указанием на прогресс, сделанный германцами в исследованиях производства новых эффективных химических средств», — пишет В. Лефебр. По его оценке, в конце войны сообщество «IG» производило от 2 до 3 млн. химических снарядов в неделю [375]. Альянс военных с химическими корпорациями, вне сомнения, был выгоден обеим сторонам.

Кроме того, он разрастался, пополняясь новыми членами. В августе 1916 г. «Dreibund» в составе «Bayer», «BASF» и «AGFA» и Трёхстороннее объединение «Dreierverband» в составе «Hoechst», «Cassella» и «Kalle» создали трест красителей «Teerfarbenfabriken» [40], к которой присоединилась фирма «Weiler-ter-Meer», один из отцов-основателей которой Эдмунд тер Меер (Edmund ter Meer) занимался текстилем с XVI века. Их семейное предприятие разработало способ окраски шёлка, а в 1887 г. фирма «Dr. Е. ter Meer & Cie» совместно с поставщиками «J.W. Weiler & Cie» организовала фармацевтическое направление [83]. «Организацией совместной капитализации прибыли через перекрёстное владение акциями компаний другу друга, а также другими привычными средствами были снижены риски, связанные с глобальной экспансией бизнеса и увеличивающимся ростом экспортных сделок…. Содружество было абсолютно закрытым. Прибыль компаний соединялась и делилась совместно на основании согласованного процентного участия. Управление фабриками осуществлялось независимыми администрациями, информирующими друг друга о ходе работ и опытов. Соглашение также включало совместное обхождение экспортных тарифов для материалов, сделанных вне Германии, а также прочие согласованные действия по затратам на что-либо когда-либо…» [375]. Из описания В. Лефебра видно, что основой соглашения были всё-таки не патриотические, а коммерческие интересы «IG».

Помимо данной тенденции, при которой монополии и бизнес-структуры начинают управлять государственной политикой, что станет характерным для всего XX века, руководители «IG» обозначили ряд других черт, которые станут узнаваемы в ближайшем будущем. Так, Дуйсберг оценивая промышленный план, указал на нехватку рабочей силы, и в ноябре 1916 г. кайзеровские войска депортировали около 60 000 бельгийцев на заводы Второго Рейха [1].

Католический прелат Бельгии описывал процесс так: немецкие солдаты врывались в дома, силой грузили людей в машины и отправляли для пересадки на поезд. Геббельс ещё не занимал свой пост, а немецкая газета «Kolner Volkszeitung» уже тогда описала процесс депортации как проявление «истинного гуманизма, защищающего тысячи трудоспособных рабочих от безработицы». К середине ноября в немецких шахтах уже трудилось 40 000 бельгийцев. Представители немецкой оккупационной администрации прочёсывали рынки, театры, прочие общественные места, доведя число депортированных до 66 000 человек [46]. Банковской секцией оккупационной администрации в Бельгии заведовал будущий финансовый директор «IG Farben» Ялмар Шахт [37].

Трудовая повинность, была предусмотрена 52-й статьёй 4-й Гаагской конвенции о сухопутной войне от 18 октября 1907 г. [48], но условия содержания, согласно описанию Д. Джеффрейса, вряд ли соответствовали международному праву: «В конце 1916 года, к примеру, сотни русских военнопленных были использованы для работ на заводах “BASF” в Опау, Людвигсхафене и Лойне, на новых фабриках компании на реке Заале и ещё тысячи были привлечены в процессе войны. Менеджеры Людвигсхафена были настолько рассержены яростными протестами против бедственного содержания и несъедобного питания, что для возвращения дисциплины перевели военнопленных на “строгий режим”. Остаётся только догадываться, что это означало для несчастных русских» [1]. В одном из своих писем 1915 г. немецкий физик Вильгельм Рёнтген, чья фамилии стала нарицательной, констатировал: «В концентрационных лагерях русские должны как мухи умирать от сыпного тифа, ужасно!» [49], однако в цивилизованной Европе это, как часто будет и впоследствии, тогда никого не беспокоило. Жизнь самих немцев также была не такой уж и сладкой — в прямом смысле слова. 1916 год стал самым сложным для Германии, зиму 1916–1917 гг. назвали брюквенной, так как все основные продукты питания (молоко, масло, жиры животные и растительные, хлеб и др.) были заменены брюквой. Германия по самоопределению превращалась в страну «гениально организованного голода» [48].

В этом контексте важно, что к основанному союзу в 1917 г. присоседилась фирма «Chemische Fabrik Griesheim-Elektron», дополнив новое корпоративное объединение «Kleine IG» [40]. Несмотря на внедрение ацетиленовой и дуговой сварки, производство алюминия с помощью электролиза и получение поливинилхлорида, получившего столь широкое распространение в современности, красильные фабрики в Оффенбахе в начале века оставались самым прибыльным направлением для «Griesheim-Elektron» [86]. Компания специализировалась на проведении реакций, связанных с электролизом, который стал занимать существенное место в технологии изготовления красителей, и развивалась за счёт поглощений «Oehler Werke» и «Chemikalien Werke Grieshrim», став крупнейшей красильной лабораторией [375]. «Griesheim-Elektron» была основана Людвигом Байстом (Ludwig Baist), чья династия гессенских фармацевтов упоминается ещё в XV веке. Основным направлением «Chemische Fabrik Louis Baist & Co.», открытой в середине XIX века при поддержке основателя будущего партнёра «IG Farben» компании «Degussa» Гектора Ресслера (Hektor Rossler), стало производство сельскохозяйственных удобрений [85; 87].

Актуальность такого направления, возможно, была ничуть не меньшей, чем у взрывчатых веществ. В 1895 г. ещё один ученик Августа Гофманна, английский исследователь Уильям Крукс (William Crookes), впервые в публичном выступлении описал приближающуюся продовольственную катастрофу из-за истощения залежей чилийской селитры [302; 304].

В этот период ввозимые Англией удобрения стали предметов государственного интереса. Ещё выдающийся немецкий химик Юстус фон Либих (Justus von Liebig) писал про Англию: «Она выгребает плодородность других стран… Она вспахала поля Лейпцига и Ватерлоо и Крыма и уже добралась до захоронений в итальянских катакомбах…она вывозит с чужих берегов навозный эквивалент трёх с половиной миллионов мужчин, как вампир, присосавшийся к шее Европы». Крукс продолжил апокалипсические прогнозы, выступая в 1898 г. перед Британской ассоциацией развития науки [1]. Он призывал ликвидировать угрозу «азотного голода», научившись превращать атмосферный азот в искусственные азотные удобрения: «Очень возможно, что этот скромный опыт приведёт когда-либо к большой промышленности, предназначенной решить великую проблему пищи» [302]. В начале XX столетия профессора химии говорили студентам: «Главным сырьевым источником для получения азотной кислоты является селитра, и именно чилийская, запасов которой при самом экономном расходовании её может хватить лет на тридцать. Что дальше будем делать, мы пока не знаем» [16]. Таким образом открытие процесса синтеза азота Фрицем Хабером помимо обеспечения селитрой отодвинуло проблему быстро истощающихся чилийских нитратов [2] для удобрений.