Воспоминание - Деверо Джуд. Страница 67

Нет, от Талиса Алида должна избавиться. Но как? Она прекрасно понимала, что если он будет продолжать просить руки Калли, очень скоро Джон сдастся, плюнет на свою ревность и позволит ему все что угодно.

Алида подняла голову. Для того, чтобы предотвратить такое развитие событий, надо сделать так, чтобы Талис ни о чем не просил. Надо сделать так, чтобы дети вообще перестали просить о свадьбе. Они же еще дети — что им может быть известно о таких вещах, как любовь и брак? Они же еще никого не встречали в жизни, кого стоило бы любить и на ком стоило бы жениться.

Надо, надо их разлучить, причем как физически, так и в мыслях… Если бы ей удалось заронить зерно сомнения в их мыслях, заставить их сомневаться в том, что они друг друга любят, тогда со временем, сомневаясь все больше, они перестанут хотеть пожениться.

Да, подумала она, у нее в мозгу начинает вырисовываться план. Если все пойдет так, как она задумала, в конце концов единственный, кто окажется пострадавшим, — это Джон. Когда Алида подумала о Джоне, ее сердце стало тверже камня. Ей хотелось, чтобы он пострадал.

Что касается остальных, то поначалу, конечно, придется причинить боль собственной дочери, но позже она вознаградит Калли за это. Потом, по прошествии некоторого времени, она найдет для нее мужа. Она найдет великолепного мужа, который станет ее любить и о ней заботиться. А Талис отправится к королевскому двору, добьется милости королевы и женится на какой-нибудь богатой наследнице. Собственные сыновья Алиды унаследуют то, что принадлежит им по праву. И если Джон уже не сможет завещать Талису, то можно надеяться, что удастся его заставить дать дочерям такое приданое, чтобы они могли выйти замуж.

Да, думала Алида, улыбаясь. Она сможет лечь в могилу, зная, что ужасные последствия того, что она натворила много лет назад, исправлены. Теперь, когда смерть была так близка, Алида часто начинала думать, что за все нужно платить. Когда-нибудь там, на небесах, она встретит мать Талиса. Ей хотелось бы сказать бедной девушке, что она достойно позаботилась о ее сыне.

Открыв дверь, Алида окликнула проходящую мимо служанку.

— Где Пенелла?

Девушка-служанка, совсем молоденькая, наверное, была в Хедли Холле недавно.

— А кто такая Пенелла?

— Миледи, Пенелла-то ведь на кухне, — донесся голос сидевшей в углу древней старухи. — Вы, миледи, еще много лет назад послали ее туда.

— Пришлите ее ко мне. Немедленно. Зная, что ее время на этой земле подходит к концу, Алида желала искупить все то зло, которое причинила в жизни. Пенелла была хорошая служанка, верная и преданная. Только однажды она изменила своей преданности, и этого Алида не могла ей простить никогда. Но сейчас, думала Алида, скорее всего, Пенелла уже все поняла. А, кроме того, Алиде нужен был кто-то, кому бы она могла полностью доверять.

— Могу я на тебя положиться? — холодно спросила Алида, глядя на свою бывшую служанку. Та подошла к очагу, насколько осмелилась близко. За те годы, что она провела на кухне, она состарилась как будто на несколько столетий. Алида ее не узнала бы: изнуренная, поседевшая, с иссохшими трясущимися руками, на лице глубокие морщины, плечи сгорблены.

Пенелла заглянула своей госпоже в глаза. Алида увидела в ее взгляде только мольбу — никакой гордости. Она понесла суровое наказание за то, что совершила. Однажды она предупредила одного крестьянина о том, что он скоро будет сожжен. Не было такого дня в ее жизни, когда бы она горько не раскаивалась в том, что сделала.

— Да, вы можете на меня положиться! Я жизнь свою отдам, чтобы вам это доказать, — ответила Пенелла с чувством. Она готова была поклясться своей кровью, своей душой. Теперь-то за все то, чего она так долго была лишена, — за еду, за тепло, за удобную постель, — она бы могла задушить тех крестьян своими руками.

— Хорошо. Садись. — Тон Алиды потеплел. — Угощайся. Ешь чего хочешь.

Пенелла села и трясущимися руками потянулась к еде, которая стояла на столе перед очагом. Алида приказала:

— Я хочу, чтобы ты вспомнила, что подслушала тогда, когда та старуха пришла и рассказывала про двоих детей. Она говорила про этого Талиса и мою дочь. Я хочу знать, что ты запомнила. Каждое слово.

Первым желанием Пенеллы было запротестовать и начать уверять госпожу, что она тогда послушно оставила их в одиночестве. Но по одному взгляду Алиды она поняла, что сейчас не время притворяться. Она, разумеется, подслушивала все беседы, которые вела ее госпожа, и госпожа это прекрасно знала.

Нелегко ей сейчас было сосредоточиться и вспомнить все, что тогда было. Но от каждого съедаемого ею кусочка божественно вкусной еды — настоящей еды, не объедков! — у нее в голове прояснялось, и перед ней со всей ясностью вставал тот факт, что дальнейшая ее возможность питаться так же зависит от того, что она сейчас вспомнит.

— Она говорила, что они — как две половины одного целого. Если одному что-то не нравится, то и другому тоже. Они хотят, чтобы у другого было все самое лучшее, жертвуют своими личными желаниями ради удовольствия другого. Их нельзя разлучать, разлука их убивает. Они очень ревнивы, особенно мальчик. Он просто не переносит, когда девочка обращает внимание на что-то еще, кроме него. Девочка его боготворит, поклоняется ему. Ради него она готова солгать, украсть. Наверное, она может ради него и убить. А он — он человек чести, это чувство для него очень важно. Он никогда не совершит дурных поступков по отношению к другим.

Тут Пенелла не могла удержаться от мысли, что несколько лет работы на кухне Джона Хедли, и ни в ком не останется и следа от чувства чести, даже если оно поначалу и было. У нее тоже когда-то было чувство чести. Из-за этого-то чувства она тогда и предупредила тех крестьян. Ей казалось, совершить злодейство по отношению к невинным младенцам — это «дурно». Просто удивительно, что пустой желудок способен делать с чувством чести. Теперь, вне сомнения, она могла бы сжечь весь дом, если бы от этого зависело, набит ее желудок или нет.

— Хорошо, — сказала Алида и налила служанке пива. За прошедшие годы она уже успела забыть, какая у Пенеллы замечательная память. — Мне нужна твоя помощь. Все надо сделать в полной тайне. Но я должна быть уверена, что могу тебе доверять, то есть что ты будешь верна мне, и только мне.

Пенелла подняла голову. В ее глазах засверкали слезы. И она сказала от всей души:

— Я сделаю все, что вы захотите.

— Я хочу избавиться от этого мальчишки. Пенелла отодвинула от себя тарелку с едой.

— Я его убью.

— Нет! — резко бросила Алида. — Я хочу отправить его обратно к его настоящему отцу. Я не хочу, чтобы он был связан с этим домом. — Она добавила тише: — Есть еще одна вещь, которую нужно сохранить в тайне. Я умираю. Я проживу еще от силы два года.

Пенелла бросила на нее только один взгляд, продолжая есть. Алида поняла, чего она лишилась. Когда-то давно Пенелла сделала бы для своей госпожи все, что могла, из искренней любви. Теперь она любила только одно: настоящую еду. И хотела одного: выжить. Но, впрочем, это Алиде было неважно. Алида должна была спасти свою семью, и ради достижения этой цели она была готова на все.

28

— Да-да, Эдит, — раздраженно сказала Алида. — Я понимаю, что девочка уступчива, что тебе с ней не слишком много хлопот, и все такое. И я знаю, как ты стараешься сделать для нее все, что можешь. Я тобой вполне довольна. Но я хочу знать, что ты думаешь о ней как о человеке.

Эдит смотрела пустыми глазами, не понимая, чего хочет мать. Ей нравилось делать матери доклады, нравилось перечислять все по порядку, как будто держа перед глазами аккуратный список.

— Она бегает за этим молодым человеком… Ну, я имею в виду, — Эдит смутилась и покраснела, — я имею в виду, за нашим братом.

— Ах, Эдит! — проговорила Алида с нежной улыбкой. — Ты прекрасная дочь. О такой всякая мать может только мечтать.

Сердце Эдит подпрыгнуло от неожиданности. До сих пор она еще ни разу в жизни не получала от своей матери ни слова похвалы. По крайней мере, мать никогда не хвалила ее так явно. Если она преуспевала в аккуратном ведении хозяйства да очень толково управляла служанками, Алида только кивала головой и говорила: «Хорошо». И все. И то это было намного больше, чем, например, отец. Эдит вообще была не уверена, что собственный отец знает, кто она такая. Услышав эту необычайную похвалу, Эдит была так глубоко потрясена, что смогла лишь вымолвить: