Игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы - Льюис Майкл. Страница 15
К концу июля Бэрри владел дефолтными свопами на $750 млн по низкокачественным ипотечным облигациям и про себя гордился этим. «Уверен, в мире не сыскать больше хедж-фонда с подобными инвестициями и ничего похожего по размеру портфеля», – так он писал одному из инвесторов, который прознал, что его инвестиционный менеджер разработал какую-то новую стратегию. Теперь он уже не мог не задумываться над тем, кто стоит по другую сторону сделок: какой безумец продает страховку на облигации, которые должны лопнуть? Дефолтные свопы – игра с нулевой суммой. Если в случае дефолта отобранных низкокачественных ипотечных облигаций Майк Бэрри заработает $100 млн, кто-то эти $100 млн потеряет. Goldman Sachs ясно дал понять, что действует не от своего имени, а исполняет функции посредника между покупателем страховки и продавцом.
Готовность этого человека, кто бы он ни был, продавать дешевую страховку в таких огромных количествах навела Майка Бэрри на очередную идею: основать фонд, который будет заниматься исключительно покупкой страховки на низкокачественные ипотечные облигации. Для фонда с активами в $600 млн, задачей которого являлся отбор акций, его ставка уже была гигантской; но если бы ему удалось привлечь средства исключительно для нового проекта, он мог бы заработать на много миллиардов больше. В августе он составил коммерческое предложение по фонду, названному Milton’s Opus, и разослал его своим инвесторам. (Первым делом все спрашивали: «Что такое Milton’s Opus?» На что Бэрри отвечал: «Потерянный рай» [4], но такой ответ лишь порождал новые вопросы.) Большинство инвесторов не подозревало, что менеджер их фонда просто помешался на тайне за семью печатями под названием дефолтные свопы. Многие не захотели с ними связываться, а некоторые забеспокоились, уж не пустил ли он на эти свопы их деньги.
Получилось, что вместо привлечения дополнительных средств для приобретения дефолтных свопов на низкокачественные ипотечные облигации Бэрри поставил под угрозу существование уже имеющихся вложений. Инвесторы с готовностью доверяли ему покупку акций от их имени, однако все как один ставили под сомнение его способность предвидеть серьезные макроэкономические изменения. И они определенно не понимали, что такого особенного он увидел в многомиллиардном рынке низкокачественных ипотечных облигаций. Milton’s Opus умер быстро и безболезненно. В октябре 2005 года в письме, адресованном инвесторам, Бэрри наконец раскрыл все карты и сообщил, что они держат по меньшей мере миллиард долларов в дефолтных свопах на низкокачественные ипотечные облигации. «Рынок порой ошибается по-крупному», – писал он.
Рынок ошибся, когда дал America Online деньги для покупки Time Warner. Он ошибся, когда сделал ставку против Джорджа Сороса и в пользу британского фунта. И ошибается сейчас, когда демонстрирует оптимизм, словно не замечая самого крупного кредитного пузыря в истории. Благоприятные возможности появляются редко, а грандиозные возможности, позволяющие вложить практически неограниченный капитал и получить громадные прибыли, выпадают еще реже. Избирательная игра на понижение с наиболее проблематичными ипотечными бумагами как раз и является такой возможностью.
Во втором квартале 2005 года объем просрочки по кредитным картам достиг небывалых размеров, несмотря на резкий рост цен на жилье. Иными словами, даже при наличии активов, под которые можно заимствовать, американцы с трудом выполняли свои обязательства. Федеральная резервная система повысила процентные ставки, однако ипотечные ставки продолжали падать – поскольку Уолл-стрит предлагала людям все новые и новые способы заимствования. Бэрри поставил на кон больше миллиарда, но дальше двигаться не мог без привлечения дополнительных средств. Так он и сказал своим инвесторам: американский рынок ипотечных облигаций огромен, больше, чем рынок казначейских векселей и облигаций. Вся экономика зависела от его стабильности, а его стабильность, в свою очередь, зависела от непрерывного роста цен на жилье. «Глупо полагать, что рыночный пузырь можно распознать только в ретроспективе, – писал он. – Есть вполне определенные признаки его надувания. Одна из отличительных черт истерии – стремительный рост числа и сложности случаев мошенничества… По данным ФБР, с 2000 года число случаев мошенничества увеличилось в пять раз». «Сегодняшние махинации с недвижимостью характеризуются тем, что они стали неотъемлемым элементом национальных институтов», – добавил Бэрри.
Все это неоднократно говорилось в квартальных письмах инвесторам в последние два года. Еще в июле 2003 года он разослал им обстоятельное исследование причин и последствий грядущего, по его мнению, краха рынка недвижимости: «Алан Гринспен уверяет нас в том, что в сфере недвижимости в стране не может быть ни ценовых пузырей, ни обвалов, – говорил он. – Безусловно, смехотворное заявление… В 1933 году, на четвертый год Великой депрессии, Соединенные Штаты захлестнул жилищный кризис, когда цены на жилье упали до 10 % от уровня 1925 года. Примерно по половине ипотечного долга прекратились платежи. В 1930-е годы цены на жилье по всей стране упали на 80 %». Эту же тему он снова поднял в январе 2004 года, а потом еще раз в январе 2005 года: «Хотите взять кредит в размере $1 000 000 всего за $25 в месяц? Quicken Loans предлагает ипотеку с изменяемой ставкой и с уплатой только процентов, отличительными характеристиками которой являются отсутствие выплат в течение шести месяцев и ставка 0,03 %. Без всякого сомнения, она направлена на поддержку благоразумной части американского народа – покупателей домов с временными финансовыми трудностями».
Инвесторам не очень понравилось то, что их менеджер все же пустил деньги на сомнительное дело. Как выразился один из них: «У Майка безошибочное чутье на нужные акции. А чем он занимается?» Одни были недовольны тем, что человек, в чьи обязанности входил отбор акций, опустился до никуда не годных ипотечных облигаций; другие удивлялись, почему Goldman Sachs продает дефолтные свопы, если те такой лакомый кусочек; третьи сомневались в разумности попыток объявить конец 70-летнего периода подъема рынка жилой недвижимости; четвертые вообще плохо представляли, что такое дефолтные свопы и в чем их суть. «Я не раз убеждался в том, что апокалипсические прогнозы на американских финансовых рынках редко реализуются в объявленные сроки, – написал Бэрри один инвестор. – За время моей работы они делались неоднократно и обычно не сбывались». В ответ Бэрри пояснил, что, предвидя Армагеддон, он не делает на него ставку. В этом-то и заключалась вся прелесть дефолтных свопов: они позволяли получить огромную прибыль даже в том случае, если лишь крошечная доля этих сомнительных ипотечных кредитов окажется проблемной.
Сам того не желая, он втянулся в дебаты с собственными инвесторами, чего ужасно не любил. «Ненавижу обсуждать идеи с инвесторами, поскольку в таком случае превращаюсь в защитника идеи, а это плохо сказывается на мыслительном процессе». Если вы получаете статус защитника идеи, вам сложно изменить свое мнение на ее счет впоследствии. У него не осталось выбора: люди, доверившие ему деньги, не верили в возможности так называемого макроанализа. Они могли понять, как этот талантливый молодой человек, копающийся в финансовых отчетах, отыскивает маленькие компании, на которые никто больше не обращал внимания. Но они не понимали, зачем ему углубляться в тенденции и глобальные факторы, очевидные для любого американца, смотрящего новостные каналы. «Я слышал, что White Mountains пожелала мне заниматься своим делом, – писал Бэрри одному из своих первых инвесторов. – Правда, я не уверен, что White Mountains хотя бы примерно представляет, чем я занимаюсь». Никто не видел того, что открылось ему: дефолтные свопы были частью его глобального поиска стоимости. «Я нахожусь в непрерывном поиске стоимости, – писал он White Mountains. – Меня не отвлекает ни гольф, ни прочие хобби. Стоимость – вот моя цель».