Пора цветения - Эванс Глория. Страница 29

Эдди глубоко вздохнул и опустил глаза в чашку с кофе.

- Я понимаю. Прости меня, Вирджиния. Я был не слишком долго твоим отцом.

- Но все же был. Семь лет, по крайней мере.

- Да… А потом я уехал. - Эти слова повисли в воздухе.

- Почему? - вдруг спросила Джин, и в голосе ее прозвучала боль. - Почему ты уехал? Я так и не смогла этого понять. Я тысячи раз спрашивала об этом себя, но так и не смогла найти ответа.

Эдди осторожно взглянул на нее.

- А мать разве не рассказывала тебе?

- Она ничего не говорила. Поначалу, когда это случилось, она была слишком расстроена, а потом… потом я боялась задать вопрос из опасения, что выведу ее из равновесия. Я старалась успокоить ее, облегчить ее горе. Когда же я стала постарше и осмелилась задать этот вопрос, она просто покачала головой и отвела глаза. Она так и не стала прежней… после твоего ухода. Если бы в медицинском заключении не значилось другое, я бы поклялась, что она умерла от разрыва сердца.

Эдди тяжело вздохнул.

- Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить столько горя, - пробормотал он.

- Что сделано, то сделано, - быстро сказала Джин, стараясь по возможности смягчить свой тон. - Но мне необходимо знать причину твоего ухода. Я собираюсь сама выйти замуж. И хочу знать, что именно разбило брак моих родителей с такой безнадежностью, что они даже никогда больше не видели друг друга.

Со страдальческим выражением лица Эдди невидящим взглядом уставился в окно. Затем повернул голову и усилием воли заставил себя прямо взглянуть в лицо дочери.

- Если сказать одним словом… гордость. Глупая, упрямая гордость. Твоя мать и я, мы оба были очень своенравными и упрямыми людьми. Мы любили очень эгоистично, и к тому же у нас были совершенно разные понятия о жизни. К несчастью, мы поняли это, когда было уже слишком поздно. - Он помолчал, поднеся чашку кофе к губам. Но, задумавшись, точно забыл про нее. - В те годы было не принято, чтобы мужчина и женщина просто жили вместе, не вступая в брак. Когда любовь захлестнула нас, мы подумали, что должны пожениться.

Он сделал маленький глоток кофе, и Джин заметила, что и его рука дрожит.

- Твоя мать мечтала о роскошной жизни в большом городе. Она воображала себе огромный дом, дорогие автомобили, заграничные путешествия и модные наряды. Я же вырос в сельской местности. Но я хотел, чтобы ее мечты стали и моими. Когда я увидел, как она несчастна после нескольких лет нашего брака, я нашел хорошую работу. Однако денег не хватало, чтобы купить приличный дом в престижном месте. Мы с матерью начали ссориться. Сначала по пустякам, потом все по более серьезным поводам. Ее раздирало честолюбие, которого мне недоставало. С годами я начал противиться этому. Моей единственной радостью были ты и Саймон. Все остальное было тяжким бременем, особенно мои отношения с вашей матерью.

- Я даже не подозревала о ваших разногласиях…

- Развод - единственное, что мы с ней могли сделать, чтобы уберечь вас, детей, от того ада, в котором сами жили.

Последовало недолгое молчание.

- А из-за чего в конце концов произошел разрыв?

- Я решил переехать в тихое уединенное место. Я уже ненавидел свою работу, ненавидел окружавших меня людей. У меня даже повысилось кровяное давление и начало барахлить сердце. Я знал, что твоя мать будет сопротивляться переезду, но надеялся, что мы сможем восстановить отношения, хотя бы ради спокойствия детей. - Он сделал короткую паузу. - Но мать не захотела сделать даже попытку понять меня. Она была в бешенстве, обвиняла во всяких ужасных вещах. Прожив так долго на грани срыва, на сей раз я не уступил. Я отдал ей дом, машину, все, что у нас было, и покинул ее.

Голос его пресекся, и он опять замолчал. Джин многое уже поняла. Но все еще оставался вопрос о детях, о причинах столь полного и совершенного отделения матери от сына, а дочери от отца.

- Тяжелее всего для меня было расстаться с тобой, Вирджиния, - сказал Эдди, вновь взяв себя в руки. - Поначалу твоя мать настаивала, что оставит у себя вас обоих: тебя и Саймона. С этим я не мог согласиться: вы были моей отрадой. Я хотел забрать вас обоих. Но она заявила, что подаст в суд, и я понимал, что она может выиграть. Тогда я пригрозил, что потребую половину нашего имущества. Я знал, что она этого страшно боится. - Пытаясь взять себя в руки, он на секунду закрыл лицо ладонями, А когда вновь заговорил, то в каждом слове сквозило оправдание. - Непросто было принять это решение. Но в тот момент оно казалось единственно разумным. Дочь должна была остаться с матерью, а сын с отцом.

У Джин в голове не укладывалось то, что он сейчас ей сказал. Было что-то холодное и жестокое в этом.

- Вот как? - усмехнувшись, сказала она. - Действительно, мудрое решение, ничего не скажешь! Но неужели вы оба не захотели пересмотреть его через какое-то время, когда успокоились и остыли?

Отец пожал плечами, но не смог встретиться с ее взглядом.

- Насчет твоей матери я не знаю. Я никогда не видел ее после нашего разрыва. Что же касается меня, то да, я, конечно, остыл, успокоился. Но был еще и вопрос гордости. С Саймоном мы жили в старом доме, доставшемся мне от родителей, я был беден и изо всех сил старался свести концы с концами. Я не хотел, я не мог в тот момент поехать и унижаться перед ней.

Он поднял глаза и тяжело вздохнул.

- Сам удивляюсь, что все еще чувствую обиду, - проговорил он более спокойно. - Думал, все уже забылось. Несмотря на то что твоя мать причинила мне много страданий, она не была мне безразлична, я все-таки любил ее. Со временем я приспособился жить без нее. Я привык быть для Саймона единственным. Но всегда оставалась боль от разлуки с тобой, оттого что я не знал, где ты была, кем ты стала…

Джин не могла больше сдерживаться. Она должна была узнать всю правду, всю до конца.

- Но ты ведь знал, что она умерла. Неужели ты не захотел меня видеть и после?

Выражение, которое появилось на лице Эд-ди, было почти трагическим - оно было полно мольбы.

- О, я хотел забрать тебя, Вирджиния! Все время меня не оставляла мысль об этом. Но до того, как умерла мать, мне мешала гордость. А после ее смерти я получил известие от ее кузины с мужем, что твоя мать назначила их законными опекунами и что они не видят никакой причины для нашего воссоединения.

- И ты ни разу не попытался увидеться со мной?!

- Нет, Вирджиния, не попытался.

- Почему же?! - вскричала она, вне себя от гнева и смятения.

Эдди был более спокоен, чем она. Но глубокая печаль, казалось, состарила его лет на десять.

- Я боялся. Письмо, которое прислали они, совсем не обнадеживало. Там говорилось, что ты не хочешь видеть меня, что ты еще не успокоилась от переживаний, вызванных болезнью и смертью матери. В нем было написано, что мое появление только расстроит тебя. А так же что ты ненавидишь меня и считаешь главной причиной смерти матери. Я мучился, страдал, но так и не решился приехать. В конце концов я просто боялся. Саймон уже привык, что мы жили вдвоем, и не вспоминал о матери. Мне казалось, что ты тоже уже забыла меня, и будет лучше тебе так и остаться с опекунами. А они требовали, чтобы я никак не проявлял себя, возвращали все чеки, которые я посылал. В конце концов я решил, что тебе будет лучше без меня, что давно уже стал тебе безразличен.

- Неправда, - сказала Джин, чуть не плача. - Я никогда не чувствовала по отношению к тебе злобы. Я никогда не заикалась, что не хочу видеть тебя. Они тебя просто обманули. - Она ощутила в душе гнев против этих людей, которые, лишив ее отцовской любви, ничего не дали ей взамен. - Мне было очень тяжело без родителей. И с этим чувством я живу до сих пор.

- Мне очень жаль, девочка моя, - хрипло проговорил Эдди. - Мне очень жаль. - Потянувшись к Джин, он слегка заколебался, но все же нерешительно взял ее за руку и слегка сжал холодные пальцы. - Ты получила полное право ненавидеть меня. За то, что я сделал… и за то, чего не сделал.

Впервые за много лет он коснулся ее. Джин ощутила тепло его пальцев и еще что-то, перед чем невозможно было устоять. Это была искренняя попытка восстановить их отношения, вернуть ей отцовскую любовь. И этот его жест глубоко тронул ее.