Искатель. 2013. выпуск №4 - Саканский Сергей Юрьевич. Страница 17
Наталья выгнулась, широко раскинув руки, уже собираясь его выключить и заснуть, уже потянулась стрелочкой мыши к кресту, как вдруг взгляд зацепил на новостной ленте знакомое имя… ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ПОЧТИ ОЛИГАРХА. Она кликнула, вызвав на экран всю статью. Человек, которого она знала с детства, был мертв.
«Сегодня ночью известный бизнесмен с сомнительным криминальным прошлым был найден мертвым в своем загородном особняке…»
Наталья вдруг услышала собственное сердце, как часто забилось оно.
— Это произошло, — прошептали ее губы. — Наконец-то это произошло.
«Как способ самоубийства, так и наличие предсмертной записки не оставляют никакого сомнения. Но все же… Редакция позволяет себе пофантазировать, а главное — задать вопрос: ЗАЧЕМ человеку с немыслимыми для простого человека доходами, человеку, роскошной жизни которого мог бы позавидовать каждый, увольняться из этой самой жизни по собственному, так сказать, желанию?»
Может ли такое быть, что в этом виновата она? Тот, у которого было все и даже больше, чем все, отринул собственную жизнь потому, что в ней не было самого главного — любви? Выходит, что ей все же удалось освободить мир от чудовища!
«Есть версия, что это хорошо замаскированное убийство. Как сообщил следователь Пилипенко, подключенный к расследованию, почерк предсмертной записки тщательно изучается…»
Наталья выключила комп. Первым делом она подумала о Сером как о символе, абстрактной медийной сущности, одном из тех, кто разрушил, разграбил страну.
— Флаг тебе в руки в твоем путешествии! — прошептала она с горькой усмешкой, когда забралась под одеяло, прижалась щекой к подушке…
Но сон не шел. Все-таки это был человек — не просто образ апокалипсиса. Одноклассник. Это был первый парень в ее жизни, который признался ей в любви.
Он был смешон, примитивен, она просто стыдилась, что воспылал к ней чувством именно он. Почему не Костя, не Юра, не кто-либо другой из умных, вдохновенных мальчишек, которые были интеллигентны, культурны, устремленны? Именно этот хулиганистый пацан, сын рабочего, прожженного алкаша. Вся его дальнейшая жизнь была как на ладони: завод, пьянство, семья. Если бы не дикие, немыслимые события в стране, благодаря которым такие, как он, и всплыли на поверхность.
Он ходил за нею по пятам, посылал записочки. В то время как все остальные, в том числе и она сама, влюблялись тайно, стыдились своих любовей, доверяли их исключительно близким друзьям и подругам, этот вышагивал по школе и окрестностям, будто бы с большим барабаном, гудел: я люблю Наташу Проценко! Люблю!
Он написал белой краской перед дверью ее подъезда, огромными печатными буквами: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, НАТАША!
Неслыханный поступок по тем временам. Это сейчас подобные надписи вошли в моду, потому что якобы свобода и стало МОЖНО. А тогда было — нельзя.
Серого — такова была его школьная кличка — вызвали на комитет. Инкриминировали порчу социалистического имущества, асфальта улицы. Нелепость ситуации заключалась в том, что Наталья была членом комитета комсомола школы.
Собрание выглядело словно какая-то комедия. Правда, это сейчас так кажется, а тогда все было очень серьезно.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что твое поведение недопустимо? — звонким официальным голосом спросила секретарь комсомольской организации школы, молодая учительница физкультуры, как выяснилось спустя годы, по совместительству — девочка по вызову, но тогда, для них, авторитетная серьезная тетя, «железная леди».
— А чё я сделал? — нагло возразил Серый.
Ситуация была щекотливой: все знали, что невольным участником этой вопиющей истории была Наташа Проценко, член комитета, сидевшая в президиуме собрания, тщетно стремившаяся спрятаться за графином.
На Серого давили со всех сторон, каждый выступающий обличал и клеймил, а он по-птичьи вертел головой и бесконечно повторял одно и то же:
— А чё я сделал?
В конце концов ему дали последнее слово. Он обвел аудиторию пустым взглядом и проговорил:
— Я не скрываю. Все знают, что я люблю эту девушку. Вот и написал на асфальте.
— На асфальте! — выкрикнул кто-то.
— Испортил нашу народную собственность! — подхватил другой.
Это был стеб, конечно, явно издевательские голоса, только притворявшиеся «правильными». Идиотизм ситуации заключался еще и в том, что все присутствующие, кроме, разве что, самой Натальи, были восхищены поступком Серого, но положение обязывало его заклеймить.
После этого случая Наталья люто возненавидела поклонника — за свой позор, за графин, в котором отражались ее красные щеки.
А он уже не давал ей прохода. Ждал после школы и молча шел за нею до самого дома. Провожал. Держался шагах в двадцати.
Однажды к ней пристали двое, обступили, стали щипать. Сейчас он вам покажет! — подумала Наталья, оглянувшись.
Ее паж и защитник стоял неподалеку у дерева и наблюдал за кошкой, которая терлась о кору. Наталья не сразу поняла, что он лишь делает вид, что не замечает происходящего. Вмешалась какая-то пожилая женщина, грубо растолкала обидчиков, стала стыдить на всю улицу, те решили поскорее убраться. Наталья двинулась дальше, низко опустив голову. Это было самое тяжелое разочарование на тот момент ее жизни. Серый пошел по улице опять как ни в чем не бывало. Она оглядывалась, видела его нескладное отражение в лужах, ее душила обида. Она воображала его верным слугой, тайным своим рыцарем… Ведь она чуть было не сдалась. Уже была готова встретиться с ним и пойти в кино. А там берут за руку… Наталья круто развернулась, остановилась. Серый также остановился в трех шагах, почесывая одну ногу о другую.
— А ну, подойди, жалкий трус! — приказала Наталья.
Тот приблизился с обреченным лицом, словно ребенок в ожидании трепки.
— Не ходи больше за мной, ты!
— Наташенька, — загнусил Серый, и она почувствовала вдруг сильнейшую ярость.
Неожиданно (для себя самой) размахнулась и ударила его портфелем по лицу.
Больше он за ней не ходил и вообще как отрезал всякое общение, словно своим звучным шлепком наотмашь она вышибла из его головы всю любовь.
Это было в восьмом классе, а в девятом по школе поползли слухи о подвигах Серого. То тут, то там кого-то «наказали», «проучили» и тому подобное, и во всех случаях упоминался Серый, и был он вроде как предводителем тех, кто «наказывал» и «проучивал». И будто бы он, Серый, где-то на катке или в парке в одиночку уложил двоих, троих, пятерых… И был, наконец, (это уже в десятом классе) городской турнир по карате, где Серый в кимоно бегал по стадиону и гонял какого-то верзилу, опрокидывал его на траву. Наталья недоумевала: почему же тогда он наблюдал за кошкой, притворялся, что наблюдает, не подлетел, быстрый, как молния, не спас ее от уличных хулиганов?
Второй загадкой было неожиданное преображение Серого: твердый и непоколебимый троечник, не дурак природный, но просто не желавший, по общему мнению, учиться, вдруг выбился в первую десятку по успеваемости и финальные экзамены сдал на четверки. Будто бы в его тело вселился какой-то другой разум…
Он по-прежнему не замечал ее, не смотрел в ее сторону, но на выпускном вечере неожиданно пригласил на танец и в этом танце признался в любви и позвал замуж. Наталья бросила руки, пошла по залу среди раскачивающихся пар. Он отыскал ее в коридоре, спросил:
— Никогда, Наташа?
— Никогда, Сережа! — ответила она, передразнивая его интонацию.
Прошли годы, мир немыслимо изменился. Наталья не ходила на встречи одноклассников, но порой слышала что-то о Сером: стал богатым и влиятельным, купается в роскоши, пьет народную кровь. Наталья порой доходила до крайнего положения: и квартиру у нее отобрали, и чуть не убили при этом. Иногда она представляла: а какой могла быть ее жизнь, скажи она ему «ДА»? В самые тяжелые минуты малодушничала, думала: ну и дурой же я была!
Спустя тридцать лет после окончания школы она все же пошла на юбилейную встречу. Просто потому, говорила она себе, что тема одноклассников стала теперь модной, прекрасно понимая, что на самом деле загибается от одиночества и тоски.