Искатель. 2013. выпуск №4 - Саканский Сергей Юрьевич. Страница 32

Правда, Наталья была непрошибаема на эту тему. Это и понятно: потерпев полное жизненное фиаско, потеряв профессию, мужа, квартиру, не имея детей, она уцепилась за астрологию, которая, будто по мановению волшебной палочки, возвращала всю ее значимость. Исходя из этой древней науки, люди делились на первых и вторых, третьих и пятнадцатых. Те, которые родились в первом роддоме, как сама Наталья, и были первыми, чего бы они в жизни ни потеряли, а те, которые родились во втором, — вторыми, чего бы они ни достигли. С этой точки зрения он, люберецкий какой-то, был далек от совершенства. Очень незрелая у него была душа, жалкая такая душонка. Да и на славянина он не походил: смуглый и кареглазый… Не будь Наталья наполовину украинкой, то ясное дело: ратовала бы за Россию для русских, но вот с этой графой перешла в стан славян, которые, по ее мнению, были истинными арийцами. Каша варилась в ее голове: видать, вышибли ей мозги омоновцы, всё перемешали — и биографию, и личную жизнь, и небеса.

Она имела довольно смутное понятие, что такое звезды и на каком они находятся расстоянии. Созвездий не различала, кроме Большой Медведицы, они были для нее лишь знаками Зодиака, числами, диаграммами. Она искренне думала, что звезды — это расплавленные шары, вроде как из металла. Она не знала, что существуют галактики, что Солнце находится на краю нашей Галактики, что созвездие Стрельца — в стороне центра, а Льва — в стороне края, что количество звездной материи по направлению Стрельца в миллионы раз больше, чем по направлению Льва, следовательно, Стрелец должен быть многократно «сильнее» Льва, но этого не наблюдается, а значит — никакой астрологии нет.

Что-то такое он даже Владу пытался объяснить, но бросил на полуслове метать этот бисер. В какой-то момент, во время очередного урока с Владом, он вдруг осознал, что цель его уже давно изменилась, только он упорно гонит от себя эту мысль. Теперь ему уже не хотелось носить тело Влада, словно некий костюм из прокатной фирмы. Почему бы не переселиться в него навсегда? Просто Сергей Серый в миру умрет, и на подмостки выйдет статный, загорелый мужчина в расцвете лет: некто Тарас Балашов, правда, видом он будет очень уж смахивать на Влада Синеухова из Казани.

Есть ли о ком жалеть, о чем? Родители умерли, друзей у него давно нет. Останется, правда, соратник Бурышев, единственный на земле, посвященный в его тайну, но с ним можно что-то решить… Впрочем, не нужно: он будет молчать до гроба, сам повязан. С легкой грустью он подумал о своем доме, типа: никогда больше не вернусь в этот дом, собственный, дорогой сердцу дом, переделанный из усадьбы русского помещика, который — как знать? — в этих сводчатых подвалах тоже пытал людей, своих крепостных крестьян…

Мысль умереть, оставшись живым, уйти за кулисы бытия, но все же видеть, что происходит на сцене, отозвалась замиранием в груди, будто в предчувствии какого-то немыслимого счастья. Кому, когда могло бы удаться такое… Просто прожить жизнь заново, сообразив себе индивидуальный, отдельно взятый рай.

Это решение было принято не только из-за Натальи. Решение тяжелое. Он должен пойти на предательство двух своих компаньонов — равноправного и младшего. Пусть будет так. Мировой экономический кризис нарастает, и неизвестно, что ждет нас всех дальше. Он предлагал им временно остановиться и прикрыть фирму. Оба ни в какую не соглашались, меж тем как капитал таял с каждым днем. Ну что ж! Он сохранит пусть оставшуюся его часть, пусть только для себя, но не даст ей пропасть. И никого он не предаст, ибо как может предать мертвый?

По законам девяностых, смерть списывала любые мыслимые грехи. И немыслимые тоже, подумал он, ясно представив лабораторию Бурышева и его аппаратуру. Компаньоны, хоть и не жили уже по этим законам, но хорошо помнили о них.

— Меня шантажируют, Петенька, — сказал он младшему.

— Кто? По какому поводу? — возмутился компаньон. — Да мы их… Что же ты мне раньше не сказал?

— Это голос из далекого, очень далекого прошлого, — сказал Серый. — Очень сильный голос. Я тебе потом расскажу.

Этого было достаточно. Потом Петенька вспомнит этот разговор.

Все деньги фирмы были записаны на его имя — как его личный счет. Компаньоны безоговорочно доверяли друг другу. Это было их ошибкой. Серый заехал в отделение небольшого неприметного банка и открыл там счет по фиктивному паспорту, на одно из своих запасных имен. Все люди, которые знали о существовании этого паспорта, были давно мертвы. Версия будет такой: он испугался, до сих пор бесстрашный и злой, растаял, словно кисель, заплатил из общака выкуп неведомым шантажистам и умер, не вынеся собственного позора.

Возможно, о его смерти напишет какая-нибудь газета, прошелестит интернет. Вероятность того, что банковская девушка читает и смотрит, была ничтожно мала, да и если увидит, то что? Позвонит в редакцию и скажет, что человек, который покончил с собой под именем Орлова Сергея, открыл в банке счет на другое имя и обналичил крупную сумму?

Накануне решающего события он решил почистить интернет…

Это был один из тех странных моментов судьбы, когда все решает простая рекомбинация клавиш. С прежней жизнью было покончено навсегда — какой смысл проверять почтовый ящик трупа? Тем не менее удалить все ящики, принадлежащие конкретно Сергею Орлову, имело смысл: ведь Сергей Орлов будет завтра найден мертвым в своем коттедже, с предсмертной запиской, с дыркой в вене, с одноразовым шприцом, судорожно сжатым закостеневшими пальцами. Бррр!

Вполне логично, если отчаявшийся удалил свои ресурсы из сети. Выбыл, так сказать. Серый пощелкал клавишами и вычеркнул из реальности все три свои ящика: личный, деловой и секретный. «Согласны ли вы удалить почтовый ящик такой-то и всю содержащуюся в нем корреспонденцию?» — трижды отметил и подтвердил этот отчаянный вопрос.

Но как быть с четвертым ящиком, с тем, который он нынешней весной сгенерировал сам, который принадлежал якобы Тарасу Балашову, но с фотографией Влада Синеухова? Также бы удалить… Серый вызвал из закладок его адрес и обомлел. В ящике висело одно-единственное непрочитанное письмо: оно было получено через форму Прозы-ру. Адресовано Тарасу Балашову. Написано Натальей Петровой. Вчерашней ночью.

Серый не сразу открыл его. Странным казался ему сам факт существования этого письма, будто бы перед ним был какой-то подлог, чья-то странная игра… С какой стати Наталье писать через форму, когда уже выяснилось, что Тарас Балашов — не тот, за кого себя выдает, что настоящий Тарас лишь однажды огрызнулся, когда Наталья по ошибке написала ему, что этот истинный Тарас вообще не имеет к ней никакого отношения?

Серый читал письмо, постепенно мрачнея. Оно было длинным. Оно перевернуло все его планы на сегодняшний день да и на жизнь вообще.

Выходит, что этот самый Влад совершенно уже не нужен. Хорош бы он был, если бы явился к Наталье в его образе. «Этот ничтожный человек, жалкая копия, тупица, тем только и славный, что имеет смазливое личико и круглые бицепсы…»

И так далее. Выходит, главное, что очаровало Наталью в отношениях с виртуалом, была проза Тараса Балашова, эти пронзительные и сентиментальные словечки, все эти кальмарные выдумки, по которым он с Владом проводил самый серьезный экзамен. Без них бессмертный подвиг покорителя пространства бессмыслен. Ну и что — решился в одиночку объехать Байкал? Потерпел фиаско, валялся в госпитале, натянул личину другого человека, истинного героя. А герой тем временем преспокойно сидел в Москве. Он и забыл, что несколько лет назад увлекся литературой и написал полсотни душещипательных рассказов.

Вот, оказывается, в чей образ была влюблена его Наталья: не в мускулистого велосипедиста, пишущего, впрочем, довольно умные и нежные письма, а в настоящего, истинного, того, кто кромсал реальность не смазанным вихрем кроссовок, а частой дробью пальцев по клавиатуре.

Он перечитал письмо трижды. Красиво писала его литературная возлюбленная. Про какие-то поломанные монеты в морском прибое, правда, не ясно, где она их видела? Ну, да ладно. Ответить ей немедленно было бы ошибкой, но действовать надо срочно и решительно.