Будущее есть. Горизонты мечты - Завацкая Яна. Страница 3

— К какому уроку? — подросток осмелел. — У нас сейчас, дяденька, каникулы, чтоб вы знали. А вы что — не местный? — это он спросил таким ангельским голоском, что я понял: издевается!

Стараясь держать себя в руках, я направляюсь к девушке, по-видимому, студентке. Она с большим букетом цветов, при параде, лицо бледное и напряженное, в руках судорожно сжат пухлый растрепанный том: наверняка на экзамен едет.

— Простите, я из газеты «Пульс планеты». Можно узнать, что вы читаете?

Девушка читает, шевеля губами, потом вздрагивает, оборачивается ко мне:

— Вы что-то спросили?

— Я спросил, что вы читаете, — зря я, наверное, к человеку пристал. Совершенно ясно, что с таким видом только библию можно читать.

Девушка показывает мне обложку. Электричку дергает, я хватаюсь за поручень. Это очень кстати, я и без того чуть не упал. На обложке написано: «В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм».

— Вы историю философии сдаете? — бормочу я, сраженный.

— Нет, — просто отвечает девушка. — Химию.

Челюсть у меня медленно отвисает, компьютер пухнет, и я не нахожу ничего лучшего, чем пробормотать:

— Ну, ни пуха вам, ни пера…

Я раздавлен, абсолютно сбит с толку. Черт знает, что. Куда я попал? Что это за дурдом?.. Решив попытать счастья в последний раз, я подошел к молодому человеку, внимательно, с карандашом в руках читавшему какую-то книжку типа учебника.

— Извините, — сказал я. — Газета «Пульс планеты». Разрешите поинтересоваться, что вы читаете, — смотрю на обложку: «Наркология. Учебное пособие для медицинских ВУЗов».

— Вы будущий врач? — спрашиваю с надеждой.

— Нет, — говорит. — Космонавт.

Без тени улыбки. Это меня добило. Я почувствовал, что мне поскорее надо на свежий воздух. Срочно. Я хотел было выскочить в закрывающиеся двери, но не успел. Вдобавок, сзади послышалось мерзкое: «Предъявите ваши билетики!» Как всегда, не вовремя. Я лихорадочно нащупал в карманах документы и магнитку. Стоп! Какие билетики?! Это же метро! Я бессмысленно уставился на двоих контролеров с красными повязками на рукавах. Они проверяли билеты как-то странно — выборочно. Читающих вообще почти не трогали, только изредка поглядывали на обложки книг. Тут я заметил впереди единственного нормального человека — он читал какой-то дежурный боевичок с названием белыми буквами на фоне огня. Я страшно обрадовался и рванул к нему.

— Простите, что вы читаете? Андрей Воронин?! О! Замечательно! — я полез за блокнотом.

— Да, неплохая развлекуха, — согласился он.

Тут подошли контролеры. Моего собеседника они даже проверять не стали, сразу заявили:

— На выход!

Обернулись ко мне.

— У меня все в порядке, — я показал им карточку, бумажное приложение и удостоверение журналиста.

— Ваши документы недействительны, — с каменным лицом заявил один из контролеров. — На выход.

Я сразу забыл, что собирался выскочить — настолько был шокирован.

— Как это?! — запротестовал я. — Вы, вообще, кто такие? У вас жетон есть?!

Мне под нос сунули жетон.

— Да сроду в метро контроля не было! — продолжал упираться я.

— Вот-вот, развелось зайцев, — заметили они. — Вам выходить.

Двери открылись, я и еще несколько человек живо оказались снаружи.

Только тут я понял, что вообще не могу сообразить, что это за станция. И в каком городе. Куда это меня завезли?! Я кинулся к закрывающимся дверям, они с шипением захлопнулись. Я взвыл от злости и бессилия.

Электронный голос, как бы в насмешку, сквозь шум уходящей электрички произнес: «Осторожно, двери закрываются. Поезд проследует без остановок до станции “XXI век”».

Колпино, 2001

Анна Горелышева. Сталкер (фрагмент повести «ССКР»).

Дин проснулся в полседьмого, хотя лег часа в три, не раньше. Ребята, конечно, еще спали. За окном на фоне сероватого предрассветного неба четко вырисовывались контуры уцелевших небоскребов Центра. В некоторых окнах горел свет — это было ясно видно, — не обычный электрически-желтый, а странного голубоватого оттенка. Дин привык к этому, как и все ньюйоркцы, но все равно иногда задумывался: откуда в пустых коробках домов взяться этому призрачному свету? Ну не ведьмин же это студень, в самом деле!

В комнате было холодно, потому что сейчас лето, а значит — неотопительный сезон. Горячей воды тоже, естественно, не было. Ее включали только по большим праздникам. Но тогда обычно отключали холодную. Дин почистил зубы, вышел на лестницу и быстренько сделал зарядку, чтобы согреться. На улице посветлело, сыпался мелкий сухой снежок и завывал ветер. В школьной столовке уже зажгли свет. В кабинете ОБЖ свет горел всю ночь — видимо, учитель снова спешно готовил какой-то стенд.

Дин вернулся в комнату и вытряхнул из ранца вчерашние трофеи: два журнала «Знание — сила», три — «Наука и жизнь», дискету с учебником иммунологии, две дискеты с записью томов исторической энциклопедии от «М» до «О», еще две — с собранием сочинений Марка Твена, в приличном состоянии, и совсем потраченный нестандартный диск без наклейки или других опознавательных знаков. Это, наверное, самое интересное.

Дин убрал журналы в нижний ящик стола, почти полностью забитый. Глупо, конечно, в случае чего их найдут на раз два… Ну и плевать. Он готов. Дискеты Дин засунул обратно в рюкзак — бессмысленно хранить их дома. Потом он открыл один из журналов — наименее сохранную, подмоченную и разорванную «Науку и жизнь», апрельский номер 2011 года. Ага, ну ясно: юбилейная статья о гагаринском старте, продолжение фантастической повести о странниках, очерк о сегнетоэлектриках, кое-что о флоре Австралии…

— Дин, ты здесь?

Дин вздрогнул от неожиданности и обернулся:

— Привет, Крис. А где я должен быть?

— Слушай, когда ты вернулся? Часа в три?

— Какая тебе разница? Буди Сэнди, уже семь.

Крис приподнялся на локте:

— Что на этот раз? Опять журналы и дискеты? Хоть бы раз притащил что-нибудь необычное!

— В следующий раз принесу тебе вилку, — серьезно пообещал Дин. — Или зубную щетку. Или бадминтонную ракетку. Посмотришь, какими удивительными механизмами люди пользовались до войны.

— Тебя послушать, так в Центре вообще ничего интересного. Зачем же ты туда таскаешься?

Дин молча похлопал ладонью по журналу.

— А в газетах пишут, что сталкеры оттуда деньги чемоданами носили, — продолжал Крис. — Радиоактивные, правда… Их по этой радиации потом и вычислили…

— Не знаю, — буркнул Дин. — Сразу после начала войны — может быть. А сейчас там нет ни радиации, ни ценностей, ни сталкеров.

— Ха! На себя посмотри! — заявил Крис. — Рыжик!

— Буди Сэнди, тебе сказано! Опоздаем!

Дин подумал и сунул журнал в рюкзак — может быть, удастся почитать на перемене.

Крис, улучив момент, когда Дин отвернулся, вытащил из кармана джинсов упаковку таблеток и проглотил пару штук. Потом растолкал Сэнди.

— У вас нет желания сделать зарядку? — поинтересовался Дин, когда ребята умылись.

— Вот ненормальный, — буркнул Крис.

— Пошли, Дин, время уже поджимает, — заметил Сэнди.

Ребята вышли в коридор. Из соседних комнат, зевая и протирая глаза, выползали их одноклассники. Дин поздоровался с ребятами, они хмуро покивали в ответ.

На улице, как обычно, было холодно и мерзко. В подвалах завывал ветер, по растрескавшемуся асфальту стелилась поземка. Скрипели обледеневшие стволы деревьев — ободранные, совершенно без коры.

Ребята свернули в подворотню и пошли дворами по хорошо им известной «горной тропинке», петлявшей между глыбами бетона, лопнувшими и вылезшими из земли водопроводными трубами, какими-то металлическими конструкциями, навсегда потерявшими смысл. Дин шел впереди, Сэнди и Крис тащились следом.

— Ну давайте, просыпайтесь, пора уже, — сказал Дин.