Матьмоегоребенка, или Азбука аферизма - Огородникова Татьяна Андреевна. Страница 17
– Я не употребляю такую полезную гадость. Я заказала сырники с клубничным вареньем.
Это было так органично. Именно сырники с ароматным клубничным вареньем шли этому утру, этой девушке и даже этому заведению.
– Марина, я действительно готов выступить вашим консультантом по real estate. [4]Кроме того, я почти каждый день завтракаю здесь в это время. Приглашаю вас на ежедневные утренние консультации. Совершенно безвозмездно!.. Даже не так – я приглашаю вас на завтраки и одновременно буду давать консультации по любым вопросам, если смогу оказаться полезным.
– Так сразу соглашаться просто неприлично. Впрочем, если вы позволите мне платить за себя, то консультации – за ваш счет.
Иван задумался.
– Платите. Вы же понимаете, что я все равно не смогу вычесть стоимость завтрака из стоимости моих советов.
– Почему?
– Мои советы бесценны, – напустив на себя гордый вид, заметил Иван. – Кроме того, я рискую оставить кого-то из членов моей семьи без завтрака. У нас весь бюджет подсчитан.
Они засмеялись. Это был тот самый момент, когда Иван понял, что он по уши влюбился. Полчаса, проведенные за одним столом, пролетели как миг – прекрасный миг зарождающегося огромного чувства.
Марина была человеком, которого он искал всю жизнь.
Кроме того, Иван почувствовал, что ей тоже хорошо с ним. Она иногда как будто отвлекалась от раздумий и снисходила от своих мыслей до него, до затрапезной кафешки, до земного мира…
Иван не знал, как продлить мгновение, он понимал, что оправдываться и рассказывать историю под названием «МАТЬМОЕГОРЕБЕНКА» не время.
– Марина, не сочтите меня за наглеца, но я был бы счастлив хоть иногда встречать вас здесь.
– Я зайду. Как-нибудь… – Она подняла на него свои огромные глаза. – Мне было очень приятно провести с вами время. Спасибо.
Иван Гурьев смутился. Он даже растерялся.
– До встречи, – он протянул руку. Ее теплая сухая рука утонула в его огромной ладони.
– Всего хорошего. – Марина испарилась.
Спустя пять минут Иван вышел на улицу. Легкий ветерок теребил его волосы. Все вокруг дышало любовью, нервной, трепетной, счастливой весной и новой, неизведанной жизнью. Ваня понял, что прежде он не жил. Спасибо, Глеб! Спасибо, Янис! Спасибо тебе, господи, что ты творишь чудеса! Чудеса любви и чудеса жизни.
По пути в офис Иван тысячу раз повторил все фразы, которые были сказаны им и Мариной. Он шлифовал их, жалел, что не сказал иначе, вспоминал Маринино нежное лицо и хрупкие, как у подростка, плечи.
Глеб, увидев партнера в приподнятом настроении, съехидничал:
– Что, этот педик тебя уговорил? Не думал, что мужская любовь доставляет столько положительных эмоций. Пожалуй, завтра пойду сдаваться.
– Шути, старичок, шути. Вот так за шутками и прибаутками пройдет вся твоя нелепая жизнь. Ты не узнаешь самого главного.
– Так серьезно? Кто сказал, что я не знаю главного? По крайней мере, в свои неполные тридцать я достиг многого. Конечно, с твоей помощью. То, что у меня нет семьи – временное явление. Но я бы не хотел устроиться так, как ты. – Глеб стал серьезен.
– Что ты имеешь в виду? – Иван не привык видеть друга таким. Их обычной манерой общения были панибратские шутки, и всю жизнь они сходились на том, что жизнь – слишком серьезная штука, чтобы драматизировать события. Лучше относиться к ней философски.
– Я привык жить по плану. – Глеб, как всегда, был готов к монологу. – Моей женой станет не случайная девушка, а непременно дочь из еврейской профессорской семьи, которая родит мне двух пацанов, будет благодарна мне за то, что я – такой, какой есть. Станет ждать меня с работы, готовить форшмак и заливное из карпа… Вот это жизнь. Только до этого момента я должен созреть.
– Ну ты меня удивил, старик. А как же любовь? Я понимаю, у меня все получилось наперекосяк. Но это – закономерный конец истории под названием «последствия беспробудного пьянства». Тем не менее даже я бы хотел полюбить еще кого-нибудь, кроме школьной учительницы.
– Судя по тебе, ты не просто хотел бы, мне кажется, что ты уже влез в эту самую любовь по уши.
– Как ты догадался? – с недоумением спросил Иван.
– Вон зеркало, повернись и посмотри.
Да, Глеб был прав. Дурацкое выражение неуверенности и счастья отпечаталось на физиономии Гурьева.
Глеб помолчал, подбирая слова:
– Слушай, если это – та, о ком я думаю, мой тебе совет: держись от нее подальше.
– Разберусь как-нибудь без советчиков, – довольно грубо ответил Иван.
В принципе, аферисту есть чем заниматься: ест он мало, занимается спортом, ходит на тусовки в поисках жертвы и для поддержания мифа о своем благополучии. Так и жил бы себе спокойно. Но нет! Адреналин! Это – как наркотическая зависимость. Без постоянной опасности профессионалу плохо, тошно, тоскливо. Нет! Я не призываю пожалеть тех, кто отнимает у вашего ребенка возможность купить лишнюю игрушку, я прошу вас вникнуть в суть процесса и понять, что настоящий мошенник никогда не сможет стать благородным и порядочным человеком – в нашем понимании. Потому что его образ мыслей – это его эритроциты, лейкоциты и тромбоциты. Это – информационная структура воды, которая на семьдесят пять процентов заполняет его физическое тело. Это – его жизнь. И никакой другой он не примет и не поймет.
17. Любовь
Целую неделю Иван тщетно приходил в кафе и просиживал там по полтора часа, в надежде увидеть Марину. Он не хотел говорить о своем чувстве ни с Глебом, ни с бабулей. Дашка чувствовала, что с папой что-то происходит. Она то и дело спрашивала:
– Папочка, почему ты такой грустный, хочешь, я принесу тебе зефир или конфетку?
– Спасибо, котенок, я не грустный. Просто задумался.
Она подходила через пять минут:
– Ты уже подумал? Больше не грустный?
Иван прижимал ее изо всех сил и думал в этот момент, что точно так же он обнимал бы Марину.
Первые два дня он ходил, испытывая душевный подъем, на третий пыл стал угасать и сменился тоской, затем тоска превратилась в глухую и беспробудную боль, а к концу недели он решил во что бы то ни стало позвонить Янису и сказать, что любит его сестру. Его останавливало только то, что Маркиз слишком трепетно оберегал ее от посторонних. Как он воспримет новость от Ивана? Вдруг вообще перестанет с ним общаться или увезет Марину, чтобы та не переживала? Иван прекрасно помнил, сколько бедняжке пришлось испытать с мужем-игроком, с потерей ребенка…
Он так много думал о Марине, что иногда ему казалось, что она присутствует где-то рядом.
Каждое утро в кафе приносило новое разочарование. Он упорно заказывал сырники с клубничным вареньем и подолгу рассматривал их, так и не притрагиваясь. Официантка Алена удивленно убирала со стола нетронутый заказ и вздыхала, покачивая головой. Зато у Виталика хищно блестели глаза, и он неотрывно смотрел на мужчину своей мечты. Ивану казалось, что сходит с ума, он перестал понимать действительность.
Зато бабуля все прекрасно понимала. Для нее Ванечка Гурьев был открытой книгой. Но она ни за что не решилась бы вмешаться во внутренний мир внука – взрослого мужчины, – если тот сам не проявит инициативу. Иван рано приходил с работы, закрывался в своей комнате и изредка приглашал Дашку поваляться и почитать книжку. Мощный торс Ивана Гурьева – могучего красавца-богатыря – ссутулился, он похудел и потерял аппетит. Ему срочно была нужна Марина. Он не сможет без нее жить.
Иван настолько явно представлял ее себе иногда, что даже не удивился, когда увидел живую, настоящую Марину, сидящую за тем же столиком с журналом в руках. Она не подняла глаз, когда Иван вошел. Он приближался к ней так осторожно, словно боялся спугнуть видение. Иван уже несколько секунд стоял рядом, боясь громко вздохнуть или как-то выдать свое присутствие. Гурьев вздрогнул, когда девушка, не отрывая глаз от журнала, сказала: