Писатели Востока — лауреаты Нобелевской премии - Серебряный Сергей Дмитриевич. Страница 32

Рассказ «Улица влюбленных» — это история некоего Абдаллаха, страстно любящего свою жену и трижды с нею разводящегося из-за ревнивых подозрений. Персонажами обсуждается множество вопросов, говорится о счастье слепой веры и мучительной горечи сомнений, о недостоверности чувственного опыта, о познании истины сердцем и разумом, о неразделимости любви и ненависти, об одиночестве человека, которому неоткуда ждать помощи, о том, что нет готовых ответов ни на один вопрос, и удел человека — вечная раздвоенность между верой и сомнением, а посему и счастлив он может быть лишь «на пятьдесят процентов». Абдаллах то ведет диалоги с женой, имамом, учителем и старостой улицы, то прислушивается к разговорам соседей о причинах ареста имама и учителя, о возможной причастности к этому старосты.

Религия (имам), наука (учитель) и власть (староста) — три стороны треугольника, в центре которого находится растерянный Абдаллах (букв. — раб Аллаха, то есть человек), не знающий, что ему делать и на что решиться. Трижды изгнанная, но любимая жена Хунайа (букв. — миг, мгновение) требует от мужа избавиться наконец от своих колебаний, преодолеть неуверенность в себе, избрать то, «чего он хочет». У него есть еще один выход — махнуть на все рукой, вернуть Хунайю и зажить тихими семейными радостями, не задумываясь, кто прав и в чем заключается истина.

«Миг», «мгновение» — это человеческая жизнь, она так коротка, что человек должен спешить сделать свой выбор, определить свой путь.

Эту историю в разных вариантах Махфуз пишет и переписывает из рассказа в рассказ. Часто он облекает свои мысли в суфийские образы, однако главной ценностью для него остается разум. Языком символов и аллегорий Махфуз излагает свою позицию стоического рационализма в эпоху распада всех связей. Символы, олицетворения лишены той жизненной наполненности, которая придавала глубину и многозначность романам 60-х гг. Вечные вопросы ставятся отвлеченно-схоластически, и рассказы походят на кроссворды: можно отгадать все слова, заполнить все клетки, но это приносит не эстетическое, а в лучшем случае умственное удовлетворение.

Рассказы подверглись критике с разных сторон. Защитники реализма не приняли их за априорность мысли, за подмену жизненных реалий отвлеченностями, за «головоломность» и схематизм. Многие же из сторонников решительного и кардинального обновления литературы сочли их недостаточно «новыми», увидев в них лишь слегка закамуфлированную традиционность.

В 1973 г. Нагиб Махфуз возвращается к романистике и пишет очень много, чуть ли не по роману в год. Но он больше не создает романных циклов. Причину, видимо, надо искать в том, что для написания серии романов на общественную тему, связанных общим замыслом, — а таковыми были все созданные ранее Махфузом циклы, писателю требовалось более отчетливое видение исторической перспективы. В «фараонских» романах такой перспективой было достижение независимости, в «Трилогии» — ощущение надвигающихся кардинальных общественных перемен, в следующих шести романах — поиск для нового общества «идеи, достойной, чтобы посвятить ей жизнь», поиск, закончившийся неудачей. Теперь перспектива была утрачена, во всяком случае представлялась очень туманной. Махфуз продолжает следить за развитием обстановки в Египте, пишет политические, по существу публицистические, романы на злобу дня и одновременно обращается к прошлому — недавнему, стремясь обнаружить в нем истоки произошедшей трагедии — такую потребность в Египте испытывали многие: и писатели, и историки, — и далекому, чтобы найти, вдохновляясь наследием средневековой арабской литературы, национально-самобытную форму арабского романа. По мере накопления опыта освоения художественных идей и форм западной литературы в арабской литературе росла и сопротивляемость непрерывно идущим литературным импульсам с Запада.

Общая атмосфера 70-х гг. была накаленной. Смерть президента Насера в 1970 г. и начавшаяся полемика вокруг его личности, достижений и неудач революции 1952 г., смена президентом Анваром Садатом политического курса, «открытие» египетской экономики для западных капиталов, октябрьская война 1973 г., поездка Садата в Иерусалим в 1976 г., подписание в 1978 г. Кэмп-дэвидских соглашений, а затем убийство Садата во время военного парада в октябре 1981 г. — все эти события, одно за другим, отозвались взрывом страстей в египетском обществе, способствовали резкой политизации литературы.

Несмотря на всегдашнее свое стремление оставаться в стороне от борьбы политических партий, Махфуз уже в силу своего положения крупнейшего национального писателя, слово которого во многом определяет, какая чаша весов общественного мнения перевесит, оказался втянутым в водоворот политических противостояний. В повести «Кафе „ал-Карнак“» (1974) он скорбит о трагических судьбах молодых египтян — ровесников революции, ставших жертвами политических репрессий. В романе «Любовь под дождем» (1973) [77] устами палестинца, участника движения сопротивления (по имени Абу-н-Наср ал-Кабир), высказывается за невмешательство арабов в борьбу палестинского народа. Он выражает свою политическую позицию опосредованно, голосами многочисленных персонажей, полемизирующих друг с другом, но суть ее сводится к тому, что на первом месте должны стоять национальные интересы Египта. Персонаж, выражающий в «Кафе „ал-Карнак“» мнение молодого поколения египтян, отвергает крайности политического, идеологического и религиозного порядка, диктаторские формы правления, применение насилия и призывает к «прогрессу страны на основе ценностей свободы, учета общественного мнения и уважения прав человека».

Уверенный в том, что прогресс, то есть скорейшее преодоление отсталости, внедрение в Египте достижений западной науки и технологии, возможен только на путях мира, Махфуз поддерживает мирные инициативы Садата. Большинство же египтян, как известно, восприняло эти инициативы и последовавшее подписание Кэмп-дэвидских соглашений как национальное унижение. Позиция Махфуза подверглась жесткой критике в арабской прессе, его произведения и поставленные по ним фильмы были внесены Союзом арабских писателей в «черные списки» и бойкотировались во многих арабских странах.

Много позже, уже в 1985 г., в интервью выходящему в Лондоне арабскому журналу «ал-Маджалла» Махфуз объяснял: «Я человек и, как всякий человек, могу ошибаться. Но только сумасшедший может называть меня предателем, потому что все мои слова и поступки диктуются заботой о моей стране».

Крепкая закваска старого патриота-националиста заставляет Махфуза оценивать все происходящее вокруг с точки зрения «интересов и пользы» Египта, так, как он их понимает. В романе «Перед троном»(1983), которому автор дал подзаголовок «Диалог с правителями Египта от фараона Мены до Анвара ас-Садата» и жанр которого можно определить как политическая «хивариййа», Махфуз обозревает, исходя из этой идеологии «египтизма», всю историю Египта. Перед троном верховного судьи Осириса предстают фараоны — строители, завоеватели, реформаторы, лидеры политических партий, президенты страны. В число «подсудимых» входят только «египтяне по рождению» и «египтяне сердцем», оказываются невостребованными мамлюкские султаны и члены династии Мухаммеда Али, за исключением самого основателя династии, который объявляется «истинным сыном Египта». Деятельность каждого оценивается с учетом его «заслуг» перед Египтом. Суд, в частности, признает, что при Насере «трудовой народ пользовался уважением и был силой, как никогда в истории», но, защищая интересы бедняков, Насер преследовал интеллигенцию, элиту нации, и «разрушил личность египетского интеллигента». К Садату божественный суд более снисходителен. Правда, позже, в романе «День убийства вождя» (1985), Махфуз устами одного из персонажей охарактеризовал Садата как «безумца, сломя голову несущегося к своему концу», а устами другого признал, что Садат «оставил после себя страну, больную фанатизмом» (имея в виду наступление религиозной идеологии), но это произошло уже после смерти Садата.