Двенадцать башен - Юй Ли. Страница 13

Надо вам знать, что Цянь Сяоцзян и его жена Бянь жили как два заклятых врага и делали все друг другу назло. Поэтому, когда отец стал подыскивать дочерям женихов, жена от участия в этом важном деле полностью устранилась и ни словом не обмолвилась о своих планах. Все дела они устраивали тайком друг от друга, не гнушаясь даже обманом. Дома на редкость упрямый, Сяоцзян был на людях совершенно другим — добрым, покладистым, особенно с друзьями и знакомыми. Что до госпожи Бянь, то она была вздорной и очень уж бестолковой. По любому поводу затевала ссоры и драки, даже на улице, вовсю поносила соседей. Хотя свахи и сводни считали, что Сяоцзяна можно как-то облапошить, не то что его половину, дела они предпочитали решать с ней. Вот почему в устройстве замужества дочерей госпожа Бянь опередила мужа. Она по своему усмотрению подыскала женихов, которые в один прекрасный день появились в доме со свадебными дарами. А что муж был в полном неведении, женщину ничуть не смущало.

— Нечего ему знать раньше времени! — сказала госпожа Бянь. — А то вдруг женихи ему не понравятся, и он расстроит все наши планы.

Кто-то из людей искушенных заметил:

— Обычно дочь в выборе жениха целиком зависит от родителя. Главное — его согласие, а не матери, если вдруг она заупрямится, можно подать челобитную в суд, вряд ли найдется чиновник, который примет сторону строптивой женщины, ибо ни в одном законе не сказано, что муж зависит от жены.

Нашлись люди, которые решились послать Цяню своих сватов. Только они забыли, что сваты, способные обмануть простака, непременно спасуют перед наглецом. Обмануть Бянь — значит накликать на себя беду. Поэтому сваты сказали:

— С Сяоцзяном, если даже он обидится, еще можно как-то договориться. Конечно, он станет браниться, но его можно призвать к ответу. А вот его бабу задеть не дай бог! Так разъярится, что хоть беги! Говорят: «Не пристало мужчине ругаться с женщиной». Но с ней ругайся не ругайся — она все равно тебя с грязью смешает, а глядишь, еще и прибьет, хотя ты ее пальцем не тронул. Словом, изволь сносить ее оскорбления и ждать, пока на твоем лице не высохнут плевки. А как славно было бы ее вздуть или, того лучше, стащить в суд! Так нет же — не получится!

В общем, на просьбы семей женихов следовал отказ за отказом. Пришлось родителям идти к Цянь Сяоцзяну самим.

Как нам уже известно, свахи и сваты предпочитали вести переговоры с хозяйкой дома, отчего, разумеется, Цянь чувствовал себя уязвленным. Поэтому его очень обрадовало неожиданное предложение, с которым обратились к нему родители жениха, как говорится, глухое ущелье вдруг наполнилось звуками. Без лишних рассуждений Цянь согласился, даже не задумываясь о том, что сулит помолвка в будущем: выгоду или беды.

— Все очень боятся вашу жену, — сказали гости, — и сваты отказываются ходить к вам в дом. Как же без нее решить наше дело?

— Сваты, собственно, являются посредниками между двумя семьями, а зачем они нужны, если сам хозяин принял решение? — отрезал Цянь.

Гости остались довольны таким ответом и назначили счастливый день, когда женихи приедут со своими дарами.

Цянь ничего не сказал жене о помолвке, то есть поступил так же, как и она, решив, что рано или поздно она сама об этом узнает. Случилось, однако, так, что все женихи пришли в один и тот же день. В одно и то же время у ворот дома появился кортеж гостей со свадебными дарами, громко играла музыка, как говорится: «Золото и жемчуг смешались, и неизвестно, чьи они — Ли или Чжана». Надобно вам сказать, что гости, зная о неладах супругов, приготовили сразу два вида подарков, чтобы хватило на обоих — пусть лучше будет больше, нежели меньше, тогда никто не обидится. Что же до свадебных карточек, то в них под словами «Почтительно прислуживающий вам такой-то» все было написано путано и небрежно. К примеру, верхняя строка, состоявшая из четырех фамильных знаков: Чжао, Цянь, Сунь и Ли, точь-в-точь напоминала фразу из книжки «Фамилии ста семейств» [67]. Оба супруга метали друг в друга яростные взгляды.

— Я звал своих знакомых, с какой стати появились эти двое? Откуда они взялись! — кричал муж.

— Почему рядом с нашими свадебными коробками валяются ваши тюремные объедки? — вопрошала жена.

— Я в доме хозяин! — орал Сяоцзян. — Кто посмел принять дары, если я не отправлял ответного письма?

— Нет, я хозяйка! — вопила Бянь. — Я не позволю никому командовать! Никто не вправе брать чужие подарки!

— Как ты смеешь бесчинствовать? Вспомни старую заповедь: «Сначала слушайся отца, а потом супруга». В родительском доме твой хозяин — отец, а здесь — я, твой муж!

— А ты разве забыл, что отец выбирает невесту для сына, а мать — жениха для дочери? Если тебе угодно — изволь, ищи сноху, а зятя выберу я сама. Не встревай не в свое дело!

Спор разгорался все сильнее и непременно перешел бы в потасовку, но гости растащили спорщиков, и те не успели пустить в ход кулаки. Женщина бросилась к своим свадебным дарам и принялась их пересчитывать согласно приложенной описи, потом, сунув гостям карточку с ответом, проводила их к выходу. Что до гостей мужа, то Бянь велела слугам вытолкать их взашей вместе с дарами. К счастью, дело до этого не дошло. Цяню — а он, понятно, кипел от злости — удалось увести гостей в другую комнату. Они свалили коробки с дарами на пол, и он, кое-как написав ответную карточку, проводил их до ворот.

Цянь понимал, что слух о происшедшем дойдет до властей, поэтому решил упредить события и настрочил жалобу. А как известно, побеждает тот, кто действует быстрее! Будущей родне он предложил выбрать подходящий день и приехать за невестами, только захватить побольше слуг с фонарями и нанять дюжих парней, потому что невест, возможно, придется брать с бою. Если же не удастся, пусть пишут жалобу в суд. Только поживей!

Обе семьи согласились с предложенным планом и, не откладывая дело в долгий ящик, через день-другой прислали паланкины за невестами. Свадебную процессию сопровождали крепкие молодчики, способные одолеть целое полчище врагов. Войско от мужской стороны было готово к бою, однако не учло, что супротивная сторона не собирается складывать оружие. Госпожа Бянь, вооружившись засовом от ворот, принялась охаживать непрошеных гостей, да так крепко, что они бросились врассыпную, прикрывая руками головы. На поле боя остались лишь паланкины и фонари. Солдаты, как говорится, побросали на землю латы и оружие. Бянь оставила трофеи в доме, решив их использовать в качестве приданого для дочерей. Словом, действовала она, как в поговорке: «С помощью разбойного оружия захватили ворованное зерно».

Муж был вне себя от ярости. Он посоветовал будущей родне подать жалобу в суд. Однако составить бумагу не так-то просто, ведь будущую сватью придется назвать преступницей, а сват окажется свидетелем. Чепуха, да и только! Бестолковщина! Тогда родственники женихов решили пожаловаться на хозяйку дома за избиение челядинцев. В общем, «они снова выступили в поход, дабы славу себе обрести»! Подобное дело решать в уезде они не стали, а обратились прямо в областной ямынь [68]. Когда жалобу утвердили, Цянь подал в ямынь новую бумагу, в коей соглашался выступить на стороне жалобщиков. Словом, он сам вышел в поход с оружием в руках. Две другие семьи (знакомые Бянь) настрочили свою челобитную. Поскольку женщине появляться в ямыне не положено, будущая сватья числилась в их прошении главной свидетельницей, которую надобно опросить в первую очередь.

В то время в области не было правителя, и всеми делами в ямыне временно заправлял синцзунь — инспектор по уголовным делам. Этот молодой цзиньши [69], хотя и недавно исполнял обязанности правителя, за короткое время успел прослыть весьма толковым и дельным. Он утвердил челобитные и назначил слушанье дела через три дня. Сначала учинили допрос Цяню, затем людям из четырех семейств, а также сватам, которые участвовали в свадебном деле. Госпожу Бянь не стали вызывать в суд, ведь жена, как известно, ничего не может добавить к тому, что сказал муж, ибо между супругами существует согласие! Но тут, ко всеобщему удивлению, мать невест оказалась смертельным врагом их отца — тестя будущих женихов, а истцы — противниками обвиняемых в свадебном деле. Словом, как говорится, «воспользовались судебной бумагой и тушью», отказавшись пойти на мировую и «разделить одну подушку».