День Благодарения - Дибдин Майкл. Страница 10

— Вообще-то Мерседес, но мне надоели эти шуточки.

— Про дорогие импортные машины?

— Тогда как я — дешевка домашнего производства? Ты это имеешь в виду?

Я с ухмылкой покачал головой.

— Ну а из милосердия — трахтарарах?

Ее лицо посуровело и замкнулось.

— Нравится эта шуточка? Становись в очередь.

Она залпом выпила свое виски. Я махнул Большой Эмме налить ей еще.

— Откуда ты? — спросил я, словно у нас было первое свидание.

— Кому какое дело?

— А! Это ведь в Айове?

— Послушай, если хочешь, чтобы я пососала, это можно устроить. А вот заставлять меня слушать твои штучки и у Билла Гейтса денег не хватит.

— Да, — сказал я. — Да, я этого хочу.

— Пятьдесят.

Я отсчитал банкноты. Наличных у меня было много, спасибо Бобу Аллену.

На улице снаружи свет был тусклым и рассеянным. Его отбрасывали слабые лампочки, кое-где свисавшие с телефонных столбов. Когда мы начали переходить улицу, на нас из проулка вылетел «пикап» с погашенными фарами. Я ухватил Мерси за плечо.

— Не здесь, — сказала она и повела меня по улице к убогому мотелю.

Наш номер, к которому у нее уже был ключ, находился на втором этаже. Мерси сняла пальто. Ее фигура была тех же пропорций, что и прическа, а потому ее лицо — лицо уличного мальчишки — приобрело еще большую странность. Лет ей можно было дать от двадцати до сорока.

— Повесь вот тут, я сейчас вернусь, — сказала она, скрываясь в ванной.

Рядом с дверью была раковина с зеркалом над ней. Большое окно в противоположном конце комнаты выходило во двор мотеля, и его черное покрытие было как второе зеркало.

Я поглядел на большую кровать, кое-как застеленную после ее последнего клиента. Я еще никогда не имел дела с проституткой, и мысль о дальнейшем ввергла меня в панику. Дело было не в нравственных принципах и не в опасении заразиться. Нет, это был чисто инстинктивный мужской страх перед импотенцией. Я не был уверен, смогу ли. Я отошел к окну и посмотрел вниз на припаркованные легковые машины и грузовики. Как вернулась Мерси, я не услышал, но теперь она стояла спиной ко мне перед раковиной в другом конце комнаты. Я увидел ее отражение в оконном стекле. Видимо, стекло было волнистым, решил я, потому что и ее волосы, и ее фигура теперь выглядели и по-другому, и странно знакомыми.

Тут я услышал шум спускаемой воды и стремительно обернулся навстречу той, чье отражение видел в стекле. В комнате никого не было.

Вернулась Мерси и положила на постель свое пальто и сумочку. Из сумочки она достала презерватив и принялась его развертывать.

— Ну, давай, — сказала она. — У меня времени в обрез.

Она расстегнула молнию моей ширинки и начала нашаривать член. Я отодвинул ее руку:

— Послушай, по-моему, ничего не выйдет.

Она посмотрела на меня и нахмурилась:

— В чем дело?

Я хотел сказать: «Ты не так пахнешь». Что было бы правдой. Люси всегда пахла хорошо, внезапно осознал я. Я не мог бы проанализировать или дать определение, как и почему, но так было. А ей нравился мой запах. До нее у меня были любовницы, страстные и умелые и желавшие подарить наслаждение, чьим единственным недостатком был чуждый запах. Нет, не плохой, но просто другой. И запах Мерси был другим.

— Ну же, дай я пососу.

— Да нет, лучше не надо.

— Ну же!

Она встала передо мной на колени и снова принялась рыться у меня в паху.

— Не надо, — сказал я, пятясь.

Секунду она смотрела на меня, потом поднялась на ноги, слегка вздрогнув, когда ее колени распрямились.

— Извини, — сказал я. — Не могу.

Она пожала плечами и отвернулась:

— Ладно. Пойду назад в бар.

Я снова схватил ее за плечо:

— Нет, останься здесь. Ты мне нужна. Моя жена только что умерла. Я не хочу остаться один.

Мерси посмотрела на меня с тревогой. Из сочувствия, подумал я, но ее следующие слова рассеяли эту приятную иллюзию.

— Очень грустно, дусик, но я работаю по части секса, а не консультирую в горе. То есть когда секс работает.

— Послушай, подожди немного.

— Убери руку.

Я убрал.

— Послушай, пятьдесят долларов можешь оставить себе.

— Еще как могу, черт дери. Услуги гарантируются, но деньги назад не возвращаются.

— Сколько тебе надо времени, чтобы клиент кончил?

— А тебе-то что?

— Я имел в виду: сколько времени оплачивают пятьдесят долларов?

— Когда как. Молодых я довожу за минуту и меньше. Мужики постарше, вроде тебя, тянут на подольше. Пятнадцать минут — мой предел.

Я достал бумажник и отсчитал еще пять двадцаток.

— Ну вот. Они купят мне еще полчаса, верно?

Она не прикоснулась к деньгам.

— Это за что? — резко спросила она.

— Как ты сама только сейчас сказала — а тебе-то что?

— Но он же у тебя не встает. Так что мы будем делать? Играть в жмурки?

— Мне нужно другое.

Тревога у нее в глазах сменилась усталым расчетом.

— А, дошло! — сказала она почти с облегчением. — Ну, так что ты задумал? Это обойдется дороже, сразу предупреждаю. Пятьдесят за отсос. А все, что сверх — за дополнительную цену.

— Я хочу, чтобы ты со мной поговорила.

Выражение ее глаз стало прежним, но теперь к нему примешался страх.

— Поговорила?

— Угу.

— О чем?

— Мне все равно. Просто говори что-нибудь. Не оставляй меня здесь совсем одного. Не теперь. Я боюсь, понимаешь?

— Боишься? Чего?

— Моей жены.

— Так ты же только сейчас сказал, что она умерла.

— Вот потому я и боюсь. Я только что видел ее. Ну, мне показалось, что я ее вижу. Уголком глаза. То есть, наверное, это что-то такое в мозгу, ну, знаешь, когда сигналы спутываются. Не важно. Я просто хочу, чтобы ты помогла мне успокоиться. Давай сядем, и ты расскажешь мне про себя. Ну, как? Где ты родилась, где выросла, где живешь, как занялась этим делом. Есть у тебя дети? Сколько их? Как их зовут? Нет ли у тебя с собой их фотографий?. Расскажи мне о них. Расскажи мне о своем прошлом. Где ты живешь? О чем мечтаешь? Чего ты боишься, Мерси? Расскажи мне. Расскажи мне все, о чем никому другому не рассказывала.

Она словно поколебалась, но это была хитрость. Секунду спустя она схватила с кровати свою сумочку, выхватила баллончик с аэрозолем и нацелила его на меня, как пистолет.

— Только шагни ко мне и получишь струю в лицо, — сказала она голосом, напряженным от страха и решимости. — Достает на десять футов, и я не промахиваюсь. Только шаг, и повалишься на колени, хватаясь за глаза, за все лицо и жалея, что родился на свет.

Я уставился на нее в полном недоумении. А затем понял, что я кажусь ей кошмаром каждой проститутки — психом, который будет преследовать ее, бродить возле ее дома, подстерегать в темноте.

Она сгребла одной рукой пальто и сумочку, другой все еще целясь в меня баллончиком.

— Я иду за Билли. Мы сейчас вернемся. Если твоя паршивая шкура еще будет тогда здесь, Билли забросит тебя в свой грузовик и увезет в лес. И еще одно: если вздумаешь вернуться и будешь вязаться ко мне или к моим детям, я своими руками тебя охолощу. Понимаешь, что я тебе говорю?

Она попятилась к двери, открыла ее, не поворачиваясь ко мне спиной, и выскользнула наружу.

Я дал ей десять секунд, потом торопливо покинул мотель и побежал к пристани, где как раз шла посадка на паром. Там я держался подальше от окон, пристроившись в закусочной с сосиской и бутылкой пива. Паром был почти пуст, но я оставался сидеть под ярким плафоном, а когда мы причалили, взял такси и поехал в мой отель.

В вестибюле с одного из диванов поднялся какой-то человек и вошел со мной в лифт. Он предъявил мне документ, согласно которому он был детективом городской полиции. Фамилия его была Мейсон. Я уже сумел отбиться от многих, начиная с адвокатов, гоняющихся за машинами «скорой помощи», и до телерепортеров, рыщущих в поисках человеческого, горя. И появление полиции рано или поздно было неизбежным. Устало пожав плечами, я отвел его в мой номер.