Свидание с умыслом - Карр Робин. Страница 29

— И о чем же вы тогда говорили?

— Она была замужем, имела двоих детей и работала в конторе по торговле недвижимостью. Вокруг нее всегда было достаточно мужчин и у нее не возникало трудностей с поиском подходящего момента. Она показывала клиенту продающийся дом или же помещение для офиса, а потом показывала свои трусики. — Он рассмеялся. — Она смешно рассказывала о своих подвигах. Бывало, она показывала дом, пока хозяин ожидал во дворе, и где-нибудь в ванной или на крышке стиральной машины предполагаемый покупатель совершал с ней быстрый акт. Ей приходилось заниматься этим в примерочной магазина готового платья, в кинотеатре… Представь себе — мне было двадцать шесть лет, я был полон сил — и эта женщина не только посвящала меня во все подробности своих бесконечных совокуплений, но и постоянно пыталась меня завлечь. А я, конечно, должен был сохранять полный нейтралитет и оставаться за своим столом, как ни в чем не бывало. Но я с удовольствием предвкушал каждый ее визит. В конце концов, я все же передал ее другому консультанту — женщине. Но бедняжка быстро перестала к ней ходить. Я часто спрашиваю себя, что с ней стало? Мне было бы горько, если бы она умерла от СПИДа.

— А у тебя остались друзья, с которыми ты поддерживаешь отношения с тех пор?

— Да, кое-кто остался. Но то, что произошло со мной, поразило всех. А потом я надолго исчез.

Он по-прежнему никого не называл по имени — ни друзей, ни коллег по работе, ни преподавателей, ни начальников. Единственное имя, которое я от него услышала, было имя его брата. Обычно же он говорил: «тот парень» или «та женщина». Безымянные, безликие люди без всяких корней.

— Ты отправился в Орегон. И там никто не знал, что тебе пришлось пережить. У тебя могли остаться друзья в Орегоне.

— Там я работал консультантом по частным вопросам. Общался главным образом с попавшими в беду домохозяйками, запутавшимися бизнесменами, алкоголиками и тому подобными личностями.

— Обычная клиентура…

— Нет, ничего обычного в них не было. Взять хотя бы один пример. Представь себе парня, который до сорока лет жил совершенно безоблачной жизнью. Занимал важный пост в крупной корпорации, не знал проблем с деньгами, много путешествовал. Но неожиданно он переменился до неузнаваемости — потерял вкус к жизни, стал страдать необъяснимыми приступами ужаса. Он страшно кричал у меня в кабинете — и не мог объяснить, почему. Разумный, вполне привлекательный человек, неожиданно впавший в глубочайшую депрессию. Наш доктор выписал ему антидепрессант, — продолжал Том. — Ему назначили лечение. Постепенно я обнаружил, что он не может вспомнить довольно значительный отрезок своих детских лет. Он был чем-то совершенно подавлен. В кругу семьи — вместе с женой и двумя отроками — он еще как-то держался, но у меня в кабинете полностью терял власть над собой. Я хотел немедленно отправить его в лечебницу.

В конце концов мы узнали, что у него был когда-то младший брат — умственно и физически неполноценный. Он отнимал у родителей все их время, и в результате, когда он умер, они тоже оказались уничтоженными — по крайней мере, морально. Наш клиент не получал от них ничего и, мысленно возвращаясь в те годы, он верил, что это он убил своего брата, чтобы вернуть родителей.

— А на самом деле все было не так?

— Его брат умер в больнице, и на этот счет имеются все необходимые документы. А родители не могли пережить эту потерю и не оказывали никакой поддержки сыну, который был жив. Их поведение говорило о том, что в доме он остается весьма нежелательным гостем. Но несмотря на то, что мой клиент был изгоем в семье, он до последнего заботился о своем брате, любил его, навещал в больнице. Но потом в его уме возник замысел в котором он убивал брата, и хотя позже он избавился от этой иллюзии, обрел спокойствие, в результате вымысел все же взял верх над разумом. То, что с ним произошло, непрофессионал мог бы назвать нервным расстройством.

— Как же вы его лечили?

— Его поместили в лечебницу и, кроме того, я встретился с его матерью. После выписки его продолжали лечить амбулаторно. Так что невнимательность и грубое обращение легко могут стать причиной тяжелого заболевания.

— А других пациентов ты помнишь? — спросила я, подливая ему еще вина. — Может быть, приготовить кофе?

— Да, от кофе не откажусь. Но неужели тебе это интересно — такие истории?

— Конечно — ведь тебе интересно.

Я сделала кофе и вернулась в столовую. Он рассказал мне о женщине, избивавшей своих детей и пытавшейся снова сплотить семью. О священнике, религиозный фанатизм которого доходил до того, что прихожане боялись к нему идти. О человеке выдающихся способностей, пережившем трудное детство, но ставшем социопатом.

— Я не помню точно, с чем он пришел, и не знаю, правду ли он говорил. Но ему было что рассказать. Он учился в четвертом классе, когда отец почему-то решил взять его из школы. У его отца было обширное фермерское хозяйство — он выращивал пшеницу. Родители заставляли его работать — такого маленького — били и ругали за все. Отец держал в страхе жену, а к нему приставал с грязными требованиями. Правда, в этом не уступала и мать. Он подумывал о том, как бы прикончить их обоих, но я не думаю, что он собирался серьезно осуществить свой замысел.

Когда он пришел ко мне, ему было двадцать лет. У него оказалась фотографическая память и в высшей степени развитой ум. Для человека, закончившего всего четыре класса, он обладал выдающимися математическими способностями. Но при всем при том он был социопат.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Он не знал, что такое совесть. Он не мог завести не то что друзей, но и вообще поддерживать сколько-нибудь приемлемые отношения. Характер у него был ужасный, но он всегда считал, что прав он. Всегда. Он писал с ошибками, но стоило его один раз поправить и он больше этой ошибки не делал. Все, что мне нужно было знать, он сам сообщил мне — совершенно бесстрастно. В том числе и о своем характере — при мне он себя полностью контролировал…

Мне очень интересно, что с ним сталось, — закончил Том.

— При каких условиях человек становится социопатом? — спросила я.

— Есть много теорий на этот счет. Но один ребенок, много перенесший в детстве, становится преступником, а другой — нейрохирургом.

— Ты думаешь, это зависит от конкретных условий?

— Наверное. Такой отец, как у этого парня, не способствует формированию нормальной совести. Тем более, что и мать никогда не пыталась защитить его. Добавь к этому его исключительные способности.

— Способности никак не связаны с тем, нравственно или безнравственно ведет себя человек, — сказала я. — Кажется, Гитлер преподал нам неплохой урок на эту тему.

— Да, ты права, — улыбнулся Том.

— Разве не может быть, что, несмотря на все унижения, человек сохраняет стойкость духа? И разве ты не можешь представить, что он все же вернется на свою ферму и покончит с родителями?

— Могу, конечно. Да я бы и сам сделал это.

— А что тебе удалось узнать о детстве Девэлиана?

— Девэлиан — психопат. Совершенно антисоциальная личность, чуждая стыда и жалости, совершенно лживая и опасная для окружающих, кто бы они ни были. Он говорил, что покинул семью еще подростком и ушел в банду. Я не сомневаюсь, что в семье его притесняли — социопаты и психопаты никогда не являются из благополучных семей.

Было уже за полночь, когда он решил закончить свои рассказы. Я позволила себе только один бокал вина, а потом пила исключительно клюквенный сок — под предлогом своего мнимого недомогания. Я слушала его с удовольствием — его истории были захватывающи и рассказывал он их с чувством и состраданием к слабым и беззащитным людям. Уходя, он сказал, что заметил во мне некоторую нервозность, но я сказала, что это и к лучшему — я боялась признать, что вечер прошел хорошо.

— Мне бы хотелось, чтобы ты доверяла мне, Джеки. Ведь нет ничего приятнее, чем беседа с умной женщиной.

— Я бы хотела прожить здесь подольше, понимаешь? И я не могу себе позволить без оглядки бросаться в близкие отношения, разрывать их, если что-то окажется не так, а потом начинать все снова и так далее. Так что давай какое-то время побудем просто друзьями и не будем загадывать слишком далеко.