Крылья ветров (сборник) - Петровичева Лариса. Страница 7

– Настя, привет, – та поняла, что перед ней именно Саша. Грязный, без шапки, с немытыми волосами, свисающими сальными прядями – но именно Саша.

– Что с тобой? – спросила она. – Саш, ты что?

Сашу качнуло; он выбросил руку и схватился за её плечо.

– Ничего… Неважно, – хрипло произнёс он. – Как твоя нога?

– Уже пляшу, – ответила Настя. – Саш, что происходит?

Саша резко втянул ноздрями воздух, будто принюхивался, и его губы трагически дрогнули.

– Саш, ты пьяный? Или курил? Саш… Да что с тобой?

По его щеке пробежала слеза.

– Всё напрасно, Насть… Вот совсем всё. Ты только держись, ладно?

Он всхлипнул и выпустил её плечо.

– Пока.

И исчез. Отступил во мрак, слился со стеной; Настя застыла с раскрытым ртом, пытаясь уловить его шаги, но Пьяная дырка была пуста, лишь откуда-то с улицы доносился шум машин и голоса людей.

Выступление прошло на удивление хорошо. Настя с аспирантом открыли концерт, три минуты кружились по сцене под аплодисменты зрителей, и, когда танец закончился, и пара вышла на поклон, то, глядя на зрителей, Настя поняла, что случился триумф, а не позорище. За кулисами, когда она снимала гимнастёрку, к ней подошла Катя из отдела по воспитательной работе и спросила:

– У тебя приличное платье есть?

– А что? – поинтересовалась Настя, по новой перематывая колено эластичным бинтом. Аспирант, давно сменивший гимнастёрку на дорогую рубашку, косился в её сторону с интересом.

– Сегодня банкет, Светлана Сергеевна хочет, чтобы вы танцевали.

Светлана Сергеевна Небейбаба была проректором, и ей как-то ни разу и никто не отказывал. Настя вздохнула, подумала, что скорее всего ей придётся покупать новую ногу и ответила:

– Нету.

Катя чертыхнулась.

– Сергей Владиленович, а вы сможете в этой рубашке танцевать?

Аспирант кивнул и снисходительно ответил:

– Разумеется.

Катя подхватила Настю под локоть и потянула за собой.

– Пошли, подберём тебе чего-нибудь.

В костюмерной пахло пылью, потом, и чем-то ещё, чему Настя не сумела дать названия – может быть, отыгранными на студенческой сцене ролями, сбывшимися мечтами, аплодисментами, обманутыми надеждами… За полчаса Катя подобрала ей несколько платьев, и Настя выбрала тёмно-синее с поясом под грудь, по моде девятнадцатого столетия. Отличная была мода: можно быть беременной, можно бинтовать ногу – никто ничего не заметит. К платью полагался ещё пышный берет со стразами и перьями; Настя надела его, подошла к зеркалу и не узнала себя.

– Красавица, – заявила Катя со знанием дела. – Может, и Владиленыча приодеть? А ты пока глаза посильнее подведи, что ли.

Аспиранту достался белый офицерский мундир с эполетами. Настя посмотрела на него, и скептически подумала, что они прекрасная пара.

Корпоратив преподавателей ничем не отличается от всех остальных корпоративов. Столы, заставленные снедью и выпивкой, шумные разговоры, тамада, который традиционно упивается первым, но держится на ногах до конца вечера, шутки, тосты, аплодисменты и даже тривиальное «Пошли выйдем» – всё было в наличии. Настя и аспирант танцевали, дуэт с мехмата томными голосами пел итальянские песни, и все имели успех. К Насте подошла Хохлова с тарелкой мясной нарезки, и сказала:

– Ну вот, а ты отказывалась. Премию вам выпишем.

Настя натянуто улыбнулась. Нога болела, предстояло ещё несколько танцев, причём приходилось импровизировать – по счастью, гости уже хорошо приняли на грудь и не замечали ляпов – а Хохлова про премию даже не вспомнит. Аспирант во время передышки успел принять на грудь со своим научным руководителем, и его левая рука теперь лежала не на лопатке Насти, а на талии. В банкетном зале было жарко; берет Настя сняла и положила на свой стул – после того, как они вернулись с танца, обнаружилось, что берет исчез в неизвестном направлении. Настя только чертыхнулась.

Когда еды было ещё много, а спиртное принесли ещё, в зале обнаружился Зонненлихт. Настя почувствовала, как её охватило стужей среди банкетной духоты. Зонненлихт сидел в дальнем углу, перед ним стоял наполовину пустой бокал красного вина; судя по всему, он просто наблюдал за собравшимися с любопытством энтомолога, который рассматривает колонию муравьёв. Вот в муравейник бросили мармеладину: чем занялись муравьи? Сперва удивились, потом возрадовались, потом взмолились муравьиному богу, благодаря его за щедрый и незаслуженный грешниками дар, а потом принялись кушать, и процесс кушанья мы как раз и наблюдаем. Из остатков наверняка сделают что-то вроде камня Каабы.

– А давайте танцевать! – провозгласил проректор по учебной работе, и Настя порадовалась было, что сейчас под шумок возьмёт и уйдёт. Переоденется в костюмерной, где сиротливо брошены её свитер, джинсы и сапожки, и поползёт домой, стараясь не поскользнуться и не упасть.

Не тут-то было.

Сухие жёсткие пальцы придержали её за локоть. Настя обернулась: Зонненлихт. Холоден, спокоен, абсолютно трезв; тень съёжилась в крохотную лужицу возле ботинок.

– Позвольте вас пригласить, – сказал он, и, не дожидаясь отказа или согласия, взял Настю за руку. Аспирант, который опоздал к партнёрше, смерил соперника оценивающим взглядом и решил не связываться.

– Мальчик положил на вас глаз, – равнодушно прокомментировал Зонненлихт. Настя двигалась, повинуясь его ведению, и думала о том, что теперь в полной мере поняла смысл фразы «ни жива, ни мертва». Рассказать Игорю, с кем танцевала – не поверит. Такое даже Юльке не по плечу.

– Не может быть, – ответила она. Губы Зонненлихта дрогнули в ироничной улыбке.

– Мальчик бедовый. Сейчас дотанцуем, и вы пойдёте переодеваться. Он будет ждать в костюмерной. Ясно, зачем, или мне сказать?

Настя скривилась. Покосилась в сторону аспиранта, который сидел за столом и что-то обсуждал с Хохловой, а та расплывалась в улыбке. Сейчас Настя видела его будто бы впервые: типичный ботаник в очках с узкими стёклами, тощий, некрасивый и невероятно самоуверенный, с манерой держаться, которая явно была позаимствована у какого-нибудь знакомого доктора наук. Он будет ждать её в костюмерной, чтобы сделать предложение, от которого Настя, по его мнению, не откажется, потом натянет штаны и скажет, чтобы она не забыла подготовиться к практической.

Её замутило. Зонненлихт удовлетворённо кивнул.

– Собственно, вариантов два. Первый самый сложный: я сейчас дотанцую вас до выхода, и мы уйдём куда-нибудь. Например, курить. Мальчику надоест вас ждать, и он отправится домой, отложив всё на потом.

– Я не курю, – прошептала Настя. Не смотреть в сторону аспиранта, не смотреть…

– Напрасно.

Она ощущала спиной его взгляд – взгляд прилежного ученика, который сидел за книгами, когда однокурсники пили и гуляли, который решил, что от человека в зависимом положении отказа ждать не придётся – и это был тяжёлый, нехороший взгляд.

– А второй вариант?

Зонненлихт ухмыльнулся.

– А то вы не понимаете! Пойти и раздвинуть ноги, разумеется.

«Я открываю для себя много нового, – подумала Настя. – Например, физическое омерзение». И действительно, чувство было такое, будто её уронили в застарелую вонючую лужу, в которой начала зацветать вода и жидкая тёплая грязь обнимала с отвратительным чмоканьем.

– С чего вы взяли? – сказала Настя нарочито резко, только ради того, чтобы разогнать вязкий туман тошноты. – Сергей Владиленович порядочный человек.

Зонненлихт глумливо хмыкнул.

– Хотите в этом убедиться?

– Откуда вы знаете?

– Знаю.

– Глупости!

Песня закончилась. Зонненлихт улыбнулся. Настю передёрнуло от его улыбки, спокойной, всё понимающей: он просто смотрел на неё и прикидывал, как дальше развернутся события. Не потому, что ему жаль Настю, или он хочет ей помочь – нет, это всего лишь жизнь в муравейнике, за которой он наблюдает. Она вежливо улыбнулась Зонненлихту и выскользнула из его рук.

– Спасибо, Антон Валерьевич.