Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира - Серов Андрей. Страница 52

За следующие полчаса Джон узнал о себе много нового. Полковник топал ногами, размахивал кулаками, орал так, что с потолка отвалился кусок штукатурки. Джон же лишь убедился в том, что можно и нужно просить больше. Вчера он несколько раз повторил про себя «миллион долларов», и ему понравилось, черт возьми, как это звучит.

Но сейчас сказать такое — значит продешевить.

Военные не решились на открытый конфликт, на тихое исчезновение строптивого журналиста например. Видимо, было в этой фотографии что-то такое, чего не осознавал и сам Джон. Решение принимал явно не седой полковник, и даже не командование здесь, в Афганистане.

Джон подписал договор, по которому Пентагон получал все копии снимка плюс флеш-карты, на которые они были записаны, и все мыслимые авторские права. Джон обязался никогда не упоминать об этой истории и немедленно покинуть Афганистан.

Взамен на его счет были переведены двадцать миллионов долларов.

Шел седьмой день пребывания в Нью-Йорке. Джон отлежал оба бока и спину, от пива и женских духов уже начало тошнить. Коробки с аппаратурой сиротливо пылились в углу комнаты, навевая тоску. Даже главный не звонил.

После того как Джон, ввалившись в редакцию с бутылкой пива, высказал боссу все, что о нем думает, и, главное, не услышал ничего в ответ, его авторитет среди сотрудников поднялся до верхушек небоскребов. Главный же, почесав в затылке, попросил не бросать работу и дал двухнедельный отпуск. Сам, добровольно. Впервые, наверное, за всю свою жизнь.

Почему-то радости это не доставило. Все было не так, как еще недавно рисовало воображение. Все просто признали его превосходство.

Видимо, Джон слишком привык к тому, что всегда есть противник, с которым меряешься силами и, если повезет, побеждаешь. Няня в детском саду. Преподаватель по математике в колледже. Родной отец. Потом вот главный. Война, на которой враги — все. А сейчас никто не машет кулаками, не пытается морально задавить. Теперь твой удел — сидеть и слушать о себе сплетни…

Джон почувствовал, что жизнь налаживается, лишь когда выгрузился с горой багажа на пыльное поле аэродрома. Милая маленькая страна, в которой идет милая маленькая гражданская война. Устроиться с камерой на бронетранспортере и снимать, снимать, снимать…

Их поймали в засаду прямо на городской окраине. Грохот автоматных очередей, разрывы гранат, шелест осколков. Бронетранспортер, натужно ревя мотором, отползал под прикрытие каменного забора, огрызаясь из крупнокалиберного пулемета. Джон, скатившись с горячей брони, занял позицию в канаве. Отсюда сквозь оптику ему хорошо были видны засевшие в руинах дома противники.

В забор попали из гранатомета, осколки камня разлетелись в стороны, хлестнули по спине. Джон снимал, забыв обо всем на свете. Здесь он наконец был собой, на своем месте, занимался тем, что хотела душа. Он был счастлив.

Пуля попала точно в голову.

Россыпь фотографий на столе. Мелкий, нудный дождь за окном.

— Уникальный кадр. Удивительный. Просто шедевр.

— Чудо, что она разбила лишь объектив и не повредила карту памяти.

— Точно. Иначе бы снимок пропал. Нет, ну это просто чудо — парень заснял собственную смерть. И как, с каким качеством!

Пуля в центре кадра. Все вокруг смазано, но она получилась необычайно четко. Видны даже обтекающие ее потоки воздуха. Доли секунды до того, как она пробьет стекло и войдет в мозг. Мгновение, которое может поймать лишь истинно удачливый фотограф.

— Жалко камеру… Восстановить уже нельзя, а она столько стоила…

— Ничего. Он ведь все еще работал у нас, значит, весь отснятый материал по контракту принадлежит нам. Организуй его персональную выставку, ребята пусть составят некролог поторжественнее. Что-то вроде — «он всегда будет в наших сердцах». Ну придумай что-нибудь. И нужно срочно переделать ближайший выпуск журнала. Все материалы сдвинуть на номер вперед, новости обновить. А сейчас будет номер, посвященный только ему. «Лучший фотограф „Военного обозрения“ погиб на боевом посту» — как-то так. Писать о нем особо нечего, так что поменьше текста, побольше фотографий. Эту — на первую страницу. И сразу продумайте реализацию прав на ее перепечатку. Я знаю, сколько Пентагон отвалил ему за ту с солдатом, уверен, что за эту получим больше. Нет, ну ты посмотри — удача в чистом виде!

Елена Тополева

Тузик

Дорога закончилась. Метров пять гравия, столько же песка — и целина. Вокруг ночь: летняя, короткая, темная. Руку протяни — не найдешь, а дорогу видно, будто светится. Камни не местные, все больше белые, не лень везти было? Да и накладно. Не иначе местный хозяин жизни чудит. Разве что, мужикам работа…

В костре потрескивали еловые сучья, терпко пахло смолой. Андрей подвинулся ближе к огню и подставил ладони. По лицу замелькали тени, отчего нос, и без того тонкий и острый, обозначился еще резче, а серые глаза сделались почти черными.

— И как вы строите? Вас же двое всего?

— Ну… — неопределенно протянул первый дорожник и заискивающе глянул на второго, будто дворовый кобель, перед тем как стянуть со стола кусок колбасы. Андрей тут же окрестил его Тузиком. Второй же, огромный бородатый молчун — форменный медведь, — пошарил за спиной, достал две жестяные кружки, уместившиеся в одной ладони, плеснул в каждую кипятку.

— Нас ведь не торопит никто, делаем и делаем, — словно получив разрешение, заговорил Тузик. — Хозяин понимает: не до первой распутицы — на века строим.

Андрей улыбнулся. От скромности не умрут. Ладно бы стройка века какая была — ширь, масштаб, шумиха в прессе. А то грунтовка местного значения, от деревни на погост… Хотя, надо признать, сделана на совесть: полотно будто вылизано — ни сучка ни задоринки. И ведь чем! Лопаты возле бытовки свалены да ровнялка из досок. Россия, Россия…

— Ты на лопаты не смотри, — обиделся Тузик, — рано тебе еще в такие вещи вникать. Сперва ночь переживи.

Медведь что-то буркнул в бороду. Тузик вскинулся и умчался в темноту. Странные они. Впрочем, кто еще будет в такой глуши дорогу лопатами строить? Медведь явно за главного, а Тузик шестерит с полпинка. Может, зэки бывшие? Андрей поежился, вытянул ноги поближе к огню. Идти все равно некуда. Да и взять с него нечего — телефон и тот дома забыл. И чего в лес понесло? Горожанин… Шампиньонов ему не хватило, белых решил поискать. А нашел овраг и пень еловый. Метко нашел, затылком. Если бы не Медведь…

Андрей уважительно посмотрел на здоровяка. Хотели бы — раньше прибили. Дело Тузик сказал, сейчас только сидеть остается, а утром покажут дорогу. Дорожники же, невесело пошутил он про себя, потрогав изрядно припухший затылок.

Захрустел гравий, и откуда-то слева вынырнул Тузик с брезентовым мешком. Рожа довольная — вылитый барбос, палочку притащил.

— Так-так, — Тузик запустил руку в мешок, — что нам бог послал…

На широкий кряжистый чурбан упруго шлепнулись полбатона вареной колбасы с кубиками жира, буханка хлеба, пачка рафинада, три банки тушенки. Андрей не поверил глазам — советская еще! Странно как-то… Может, их тут вообще забыли? Списанные продукты завезли, лопаты вручили — и поминай как звали? Хотя нет, колбаса вроде свежая. Да и зарплату наверняка платят. Наш мужик за пайку работать уже не станет.

— Чего ждешь? — Тузик толкнул Андрея локтем. — Налетай, трюфеля не предусмотрены.

Медведь сграбастал тушенку, вогнал нож, одним движением вскрыл банку и поставил перед оробевшим Андреем. Тузик бесцеремонно заехал пальцем в застывший бульон, облизнул.

— Ммм… Нормально, есть можно. Ты чего как неживой?

Андрей было засомневался, но Тузик так бойко принялся уминать тушенку из второй открытой Медведем банки, что рука сама потянулась к ложке. И правда, тушенка оказалась мясной, с горошками черного перца и тонкими прожилками нутряного сала — объедение. А с ломтями хлеба, что шустрый Тузик уже успел обжечь до хруста, да под ароматный смородиновый чаек…