Следы на воде (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 26

      Мир за стеклом и решеткой был грязно-серым. Алине подумалось, что территория больницы накрыта колпаком зимы, и здесь не бывает иных времен года. Всегда этот идеально гладкий, словно искусственный, снег, костлявые деревца фруктового сада, будто бы скрюченные в мучительной агонии и царапающие небо костяшками ветвей, плохонькая дорога куда-то через поля, в никуда. Вечная зима.

      Писатель говорит, услышала она голос Олега.

      Писатель. Почти бог. Ведь действительно нужно обладать практически божественными способностями, чтобы избитую тему внезапно развернуть неожиданной стороной и сделать не просто открытием, а откровением, пощечиной. Мироздание составлено из ограниченного набора кирпичей, и незатертых тем почти не осталось.

      Она вспомнила, что рассказ о Никите так и не был окончен. Бравый вампир так и остался стоять со своим шефом над трупом оборотня, и ему больше не придется убивать чудовищ и решать проблемы личного небытия.

      И поделом ему. Вампиров не бывает, оборотней и магов тоже. Все это сказочки для любителей остренького, причем весьма замусоленные сказочки. А у бога нет желания ни искать в старых сюжетах новые стороны, ни быть богом.

      Она почти здорова.

      Скажем аминь, дети, и пожмем руку доброму дяденьке доктору.

      Нехотя Алина проглотила две ложки бульона. Ветер взвизгивая, ушибаясь локтями о больничные стекла, плакал обиженно и сердито, просился к теплу. Алина вспомнила рассказ о Снежной Девушке, которой все хотелось погреться у живого огня камина. В итоге остался пустой холодный очаг и маленькая лужица воды возле него. Поучительная история с моралью: каждому свое, не летает, ворона, горлицей и прочая, и прочая; странно, что в метель на ум приходят истории с моралью.

      Бульон покраснел. Алина увидела, как в тарелку сорвалась еще одна тяжелая красная капля, но не сразу поняла, что кровь капает из ее собственного носа.

       Твою мать, пробормотала Алина, собираясь сжать ноздри, но воздух вдруг стал густым и вязким, и слова утонули в нем, а кровь полилась сильнее. Это было не страшно, хотя видеть в тарелке со щами даже самую малость своей крови уже перебор. Где-то тут были салфетки.

      Алина подняла голову от тарелки и взвизгнула. Сердце будто бы сжала ледяная рука.

      Окружающие были мертвы. В отделении восемь палат, то есть примерно сорок человек и эти сорок человек сейчас валялись безжизненными кулями. На линолеум медленно падала суповая волна один из пациентов вскинул поднос с обедом, пытаясь оттолкнуть то, что его погубило; не помогло. Новенький поэт лежал лицом в пироге; выражение его глаз было неописуемым. Людмила умерла, не успев вытащить ложку изо рта. Пожилая дама из соседней палаты (не подходило к ней, аккуратной и чопорной, русское слово старшка) сползла по стене, свесив голову с модельной стрижкой на плечо. А этого старичка в луже чая мучили отряды муравьев больше не будут. Света откинулась на спинку стула, руки упали, как плети.

       Эй, - пискнула Алина. Эйлюди

      Эхо от грохота ее упавшего стула оказалось невыразимо громким. Тетка с белочкой, лежавшая в углу, смотрела на Алину в упор невидящими глазами, словно хотела строго заявить, что негоже так шуметь в больнице. При жизни эти глаза были не намного лучше.

      С истерическим воплем Алина вылетела из столовой, думая только об одном: не споткнуться о мертвеца. Она бы умерла тогда наверняка. Коридор был пуст. Медсестры на посту были не живее пациентов. По полу раскатывались сброшенные ими в последнем движении пузырьки с таблетками; Алина зажала рот ладонями, пытаясь удержать тошноту.

      Медленно-медленно она побрела по коридору, и двигаться было тяжело, как в воде. Один из пузырьков подкатился к ней, словно шустрое животное; Алина брезгливо отбросила его (таблетки загремели внутри, как кастаньеты или кости) и толкнула дверь в кабинет доктора.

      Писемский как хороший начальник не стал отделяться от коллектива. Он распластался по столу, уткнувшись лицом в чью-то историю болезни. Принтер все еще работал, рассыпая распечатанные листки по полу. Старшая сестра, сидевшая в кресле, напоминала Алине марионетку, у которой одним ударом отстригли все ниточки.

      Они умерли.

      Они все умерли.

      На территории больницы теперь нет никого, кроме Алины.

      Небольшой радиоприемник сообщил, что в Москве четырнадцать часов, заставив Алину взвизгнуть снова. Она ударила его, будто желала прибить вредное насекомое; вежливый голос диктора оборвался на полуслове.

      Попугайчик в клетке валялся лапками кверху в кучке собственного помета. На подоконнике Алина заметила издохшего рыжеусого стаса.

      Ей стало страшно как никогда раньше. Полная, в самом деле мертвая тишина, трупы, ветер за окном, воющий яростно и злобно.

      Тика´ть отсюда надо, сказал внутренний голос.

       К-как? прошептал Алина. Все заперто.

      Сама мысль о том, что в поисках ключей придется лазать по карманам вахтенных сестер, казалась ей кощунственной.

      Тут один мертвецы, любезно заметил внутренний голос. От чего они вдруг отбросили коньки, как ты думаешь?

       Понятия не имею, губы едва шевелились. В принтере кончилась бумага, и он пискнул нервно и требовательно. Звук обжег Алину как удар плетью.

      Да не стой же! рявкнул внутренний голос.

      Впервые Алина поняла, что ее зубы звонко клацают. Повинуясь внутреннему голосу, она протянула руку и открыла дверцу шкафа.

      Тяжелые ботинки доктора были бы только обузой, но по счастью Алина обнаружила женские сапоги, и всего на пару размеров больше, чем надо. А вот в дубленке Писемского очень удобно будет идти к шоссе, да и его роскошная лисья шапка пригодится. Алина торопливо одевалась; пальцы дрожали, и пуговицы не желали лезть в прорези.

      Быстрее, торопил внутренний голос.

      Снимать горшки с подоконника было некогда. Не церемонясь, Алина сбросила их на пол и изо всех сил рванула шпингалет. Ногти на правой руке сломались под корень, зато окно скрипнуло, протестуя против подобного отношения, и приоткрылось. В кабинет ворвалась струя холодного воздуха, лизнула Алину по лицу. Она невольно зажмурилась и так же, с закрытыми глазами, на ощупь влезла на подоконник.

      Богоугодное заведение купцы отстроили с размахом, не скупясь. Второй этаж больницы сошел бы за третий в обычной хрущобе. Алина выпрямилась и, раскинув руки, уперлась в стены. Земля была где-то далеко внизу. Очень далеко.

      Алина всхлипнула.

      За спиной, в кабинете что-то треснуло, словно кто-то из мертвецов пошевелился, и Алина с диким воплем прыгнула вниз. Земля больно ударила в пятки; Алина не удержалась и завалилась в снег, потеряв шапку и сдавленно зашипев от боли в ушибленном боку.

      На улице было холодно. Долго валяться не пришлось.

      Поскуливая (ощущение было таким, словно она упала на торчащие гвозди), Алина поднялась, вытащила из свеженаметенного сугроба докторову шапку и огляделась. Кругом стояла неприятная тишина давно заброшенного места; чуть поодаль Алина увидела ворону в снегу, лапами кверху.

      И что теперь? Угонять больничный транспорт?

      Нахлобучив шапку, Алина за неимением перчаток спрятала руки в карманы, надеясь избежать обморожения, и пошла к воротам. До шоссе, как ей представлялось, было километров пять, а там можно будет поймать попутку до города.

      Снег стегал по лицу, словно намеревался выхлестнуть Алине глаза. Ноги в тонких больничных штанах заледенели моментально; Алина подумала, что не сможет идти и сразу же отогнала эту мысль. Ворота тоскливо скрипели на ветру, не желая выпускать Алину с территории больницы.

      Будто переступая некую незримую, но от того не менее реальную черту, Алина вышла за ворота.

      А к кому она идет?

      Домой, к родителям? Они сразу же отправят ее обратно. Не в эту больницу, так в другую. И все начнется сначала.