Крепкие мужчины - Гилберт Элизабет. Страница 2

Население островов продолжало расти. К концу девятнадцатого века произошла насильственная экспансия, сопряженная с началом разработок залежей гранита. Молодой промышленник из Нью-Гемпшира, доктор Жюль Эллис, развернул на обоих островах деятельность своей компании «Эллис-гранит» и вскоре сколотил состояние на добыче и продаже полированного черного камня.

В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году население Корн-Хейвена достигло рекордной цифры – шестьсот восемнадцать человек. В это число входили шведские иммигранты, нанятые компанией «Эллис-гранит» для тяжелой поденной работы. Часть гранита на Корн-Хейвене была такой грубой и шершавой, что годилась только на изготовление надгробных камней, и с этой работой легко справлялись простые рабочие вроде шведов. В том же году на Форт-Найлзе насчитывалось шестьсот двадцать семь душ, включая иммигрантов из Италии, нанятых в качестве искусных каменотесов. На Форт-Найлзе имелись залежи высококачественного гранита, годящегося для изготовления склепов, а такой гранит обрабатывать умели только итальянцы. Работы на гранитном производстве для местных жителей почти не было. Компания «Эллис-гранит» предпочитала нанимать иммигрантов. Им и платить можно было поменьше, и управлять ими было легче. Приезжие рабочие и коренные островитяне общались мало. И все же на Корн-Хейвене несколько местных рыбаков женились на шведках, и население этого острова пополнилось блондинами. А на Форт-Найлзе так и преобладали темноволосые люди с большой примесью шотландской крови. Никто из жительниц Форт-Найлза не выходил замуж за итальянцев. Это считалось неприемлемым.

Шли годы. Рыбу стали ловить иначе. С крючков перешли на сети, с трески на хека. Лодки стали больше. Фермы захирели. На Корн-Хейвене возвели здание муниципалитета. На Форт-Найлзе через речку Мердер-Крик перебросили мост. В тысяча восемьсот девяносто пятом году по дну моря проложили кабель, и на островах появились телефоны, а к тысяча девятьсот пятнадцатому в некоторых домах уже было электричество. Гранитное производство сократилось, а потом и вовсе остановилось в связи с применением бетона. Население уменьшилось так же быстро, как до того выросло. Молодежь покидала острова в поисках работы в больших городах, на крупных заводах. При переписи населения начали исчезать старинные фамилии. Последний из Бойдов умер на Корн-Хейвене в тысяча девятьсот четвертом. После тысяча девятьсот десятого на Форт-Найлзе не осталось ни одного О’Доннела. В двадцатом веке с каждым десятком лет фамилий на обоих островах становилось все меньше и меньше. Некогда эти острова были малонаселенными и снова стали такими.

Что было необходимо обоим островам (необходимо всегда) – так это приток свежей крови и ее циркуляция между Корн-Хейвеном и Форт-Найлзом. Обитатели этих островов жили в такой дали от остальных сограждан, они были близки по темпераменту, по родословной, имели общую историю и, по идее, должны были бы стать добрыми соседями. Они нуждались друг в друге. Им следовало друг другу помогать. Они должны были бы делиться тем, что имеют, и тем, что их огорчает. Любое сотрудничество было бы на пользу и тем, и другим. И возможно, из них все-таки получились бы хорошие соседи. Возможно, их судьба сложилась бы иначе, и между ними не было бы ссор. Правду сказать, первые лет двести между островитянами царил мир. Наверное, если бы обитатели Корн-Хейвена и Форт-Найлза оставались простыми фермерами и рыбаками, из них получились бы превосходные соседи. Но как все могло бы сложиться, нам угадать не дано, потому что со временем они стали ловцами омаров. Вот тут-то и пришел конец добрососедским отношениям.

Омары не признают границ и, ясное дело, их охотникам тоже приходится границ не признавать. Ловцы омаров ищут их везде, куда ни занесет этих морских раков, то есть охотятся за своей добычей по всему морскому мелководью и вдоль побережья. Это значит, что идет постоянная конкуренция за районы лова. Ловцы омаров мешают друг другу, они спутывают веревки, к которым привязаны чужие ловушки, они шпионят за чужими лодками, воруют друг у друга полезные сведения, сражаются за каждый кубический ярд моря. Каждый омар, пойманный одним ловцом, – это тот омар, которого другой ловец упустил. Ловля омаров – суровое и грубое дело для суровых и грубых людей. Но все мы люди, и каждого из нас творит то, чем он занимается. Молочное животноводство делает людей уравновешенными, надежными и сдержанными. Охота на оленей делает людей молчаливыми, развивает быстроту реакции и чувствительность. Ловля омаров делает людей подозрительными, хитрыми и жестокими.

Первая омаровая война между Форт-Найлзом и Корн-Хейвеном разразилась в тысяча девятьсот втором году. Другие острова, расположенные в заливах вдоль побережья штата Мэн, тоже воевали из-за омаров, но все эти войны происходили позже. В тысяча девятьсот втором году ловля омаров еще не достигла промышленных масштабов; омар в то время еще не был редким деликатесом. В тысяча девятьсот втором году омаров было как грязи, они не стоили ни гроша и вызывали у людей только раздражение. После сильных штормов сотни и тысячи этих морских раков выбрасывало на берег, и приходилось собирать их вилами и увозить на тачках. Был принят закон, воспрещавший богатым хозяевам кормить своих слуг омарами чаще трех раз в неделю. В то время ловлей омаров островитяне занимались исключительно для получения дополнительного дохода плюс к тому, что им давало фермерство и морское рыболовство. На ту пору жители Корн-Хейвена и Форт-Найлза промышляли омаров всего-то лет тридцать, а на ловлю отправлялись в сюртуках и галстуках. Словом, дело это было новое, поэтому даже удивительно, что кто-то сумел так вложиться в промысел омаров, чтобы начать из-за него войну. Однако именно это и произошло в тысяча девятьсот втором году.

Первая омаровая война между Форт-Найлзом и Корн-Хейвеном началась со знаменитого необдуманного письма, написанного мистером Валентином Адамсом. К тысяча девятьсот второму году Адамсы жили на обоих островах; Валентин Адамс был с острова Форт-Найлз. Его знали как человека довольно неглупого, но жутко упрямого, и, возможно, он был самую малость не в своем уме. Письмо, о котором идет речь, Валентин Адамс написал весной тысяча девятьсот второго года. Оно было адресовано в Бостон, председателю второй международной конференции по рыболовству – весьма престижного мероприятия, на которое Адамса не пригласили. Аккуратно переписанные копии этого письма он разослал в несколько главных газет, посвященных рыбной ловле и выходивших на Восточном побережье. Также он отправил копию письма почтовым катером на остров Корн-Хейвен.

Валентин написал:

Весной тысяча девятьсот третьего года Валентин Адамс написал письмо на третью международную конференцию по рыболовству, которая снова проводилась в Бостоне. На эту конференцию, еще более многочисленную, чем годом раньше, прибыли важные люди из канадских провинций, а также из Шотландии, Норвегии и Уэльса. Адамса опять не пригласили. Да и с какой стати его было приглашать? Что делать простому рыбаку вроде него на таком представительном форуме? На конференцию съезжались эксперты и законодатели, и там было не место для рассмотрения местных заварушек. С какой бы стати туда пригласили Валентина Адамса, когда там собрались важные шишки из Уэльса и Канады, а также все преуспевающие оптовые рыботорговцы из Массачусетса, а также все знаменитые сотрудники рыбоохранной службы? Но, как бы то ни было, Валентин Адамс написал: