Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф. Страница 34
Тем временем, не подозревая, какая буря назревает в непосредственной от него близости, генерал Скотт не спеша просыпался. Переворачивание облегчило ее страдания. К своему удивлению, он увидел, что Авроры не было на ее обычном месте — в нише у окна, где она всегда пила чай по утрам. Это было так непохоже на ее правила. Почти каждое утро, когда он просыпался, то видел, что она сидит в оконной нише, укутанная в халат. В это утро она выглядывала в окно из-за угла, халат был распахнут…
— Что случилось? Напали на кого-нибудь? — поинтересовался генерал. — А если напали, то, может быть, лучше вызвать полицию?
— Гектор, помолчи, Си-Си услышит, — прошипела Аврора. — Он как раз на наше окно смотрит. Конечно он понял, что за ним наблюдают.
— Но если это всего-навсего Си-Си и никто ни на кого не нападает, то за ним, конечно, наблюдают. Ты и наблюдаешь, — уточнил генерал. — Да и какая мне разница, слышит он меня или нет?
— Знаешь что, Гектор? Си-Си и Рози только что занимались сексом в машине, — сказала Аврора. — Я сама видела, вернее, почти видела, поэтому я и наблюдаю за Си-Си.
— Ты хочешь сказать, что наблюдать за ним, чтобы оценить, можно ли и тебе заняться с ним тем же? — спросил изумленный генерал. — Вот уж не подумал бы, что Си-Си в твоем вкусе. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.
Он решил самостоятельно выбраться из постели и полюбоваться этим захватывающим зрелищем, но не успел сдвинуться с места, потому что Аврора была уже в постели и уселась на него. Этот поступок настолько изумил генерала, что он смахнул с тумбочки у кровати свои очки. Он как раз шарил рукой по тумбочке в поисках очков, чтобы пойти и взглянуть на Си-Си.
Генерал был несколько встревожен агрессивностью Авроры. Она теперь так редко садилась на него верхом, и потом эти его переломы…
— Откуда ты знаешь, что они занимались сексом? — продолжал он допытываться. — Что, Си-Си стоит там голый?
— Нет, похоже, что это ты как раз голый, у тебя ведь теперь нудистские принципы, — усмехнулась Аврора. — Тебе известно, что такое «либштод», Гектор? А может быть, мы немного позанимаемся изучением этого понятия прямо сейчас, и даже если ты на полдороге отдашь концы в момент экстаза или чего-то в этом роде, я сэкономлю на психоанализе и заодно получу хоть немного удовольствия.
— Если ты имеешь в виду «либштод», я отказываюсь, — сказал генерал. — Но, разумеется, я ничего не могу иметь против удовольствия, если только я сумею тебе его доставить.
— Хорошо, что хоть против экстаза не возражаешь, — сказала Аврора, легко шаря под собой. — Ты же знаешь, как я не люблю, когда меня оставляют вне игры. Возможно, то, что ты или я останемся вне игры, вызвано просто недостатком воображения. Ни мне, ни тебе ведь не пришло в голову превратить мою машину в будуар, не правда ли? Тебя не восхищает такая идея? Видишь, а вот меня эта идея и восхищает, и возбуждает!
Да, генерал это почувствовал. Сердце его забилось сильней, так быстро, что ему подумалось, что этот «либштод» становится все более вероятен, особенно благодаря такому темпу. Ему показалось, что кровь прилила к тем местам, где это было необходимо, но вот сможет ли Аврора продержаться в этом неистовом ритме?
— У меня в машине ничего не получится. Куда мне с этими костылями, — сказал генерал, надеясь, что и эта гонка, и приливы крови продолжатся еще хоть несколько минут. Он чувствовал себя скорее сдавленным организмом, чем человеком, способным испытать экстаз. Но могло оказаться и так, что его сдавят еще сильней, если в итоге Аврора испытает только разочарование.
— И потом, зачем тебе представлять, что кабина машины — это будуар. У тебя и так есть будуар, — напомнил он ей.
— Да, как раз в нем мы и находимся, хотя для того, чтобы достичь желаемого, я бы хотела представить себе, что мы находимся в машине Си-Си, — прошептала Аврора.
Этот шепот возбуждал его. У Авроры, всегда такой воспитанной дамы, некоторое время назад появилась привычка шептать ему на ухо довольно лихие предложения. Было время, когда она делала это часто, гораздо чаще, чем теперь, но за последние несколько лет запас этих предложений, судя по всему, истощился. Генерал забыл, как сильно возбуждал его этот шепот.
— Ах, в машине Си-Си, — сказал он. — У него фургон. В фургоне-то я, наверное, что-то и смог бы. Мне и в голову не приходило, что такое может произойти.
— Уже происходит — только помолчи и постарайся немного двигаться.
17
В этот день Рози чувствовала себя настолько несчастной, что ей не помогали даже любимые телекомментаторы. Питер Дженнингс не казался таким уж интересным, и Том Брокау тоже. Дэн Рэзерс — и тот не заинтересовал Рози. В отчаянии Рози переключилась на Си-Эн-Эн, но и у них не было ничего интересного. Почти по всему миру, от Пекина до Вашингтона, продолжались демонстрации протеста. Рози почувствовала, что ее это не волнует. Несколько минут она смотрела мультик о лягушонке Кермите. Кермит был одним из персонажей Си-Эн-Эн. Его, как и ее саму, кто-нибудь постоянно доводил до отчаяния. Правда, она не могла полностью сосредоточиться на его невзгодах, потому что Си-Си, человек, который меньше всего смог бы приободрить ее в такую минуту, именно этим сейчас и занимался. Если же это не было попыткой приободрить ее, то он, по крайней мере, пытался добиться, что не он — причина ее грусти.
— Я не знал, что все так повернется. Я не хотел ничего испортить. Пожалуйста, не плачь, — повторил Си-Си уже в двадцатый, если не тридцатый раз. А Рози все плакала.
— Си-Си, ты ни в чем не виноват, ты ничего такого не сделал. Просто я в депрессии, — отвечала ему Рози в двадцатый или в тридцатый раз. — Ну почему бы тебе не вернуться на работу?
— Если я уеду на работу, зная, что ты тут плачешь, я себе целый день места не найду. Лучше уж умереть и покончить с этим, — сказал Си-Си. Он действительно был похож на сильно огорченного человека, и Рози почти захотелось, чтобы он и в самом деле наложил на себя руки или убил ее. Однако такого быть не могло. Си-Си занимался тем, что заворачивал и отворачивал манжеты своей рубашки. Эта его привычка просто бесила ее.
— Си-Си, да оставь ты их в покое! — взмолилась она. Си-Си, занимаясь в этот момент как раз отворачиванием манжеты, все же не мог понять, о чем она говорит.
— Если я извинюсь, тебе станет легче? — спросил он. Низкорослый, плотный, с почти квадратной головой — Рози иногда хотела спросить его, не надевала ли ему мама в младенчестве на голову ящик, чтобы сделать из его черепа правильный параллелограмм.
— Ты извиняешься так часто, что меня тошнит от этих извинений, — сказала Рози, чтобы охладить его пыл. — Еще немного, и я выплачусь, и потом, наверное, мне станет лучше. А ты сидишь и извиняешься, извиняешься и катаешь туда-сюда свои идиотские манжеты. Делу это не поможет — единственное, чего ты добьешься, так это того, что я найду себе кого-нибудь, у кого хватит меня оставить в покое в такие минуты.
— Да, меня так воспитали, что я ничего плохого не вижу в том, что человек извиняется, — раздраженно сказал Си-Си.
— Нет ничего плохого в том, что говорят: «Извини меня», но если ты повторил это раз пятнадцать подряд, с меня довольно, — закричала Рози. Она взглянула в окно и увидела, что Аврора меряет шагами веранду нижнего этажа, притворяясь, что не подслушивает и вообще ей нет никакого дела до того, что происходит в коттеджике Рози, хотя, совершенно очевидно, ей до смерти хотелось узнать все это.
— И особенно, если ты не сделал ничего такого, за что стоило бы извиняться по сто раз! — прибавила Рози, к тому же достаточно громко.
Си-Си покраснел и, чуть не плача, путаясь в мыслях, наконец уступил. Он сделал неуклюжую попытку похлопать Рози по плечу и поцеловать ее, потом опустил закатанные рукава и поднялся, чтобы уйти.
— Делай как знаешь, — сказал он ей, — только я надеюсь, что тебе станет лучше. Я позвоню, — сбивчиво проговорил он, уходя. Пересекая двор, он не поднимал глаз от земли, чтобы, не дай Бог, не заговорить с миссис Гринуей, которая всегда наводила на него страх.