Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1 - Цветков Алексей Вячеславович. Страница 21
Марксисты же, в свою очередь, стремились скооперироваться с анархистами во имя триумфа принципа коллективного владения в рамках Интернационала, которому предстояло возобладать над последними останками неопрудонистского индивидуализма. Поэтому они стремились делать словесные уступки и не вполне искренне согласились с предложением анархистов заменить слово «государство» либо федерацией, либо солидаризацией коммун. В том же духе Энгельс нападал на своего друга и соотечественника Августа Бебеля по вопросу о Готской программе немецких социал-демократов и полагал мудрым предложить, чтобы тот «повсеместно избавился от термина «государство», заменив его на «Geneinwesen» — хорошее старое немецкое слово, означающее то же самое, что и французское слово Commune — коммуна». На Базельском конгрессе 1869 г. анархисты-коллективисты и марксисты объединились, чтобы определить, что после того, как собственность будет социализирована, она превратится в солидаризированные коммуны (communes solidarisees). В своей речи Бакунин поставил точки над i: «Я голосую за коллективизацию социального богатства, и в особенности земли, в смысле социальной ликвидации. Под социальной ликвидацией я понимаю экспроприацию всех, кто является ныне собственниками, посредством отмены юридического и политического Государства, которое является санкционером и единственным гарантом собственности, каковой она ныне является. Что же касается последующих форм организации... я выступаю за солидаризацию коммун... с тем большим удовлетворением, что подобная солидаризация повлечет за собой переорганизацию общества с самого низа».
Достигнутый компромисс был еще очень далек от того, чтобы устранить двусмысленность, что было еще более верно вследствие того, что на том же самом Базельском конгрессе социалисты-авторитаристы не постеснялись аплодировать идее государственного управления экономикой. Проблема впоследствии оказалась особенно коварной, когда обсуждение перешло на управление крупномасштабных общественных публичных служб, подобных железным дорогам, почтам и т.д. Ко времени Гаагского конгресса 1872 г. последователи Маркса и Бакунина разделились. Таким образом, дебаты о публичных службах возникли в неверно называемом «антиавторитаристском» Интернационале, который пережил раскол. Вопрос вызвал новые разногласия между анархистами и теми более или менее «этатистскими» социалистами, которые предпочли отколоться от Маркса и остаться вместе с анархистами в Интернационале.
Ввиду того, что подобные общественные службы носят общенациональный размах, очевидно, что ими невозможно управлять только посредством рабочих ассоциаций или силами коммун. Прудон пытался разрешить проблему путем «сбалансирования» рабочего управления некими формами «общественной инициативы», которую он полностью не объяснил. Кто должен был отправлять общественную службу? Федерация коммун, отвечали либертарианцы; Государство — так и подмывало ответить авторитаристов.
На Брюссельском конгрессе Интернационала в 1874 г. бельгийский социалист Сезар де Пэп попытался достичь компромисса между двумя конфликтующими точками зрения. Местные общественные службы должны были отойти к коммунам с тем, чтобы управляться самим местным административным органом, назначенным профсоюзами. Общественные службы более крупного масштаба должны, по его мысли, были управляться региональной администрацией, состоящей из людей, назначенных федерацией коммун и находящихся под управлением региональной палаты труда, общественные службы общенационального масштаба проходят под эгидой «государства рабочих», то есть, государства, «основанного на союзе свободных рабочих коммун». Анархисты с подозрением относились к этим двусмысленным организациям, но де Пэп предпочитал расценивать эти подозрения как недопонимание: в конце концов, разве это не было просто конфликтом терминов? Если это все было так, он бы удовлетворился тем, что отложил бы слово «государство» в сторону, сохраняя и даже развивая то, что называлось этим словом «под какой-либо более приятной маской или с другим термином».
Большинство либертарианцев считали то, что произошло на Брюссельском конгрессе реставрацией идеи Государства: они видели, что «государство Рабочих» неизбежно трансформировалось в «авторитарное государство». Если речь шла просто о конфликте терминов, они не понимали, почему существует необходимость окрестить новое общество без правительства тем же самым именем, которое использовалось для описания организации, которую предстояло отменить. На последующем конгрессе в Берне в 1876 г. Малатеста признал, что общественные службы требуют уникальной централизованной формы организации, но он отказался признать необходимость администрировать их сверху, со стороны государства. Ему казалось, что его враги путают государство с обществом, с этим «живым органическим телом». В следующем 1877 году, на Всеобщем социалистическом конгрессе в Генте Сезар де Пэп признал, что его драгоценное Государство рабочих или Народное государство «может на некоторое время оказаться не чем иным, как Государством людей, получающих зарплату», но что оно «может быть не более, чем переходной фазой, чье существование обосновано обстоятельствами», после которой требовательные безымянные массы не преминут завладеть средствами производства и передать их в руки рабочих объединений. Анархисты не были успокоены этой нечеткой и отдаленной перспективой: то, чем государству удавалось завладеть, оно назад не отдавало.
Резюмируем: будущее либертарианское общество должно было иметь двойственную структуру — экономическую, в форме федерации самоуправляющихся рабочих объединений; административную, в форме федерации коммун. Заключительное требование состояло в том, чтобы возвеличить и обозначить эту доктрину как концепцию более широкого спектра, которая могла бы быть расширена на весь мир в форме федерализма.
По мере того как укреплялись идеи Прудона, федералистская идея прояснялась и становилась доминирующей. Одно из его последних произведений носило название «Федеральный принцип и необходимость реконструкции Революционной партии» (1863 г.), и, как указывалось раньше, ближе к концу жизни он склонялся скорее к тому, чтобы называть себя федералистом, чем анархистом. Мы более не живем в век маленьких древних городов, которые тем не менее даже в сЕое время иногда объединялись на федеральной основе. Проблема нашего времени состоит в управлении большими государствами. Прудон писал: «Если бы Государству никогда не было бы суждено расшириться за пределы государства или коммуны, я бы предоставил каждому возможность судить за себя и больше ничего бы не сказал. Но мы не должны забывать, что речь идет об огромных территориальных объединениях, в рамках которых города, городки и деревни насчитываются тысячами». Вопрос о фрагментации общества на микрокосмы не стоит. Важно единство.
Однако намерение авторитаристов заключалось в том, чтобы управлять этими местными группами по законам «завоевания», на что Прудон отвечал так: «Я объявляю им, что это совершенно невозможно по причине самих законов единства».
«Все эти группы... являются неразрушимыми организмами... которые не могут больше лишать себя суверенной независимости подобно жителю города, который мог бы потерять свое гражданство или прерогативы свободного человека... Все это будет достигнуто... может стать созданием непримиримого антагонизма между общим суверенитетом и каждым отдельным суверенитетом, выставлением авторитета против авторитета ,- другими словами, в то время как предположительно речь идет о развитии единства, будет организовываться разделение.
В подобной системе «унитарной абсорбции» города или естественные группы «всегда будут обречены на то, чтобы потерять свою идентификацию в верховной агломерации, которую вполне можно назвать искусственной». Централизация означает «сохранение в рамках правительственных отношений групп, которые автономны по своей природе»; «...что для современного общества является истинной тиранией». Это система, характерная для империализма, коммунизма, абсолютизма, разорялся Прудон, добавляя один из тех сплавов, на которые он был большой мастак: «Все эти слова — синонимы».