Заклятие Химеры - Голдинг Джулия. Страница 28

«Только люди, — подумала Конни. — Да, это существо дорожит всеми формами жизни — кроме одной».

— А из тех записок, которые ты нашла, кажется, следует, что у Джорджа Брюэра были и другие идеи, о которых мы не знали. Он думал о том, чтобы совершить этот вызов самому, а ведь он даже не был Универсалом! — Гард со стуком поставил статуэтку обратно на каминную доску. — Этот дом уже принес одну жертву Каллерво — и я не хочу слышать о второй.

Конни содрогнулась. Она хотела быть жертвой, но разве она уже ей не стала? Каллерво причинил достаточно зла за последние несколько лет: вторгся в самые потаенные уголки ее сознания, а теперь еще и послал Химеру, чтобы изувечить и убить ее. Если она будет сидеть сложа руки, как рекомендует Совет, и оставит другим разбираться в этой ситуации, она окажется бессильна противостоять следующему нападению.

— Но что, если все они — Ги, Джордж, Реджинальд, Эдвард Аллейн — что-то разузнали? Разве тебе не кажется, что нам следует хотя бы выяснить, что же такое было им известно?

— У них ничего не вышло. Они взяли на себя смертельный риск и потерпели поражение. Больше не думай об этом, Универсал.

Конни чувствовала, как в груди у нее поднимается какое-то новое чувство. Кажется, никто не хочет ее понять! Глубинный инстинкт говорил ей, что здесь есть зацепка, за которую стоит ухватиться, но каждый раз, когда она пыталась это сделать, Общество воздвигало преграды на ее пути. Оно вело битву, заранее обреченную на поражение без поддержки существ, доверие которых иссякало. Неужели Общество думает, что она проживет свою жизнь в постоянных кошмарах Каллерво и удовлетворится тем, что будет мало-помалу слабеть в бездействии, пока не сделается для всех совершенно бесполезной? Каллерво хочет, чтобы она встретилась с ним у метки. Он ждет ее там.

— Если он хочет, чтобы ты туда явилась, тем больше оснований для тебя туда не ходить, — твердо сказал Гард. Она пренебрегла броней, забыв о том, что у Гарда сейчас есть доступ к верхним слоям ее разума. — Это не шутка, Универсал. Совет вынес решение по этому поводу. Если ты выступишь против него, если пойдешь этим путем дальше, последует наказание.

— Какое наказание?

— Тебя лишат доступа к читальной комнате Универсалов. Твое обучение прекратится. Тебя даже могут на время исключить из Общества.

Конни невесело рассмеялась:

— Ох, мы ведь это уже проходили, Гард, или у всех такая короткая память?

— Да, — сказал Гард, и его голос был убийственно серьезен, — мы об этом помним. Но тогда ты была оправдана: тебя неправильно обвинили в том, что ты не могла держать под контролем. Но сейчас ты себя контролируешь. Ты уже не маленькая, Конни: ты достаточно взрослая, чтобы нести ответственность за свои действия, если нарушишь правила в этом отношении.

Она не ответила, но на этот раз не забыла поднять свой щит, чтобы он не услышал хор протестующих мыслей, забурливший у нее в голове. Если существует способ одолеть Каллерво, она должна найти его. Она не может жить с его меткой внутри до конца своих дней, боясь, что в любой момент эта пустота поглотит ее. Другим, может, этого и не видно, но эта медленная пытка изматывает ее так же неумолимо, как Каллерво измучил Ги де Шолиака столько лет назад. По правилам Общества или против них, она не собирается прекращать задавать вопросы. А за последствия она ответит, когда таковые наступят.

— Итак, продолжим? — сказал Гард. Он взял ее тетрадь и полистал. — Почему бы нам не изучить «подъемные ворота»? Кажется, это полезное средство защиты.

Конни молча кивнула.

— Тогда начнем, — сказал Гард.

10

Свечи

Осень уже подошла к концу. Листья опадали с деревьев. На улице похолодало, и выпал первый снег. Но Конни была по-прежнему решительно настроена.

— Что скажешь, Конни? — спросила Эвелина, открывая банки с краской посреди пустой комнаты для гостей.

Комнату готовили к ремонту. Она должна была в скором времени превратиться в детскую.

Конни чуть не засмеялась, когда увидела, какую зеленую краску выбрала Эвелина. Она была точно такого же оттенка, что и пустоши по весне, во время буйного цветения трав.

— Очень мило, — сказала она, возвращаясь к своему занятию — обдиранию старых обоев. — А что ты собираешься делать вон с тем? — Она указала на банки с голубой краской, которые купил Мак.

— Их купил Мак, но цвет кажется мне ужасным, — сказала Эвелина, неодобрительно сморщив нос. — Для ребенка не годится.

— Ну, не знаю, — весело сказала Конни, — красивый голубой цвет вроде бы свежий, напоминает о море.

— Но я уверена, что ребенок будет гораздо лучше себя чувствовать среди зелени, напоминающей о траве, — решительно сказала Эвелина, обмакивая кисть в свою краску и давая избытку жидкости стечь обратно в банку.

Конни поняла, что детская скоро превратится для Эвелины и Мака в новое поле семейных битв, если они не помирятся.

— Думаю, он боится, как бы ты не превратила малыша в посредника банши, если сделаешь все по-своему, — сказала Конни как можно тактичнее. — Вот почему он выдал тебе голубую краску.

— А что плохого в том, чтобы быть посредником банши? — резко спросила Эвелина.

— Ничего, — поспешно ответила Конни. — Но он хочет восстановить гармонию. Я бы не удивилась, если бы он попытался взять тебя поплавать с Кракеном, чтобы уравнять шансы.

— Странно, что ты так говоришь. — Эвелина уронила кисть в лоток для краски. — Я отказалась, конечно. Сказала ему, что уже слишком холодно для плавания, не говоря уже о том, чтобы вообще подходить близко к Кракену.

Она, казалось, погрузилась в размышления о Маке и будущем ребенке. Конни показалось, что сейчас хороший момент для того, чтобы предложить компромисс.

— Что ж, кто сказал, что комната должна быть однотонной? — спросила Конни. — Это как-то скучно! Почему бы не покрасить часть комнаты в зеленый, а часть — в голубой? Ты могла бы сделать стену пустоши и морскую стену.

— Знаешь, Конни, думаю, ты права. Но тогда тебе придется мне помочь. У меня от этого цвета начинается морская болезнь. Я буду красить зеленым.

— Договорились.

Они закончили готовить поверхности и начали красить. Конни наслаждалась мерными, успокаивающими движениями кистью вверх-вниз по стене, тем более что Эвелина рядом делала то же самое. Это было скорее похоже на обработку камней вместе с горным гномом.

— Ты что-нибудь знаешь о муже тети Сибиллы? — спросила она, вскоре опять обратившись мыслями к теме, которая занимала ее уже несколько месяцев.

Если Эвелина и была удивлена таким неожиданным началом разговора, то ничем этого не выдала.

— Ой, не так много: он погиб задолго до моего рождения.

— Разве Сибилла не говорила о нем? — не сдавалась Конни, надеясь на то, что Мак и Эвелина не заметят, если она нарисует над своими волнами чайку, чтобы контрабандой протащить в детскую напоминание о Летающих Высоко.

— Говорила, конечно. Она была очень в него влюблена, а ведь они были женаты всего шесть месяцев до его гибели.

— Как он погиб? Она рассказывала?

Эвелина отложила свою кисть.

— Я уже когда-то рассказывала тебе об этом. Его захватил Каллерво.

— Это все, что ты знаешь? — спросила Конни, притворившись, что не замечает подозрительного взгляда тетки.

— Конни, почему ты меня обо все этом расспрашиваешь?

— Я просто хочу знать. Думаю, что это может оказаться важным.

— Насколько важным? — Эвелина не торопилась возвращаться к работе. Она во все глаза смотрела на племянницу.

— Ты ведь знаешь, да? — ответила Конни, положив свою кисть на край банки и вытирая руки о старую рубашку, которую надела по такому случаю.

— Знаю о чем?

— О моем споре с Советом?

То, что Конни так долго старалась скрывать, наконец выплыло само собой.

Эвелина кивнула.

— И ты согласна с ними?

— Я согласна с тем, что ты не должна и думать о том, чтобы бросить вызов Каллерво, но…