Запах страха. Коллекция ужаса - Джонс Стивен. Страница 11

Когда мне было одиннадцать, родители велели мне держаться подальше от моего нового одноклассника с веснушками и ярким галстуком, так что, само собой, мы стали лучшими друзьями и неизменными партнерами в проказах и доведении учителей до слез отчаяния.

Следующие восемь лет наша дружба оставалась загадкой для всех. Саймон приводил учителей в ужас тем, что катался по футбольному полю на своем байкерском мотоцикле. Однажды мы разобрали на части машину замдиректора и аккуратненько разложили ее в школьном дворе, как детали сборной пластиковой модели. Мы издавали пасквильный школьный журнал, набитый шутками, подслушанными в телепередачах, и создавали радиопостановки, в которых высмеивали всех, кого знали. Когда к тебе задираются, самый лучший выход — подружиться с тем, кого все боятся. Саймон отвратил меня от учебы, а я выставлял его заблудшей овцой всякий раз, когда он приклеивал школьного кота к столу или устраивал телефонные розыгрыши. Я волновался о том, что у нас будут неприятности, а он придумывал, как сжечь школу и не попасться.

Мальчики не устают от баловства. Пока наш класс изучал принципы экономики и теорию гравитации, войну Алой и Белой розы и шекспировский символизм, мы потрошили мячики для гольфа и связывали учеников резинками, вырезали на партах космические корабли и подделывали записки родителей о том, что заболели и не придем в школу.

В период полового созревания Саймон купил кожаный пиджак. Я остановил свой выбор на оранжевой нейлоновой рубашке поло на липучках. Он был похож на Джеймса Дина, я — на Саймона Ди. [2] Чтобы знакомиться с девушками, мы записались в школьную оперу. Саймон познакомился с голубоглазой блондинкой за кулисами, пока я исполнял на сцене роль танцующего крестьянина в жуткой бездарной постановке «Проданной невесты». Мы устраивали свидания вчетвером. Мне досталась подруга блондинки, у которой ноги напоминали ножки кресла из гнутого дерева, а лицо было цвета древесностружечных обоев, но ее отцу принадлежал кондитерский магазин, так что шоколад нам доставался бесплатно. Я вместо Саймона звонил его подружкам, потому что у меня язык был лучше подвешен, и торчал у него дома так долго, что его родители начали думать, что я сирота. Наша дружба сохранилась, потому что, как пассивный курильщик вдыхает табачный дым, так мне от него передавались уверенность в себе, заносчивость и харизма. Благодаря ему я перестал считать, что никто в мире меня не понимает. И он обосновался в моей памяти и в моем сердце, как тень Питера Пена, готовая вернуться, как только возникнет необходимость, на долгие годы после его бессмысленной трагической гибели.

Наша последняя встреча перед его смертью получилась особенной. К тому времени наши дороги разошлись, он стал жить обычной жизнью, обзавелся семьей и домом в деревне, а я превратился в человека не от мира сего и жил один в городе. Связавшись после долгого перерыва с Саймоном, я пригласил его съездить со мной в графство Сомерсет на фестиваль ужасов в городок Силбертон, где узкие улочки утопали в тумане, стелющемся над дельтой реки, и рыбачьи лодки лежали на боку в грязи, как выброшенные игрушки. Это место было пропитано запахом рыбы, смолы и гниющих раковин, а местные жители здесь были до того неразговорчивы, что казалось, их с детства приучали молчать.

В гостинице, кирпичном здании недавней постройки, похожем на общественный туалет, не оказалось записей о том, что мы забронировали номера, и, естественно, из-за фестиваля все места были заняты. В поисках жилья мы нашли гостевой дом ниже по реке. Там нам пришлось тащить сумки по трем лестничным пролетам и узким коридорам под наблюдением хозяйки, которая боялась, что мы порвем ее яркие, как в индийском ресторане, обои. Кровати в номерах оказались влажными и пахли водорослями.

К тому времени, когда мы вернулись в гостиницу, где проходил фестиваль, вечеринка по случаю его начала уже была в разгаре. В фойе неуверенно разгуливал желтый пушистый пришелец, пытаясь удержать кружку с пивом в резиновых когтях, две юные готессы [3] жались к стойке, то и дело оборачиваясь, как будто в любую минуту их родители могли войти сюда, увидеть их, поднять руки, указывая на своих чад, и начать вопить, как персонажи из фильма «Вторжение похитителей тел».

Каждый год фестиваль имел тему, и в этом году она называлась «Убийцы на страницах и на экране», поэтому в разных концах фойе стояло несколько Ганнибалов Лектеров и еще один улыбавшийся во весь рот парень с отпиленной верхушкой головы. Работники зала по очереди выглядывали из-за двери на кухню, чтобы поглазеть на него.

— Ты что, всегда вот так развлекаешься? — спросил меня Саймон, удивленный тем, что я могу получать удовольствие от общения с чудаками, переодевающимися в Джейсона и Фредди Крюгера, [4] и от фильмов, которые уже никто не смотрит. — Кто вообще приезжает на такие собрания?

— Книжные люди, одинокие люди, — просто ответил я, указав на переполненный зал. — Здесь не нужно помнить о приличиях, и самое веселье начнется в полночь, когда все напьются. Слушай, ты же говорил, что у тебя жизнь слишком пресная. Вот тебе что-то новенькое для разнообразия.

Саймон выглядел неуверенно. Читал он мало, если вообще когда-нибудь читал, поэтому книжные стенды и литературные разговоры ему были неинтересны. Он принялся рассказывать о своихдетях, и слушать его было скучно. Я хотел, чтобы он стал тем парнем, которым я восхищался в школе. Впрочем, он не отказался выпить и в конце концов расслабился после пары бокалов крепкого местного пива, которое кружилось внутри стеклянных стенок, как темная песчаная буря.

— Так что, все эти писатели ищут здесь вдохновения? — спросил он.

— В некотором роде. Вот возьми тему этого года. Нас интригуют мотивация, метод, развитие характера персонажа. Как правдоподобно изобразить убийцу? Из кого выйдет хорошая жертва? — Говоря это, я думал о том, как приобщить Саймона к своему миру. — Вот, к примеру, мы с тобой. Я здесь как у себя дома. Люди меня знают. Если бы я пропал, кто-то бы это заметил и стал бы задавать вопросы. А вот ты — человек посторонний. Когда-то ты был крутым парнем, одиноким байкером, которого никто не знал. Здесь тебя и подавно никто не знает, что делает тебя идеальной жертвой.

— Почему это? — Саймон не привык легко сдаваться. Его любопытство было задето, и он хотел разобраться.

— Потому что потребуется определенная храбрость, чтобы тебя убрать. Это станет демонстрацией силы. Убийцы ищут славы, чтобы скрыть за ней свою неадекватность. Но при этом им доставляет удовольствие ощущение потери.

Саймон фыркнул.

— И как это происходит?

— Дело в том, что грусть имеет свое странное очарование, ты не замечал? Это что-то вроде горькой сладости. Вот возьми хотя бы готов и их увлеченность смертью и разложением.

— Хорошо. Значит, жертву выбрали. А кто будет убийцей?

— Посмотри вокруг. Кого бы ты выбрал?

Саймон окинул оценивающим взглядом стоящих у стойки.

— Двойники Джейсона и Крюгера — вряд ли. Это психи, которые от вида порезанного бумагой пальца в обморок падают. Они с удовольствием посмотрят, но сами постоят в сторонке.

— Хорошо. Дальше.

— Готы не станут никого убивать, хоть и ходят постоянно как в воду опущенные. Выглядят круто, но кишка тонка.

— Превосходно.

— А вот этот… — Он ткнул большим пальцем себе за спину. — Этот выглядит так, будто пришел сюда, чтобы накупить книжек про парней, которые убивают своих матерей. Ему до настоящего убийства один шаг.

— Да, на фестивали такие тоже захаживают. На интервью с авторами они садятся в передних рядах и всегда первые тянут руку с вопросами. Тут есть один тип, бывший врач, от которого даже мне не по себе. — Я указал на бледного, как сама смерть, мистера Генри с сальной прядью поверх лысины и кожей цвета выгоревших на солнце книжных страниц. Он не пропустил ни одного фестиваля, хоть не был ни писателем, ни критиком, ни даже читателем. — Он как-то рассказал мне, что собрал самую большую в стране коллекцию фотографий автокатастроф и кожных болезней.