Дьявольские миры (Сборник) - Брэкетт Ли Дуглас. Страница 29
Я принялся внимательно оглядывать обе комнаты, стараясь не упустить ни одной подробности. Пол был выложен из гранитных плит, и с ним я вряд ли мог что-либо сделать. Я осмотрел окно. Его можно разбить, но это приведет лишь к появлению воды и акул. Этот народ, конечно, варвары, но они соорудили такую камеру, из которой невозможно бежать. Интересно, сделали они ее специально для меня или у них есть и другие пленники, дышащие воздухом?
Дышащие воздухом! Я задрал голову и осмотрел потолок. Воздух в камере был свежим и, следовательно, он откуда-то постоянно поступал. Я увидел воздухопровод, закрытый решеткой, в углу под потолком. Этот воздухопровод мог выходить на поверхность, но отверстие было всего около восемнадцати дюймов, а мои плечи требовали вдвое большей ширины. Плотно прижавшись к стеклу, я пытался рассмотреть за этими ужасными чудовищами дальнейший ход воздухопровода. Сначала я не мог ничего увидеть, так как они сгрудились около окна и загораживали все пространство, но через полчаса им надоело разглядывать меня и двое из них устроили охоту друг на друга, гоняясь по большой комнате. Несмотря на мутную воду, в смог рассмотреть, что воздухопровод идет к противоположной стене, где соединяется с большой трубой под потолком. Надо было добраться до нее. Проблема состояла в том, как это сделать.
Я мог попасть в трубу через дверь с уплотнениями и четырьмя ручками.
Эта дверь находилась на самой трубе и, несомненно, использовалась рабочими при ремонте воздухопровода. Судя по ширине трубы, она обслуживает не одну камеру. Очевидно, Ллир имел много пленников, дышащих воздухом. Все мои размышления были интересны, но малополезны. Если бы я открыл дверь и проник в трубу, я мог бы выйти на поверхность, но при этом в воздухопровод попала бы вода, а вместе с ней и рыбы, эти проклятые рыбы с очень острыми зубами. Я был неплохим пловцом и мог на продолжительное время задерживать дыхание. Если бы не акулы, я мог бы разбить окно, выбраться из камеры и открыть дверь до того, как начну задыхаться. Но обстоятельства таковы, что, пока я буду выбираться на свободу, три моих голодных соседа будут откусывать от меня большие куски и, когда я открою дверь, от меня мало что останется.
Я опять пожалел, что со мной нет меча. С ним в руках я бы смог успешно бороться с акулами, а без него неминуемо проиграю. Но я знал, что попытаться мне все же придется. Возможно, когда вода хлынет в камеру, она затянет и акул, и если мне удастся ускользнуть от них, я смогу схватить кусок стекла для обороны. Может, Аннис уже мертва и Морриган коронована, но я все равно должен попытаться выбраться отсюда и принести то, что знаю, народу Лохлэнна. Потом передо мной встала другая задача: чем разбить стекло? Оно было толстым и прочным, чтобы выдержать давление воды, и для того чтобы его разбить, требовалась большая сила, превосходящая мою. В комнате не было ничего подходящего — ни камней, ни металлических полос от кровати, ни самой кровати. Я выругался, так как был готов рискнуть всем в этой дикой игре, а мне даже нечем разбить стекло.
— О мой меч, старый друг, если бы ты был со мной! — я в отчаянии поднял руки, и мои пальцы коснулись шлема.
Шлем! Конечно, шлем! Я снял его с головы. Какое счастье, что захватчики не сорвали с меня ни шлем, ни кольчугу. Острой пикой шлема я разобью стекло, а кольчуга защитит хоть часть тела от зубов хищников. Ллир и его дети не предусмотрели такой детали. Со шлемом в руках я подошел к окну. Три акулы опять собрались у стекла и смотрели на меня, будто что-то предвкушая.
— Вы думаете, что видите перед собой лакомое блюдо, не так ли? Могу сообщить следующее: я очень твердый и жилистый, а кроме того, съел тонны лука и чеснока, так что каждая из вас получит из-за меня острый гастрит. И представьте себе, что будет, если вы все трое нажретесь чеснока в таком маленьком пространстве!
Мои аргументы на них не подействовали, они продолжали выглядеть такими голодными, какими бывают только акулы.
— О'кей! Я вас предупредил! Если вы не хотите быть разумными, сами будете страдать от последствий.
Я взял шлем и двумя руками с размаху ударил по стеклу. На нем появились маленькие трещины. Шлем опустился еще раз, и трещины увеличились. Акулы зашевелили хвостами в предвкушении обеда. Они были очень счастливы, видя, как их пища сама рвется к ним. Я обрушил третий удар. Стекло лопнуло, и поток, ворвавшись, довершил все остальное. Я едва успел отскочить в сторону и прижаться к стене, чтобы вода с акулами не сбила меня с ног. Три акулы боролись в тесном пространстве, кусая друг друга острыми зубами. Пока они были заняты этим делом, я бросился в отверстие, преодолевая напор воды. Кольчуга цеплялась за края разбитого стекла, а я с отчаянием лягал ногами, стараясь отогнать акул.
Уровень воды в большой комнате стал падать, когда моя камера начала заполняться водой, но он все же был выше моего роста. Я вдохнул воздух и бросился к двери. Акулы еще боролись между собой за право выскочить следом. У меня была всего пара минут, я знал, что это долго не протянется.
У акул все внимание было обращено на меня, их глаза сверкали, так же как и зубы. Мне нельзя было терять времени: скоро эти зубы вонзятся в меня. Я поплыл к двери и вдруг наткнулся на что-то, медленно падающее на дно. Мои руки схватили этот предмет и почувствовали рукоятку меча. Меч! Как он попал сюда?
Я сжал меч и сразу ощутил себя переродившимся. Все это кажется невозможным, но мой меч снова у меня. Даже Ллир и его прихвостни не могли быть такими глупыми, чтобы бросить оружие там, где я его схватил.
Вероятно, этот меч и в самом деле волшебный, раз он сам находит меня. А может, это Муилертах послала его мне? Не знаю почему, но я подумал, что его мне вернула Муилертах, а не Бранвен. Мне казалось, что Ведьма Моря более сильна и практична, чем Бранвен, у которой своя специфичная область.
Акула приближалась ко мне. В воде нельзя размахивать мечом, но я мог использовать его как копье. Я ударил чудовище, и акула обнаружила, что пытается проглотить пять футов хорошей стали, которая плохо переваривается. Она глотнула меч, и он пронзил ее мозг. Вода потемнела от крови. Ее напарницы тоже выбрались, наконец, из камеры и с двух сторон приближались ко мне. Я прижался спиной к двери, готовясь отразить нападение, а они кружили с очевидными намерениями. Я ударил одну из них, и она отплыла подальше, но другая осталась.
Я добрался до первой ручки. Акула подплыла совсем близко, и я сконцентрировал на ней все внимание, водя мечом в воде направо и налево, чтобы не пропустить броска. Вода вдруг спала, освободив мою голову и плечи. Она заполнила, наконец, мою камеру, и общий уровень ее понизился.
Акула бросилась на меня, скользя по поверхности. Я поднял меч и сильно ударил сверху вниз. В результате ее голова наполовину отделилась от туловища. Таким образом, осталось одно чудище, которое, казалось, решило пообедать своими недавними компаньонами, пренебрегая мной.
— Отлично! Вероятно, то, что я сказал о своей жесткости и дурных привычках, подействовало, — пробормотал я и взялся за первую из четырех ручек.
Мне следовало поторапливаться, так как жидкость снова стала подниматься, как будто она поступала снаружи. Я уже боролся со второй ручкой, когда вода закрыла мои плечи. Потом при помощи меча я одолел третью ручку. С четвертой пришлось повозиться подольше, но и ее я сломал.
Дверь открылась, когда вода достигла уровня глаз. Я проскользнул в воздухопровод, и вода ворвалась вместе со мной. Я поспешил закрыть дверь, так что воды в воздухопроводе было не больше нескольких футов. Потом я нащупал ступеньку, затем следующую, расположенную повыше. Я пошел вверх, останавливаясь каждый раз, чтобы нащупать очередную ступеньку. Медленно, но верно я приближался в темноте к свободе.
13. ДВУХГОЛОВАЯ ПРИНЦЕССА
Шаг за шагом в полной темноте я двигался по воздухопроводу. Дважды я срывался и отчаянно пытался удержаться на ногах; дважды не находил ступеньки, но мне удавалось удержать равновесие, пока я судорожно нащупывал опору. От тяжести меча и доспехов я уже дышал как перегруженная лошадь. Не знаю, сколько времени я взбирался наверх, но это заняло не менее ста лет. Мои руки стали мокрыми от пота, и пришлось несколько раз останавливаться, чтобы восстановить дыхание и вытереть их. Но даже вечность когда-нибудь проходит, и наконец я увидел над собой слабый свет.