Дьявольские миры (Сборник) - Брэкетт Ли Дуглас. Страница 87

— Хорошо, — сказал Голт. — Ты шпионил за нами, парень. Кто ты? Кто тебя послал? Скажи нам, или тебе будет плохо.

Лицо мальчика казалось бледным пятном в наступающих сумерках. Он только покачал головой. Губы его были плотно сжаты.

— Дай, я поработаю с ним, милорд, — сказал Гомон. — Он у меня быстро запоет, как птичка.

— Нет, только не пытка, — ответил Голт. — Может, он просто не понимает нашего языка. Позже я попробую с ним другие языки. Уже стало темно. Прикажи устраиваться на ночлег: разбить лагерь и выставить сильную охрану.

Гомон что-то проворчал и неохотно пошел к лошади. Голт подвел мальчика к своему коню.

— Ты видишь эту лошадь? Если ты попытаешься бежать, то она догонит тебя и откусит голову своими зубами. — Мальчик не подал виду, что он понял что-нибудь, но стоял неподвижно, пока Голт доставал из седельной сумки веревку, связывал кисти рук за спиной, обматывая колени и затягивая узлы.

Люди разбили лагерь, собрав дрова, развели костер. Часовые заняли свои посты. Голт подвел связанного мальчика к костру, указал место, где тот мог бы сесть. Затем он сел рядом с ним, пристально глядя в испачканное грязью лицо. Из-за оборванной грязной шапочки выбивались светлые волосы, которые казались чуть ли не белыми на фоне испачканного золой лица.

— Ну, парень, — начал Голт, стараясь казаться как можно более грозным.

— Ты в трудном положении! Тебе лучше рассказать нам, кто ты и откуда. — Он повторил этот вопрос на языке варваров и на языке жителей Страны Света. Но на красивом лице мальчика не дрогнул ни один мускул. Видимо он ничего не понял.

— Милорд, он заговорил? — это появился Гомон.

— Нет.

— Тогда пойди немного прогуляйся и оставь нас вдвоем.

— Спрячь кинжал, — голос Голта был тверд.

— Милорд, если парень не заговорит, это может стоить нам жизни! Кто знает, что нас ждет здесь… — он показал во тьму. — В этой чертовой пустыне все возможно. Нам нужно все узнать и как можно быстрее!

— Согласен. Но если он не говорит на нашем языке, а мы не говорим на его, то что даст эта пытка? А кроме того, я не хочу применять пытки к такому юному мальчику — пока не использую все возможное.

— Юный, — презрительно фыркнул Гомон. — Гниды превращаются во вшей. Вероятно, он из тех, кто уничтожил эту землю.

— Может, да, а может и нет. Но мы попробуем другую тактику. Ласка. Тогда он немного отойдет от испуга и будет больше доверять нам.

— Ласка? — Гомон даже подскочил. — Со шпионом — ласка?

Голт укоризненно посмотрел на него.

— Ранах, — сказал он. — Помнишь? Если бы ты поступил с ним жестоко…

Гомон после некоторого замешательства пожал плечами.

— Да, милорд. Пожалуй ты прав.

— Тогда принеси ему еды.

Мальчик с жадностью, но и с некоторой деликатностью ел грубую пищу.

Грязь черными пятнами покрывала все его тело, лицо, кроме огромных голубых глаз, в которых, как заметил Голт, светился живой разум. И пропал страх. После ужина Голт опять попытался говорить с ним на трех языках и призвал тех из отряда, кто знал какие-нибудь диалекты. Но мальчик только качал головой. Свет в глазах потух.

Наконец, Голт сдался. Придет утро и, может, тогда удастся что-нибудь выяснить у мальчика, а сейчас он устал. Смертельно устал. Отходя от мальчика, он подумал о вине. Что бы он дал сейчас за бутылку вина! Он сейчас выпил бы целый галлон, чтобы уменьшить боль в ноющих мышцах, снять напряжение, которое разрывало голову. Но вина не было, и это хорошо. Впереди долгая ночь, и он должен иметь светлую голову и не терять бдительность.

Он и Гомон по очереди проверяли посты. Люди очень устали, и только тревога заставляла их держаться на ногах. Ночь была черной, как смола, как сама смерть и почти такой же тихой. Тишину нарушали только изредка падавшие с треском деревья, но эта тишина была более жуткой, чем загадочные крики Великих Болот.

После двух часов Голт подошел к своему месту, чтобы поспать. Но, отстегивая пояс, он положил меч у седла так, чтобы его можно было легко достать. Бросив последний взгляд на пленника, который был связан и крепко спал, барон бросился на землю, закутался в плащ и провалился во мрак еще до того, как голова его коснулась седла, которое служило ему подушкой.

И затем, после того, что показалось ему секундами, пришло неожиданное пробуждение.

Сердце бешено билось в груди, руки непроизвольно потянулись к мечу. Он поднялся на ноги. Костры уже догорели, в них светились только угли — значит он спал час, а может и больше. И что-то было здесь. Он не знал что, но что-то было — странные тени двигались во мраке почти беззвучно, но не совсем, шум, который они производили и разбудил его. Он ощущал их присутствие, они были везде, а часовые? Он открыл рот, чтобы поднять тревогу, затем его схватили.

Сильные, жилистые, они навалились на него, эти создания. Дюжина, а может и больше, рук, схватили его правую руку, вырвали меч и отбросили его. Рука обхватила горло, не дала крикнуть. Он наклонился, сбросил с себя нападающих под ноги, но его сбили. Он рухнул на землю и на него бросились все. Его могучие кулаки делали свое дело, но вскоре руки его были схвачены, тяжесть, которую он не мог сбросить, придавила его к земле. В рот его сунули кляп. Сильные руки вертели его, обматывая крепкой веревкой. Сквозь шум своей борьбы он слышал другие шумы. Очевидно, нападение было совершено на всех. Затем он был связан полностью и был беспомощен. Во рту у него торчал кляп. На глаза наложили повязку. Связанный как свинья, которую везут на базар, он лежал и ругался про себя на свою беспомощность, проклинал часовых.

Затем его подняли на ноги. Ноги его не были связаны, и он мог идти. Кто-то толкнул его и потянул. И он понял, что он на веревке, как лошадь. Голт пошел вперед, делать было нечего.

По звукам он понял, что ведут всех его людей. Они все были связаны одной веревкой. Прислушавшись, он понял, что ведут лошадей, и это было странно. Он не слышал ни одного звука, который бы произвел его жеребец Ужас. Тот должен был бы поднять тревогу ржанием при нападении на лагерь, и он должен был отчаянно бороться копытами и зубами, когда его пытались захватить. Так он был приучен.

Мозг Голта распух от многочисленных вопросов, но ответа ему неоткуда было ждать. Нападавшие на них не разговаривали, а его люди были несомненно с кляпами во рту. Они только шли, потому, что их тянули на веревке. Шли они уже несколько часов. Только по звуку под ногами и вкусу пепла на губах понял, что они пересекают пожарище. И вдруг он пошел по какому-то упругому мягкому грунту. Запах золы и пепла сменился ароматом цветов и трав, под ногами шуршали листья. Они снова были в лесу. И они опять шли часами в полной тишине. Шли по лесу, изредка останавливаясь для того, чтобы отдохнуть. Местность начала меняться. Они шли уже не по равнине, а по холмистой местности. Они шли вероятно весь день, и Голт полностью выдохся. Он даже засыпал на ходу. Но даже во сне он чувствовал, что он все время поднимается по пологому склону. Затем его дернули за веревку, приказывая остановиться.

Кто-то толкнул его вниз, и он уселся на что-то мягкое, вроде подушки, и впервые за все время прозвучали слова.

— Пока путешествие кончилось, — это был женский голос, мягкий, мелодичный и приятный. — Вы можете спать.

Приглашение было излишним. Голт был сломлен усталостью и еще до того, как она закончила фразу, он глубоко заснул на мягкой траве, и ему снилось, может этот сон был навязан легким ароматом ветерка — тенистые леса и залитые солнцем луга, усыпанные цветами.

Затем он проснулся, все еще связанный, с кляпом во рту и повязкой на глазах, но отдохнувшим и освеженным. И ночью он не испытал ни гнева, ни страха. Голт большими глотками вдыхал ароматный воздух, который был немного влажный. Голт решил, что еще вероятно не кончилась ночь, и, следовательно, с момента их пленения прошли сутки. Он немного полежал, затем сделал попытку сесть. Руки схватили его, стали прижимать к земле, но снова раздался ласковый женский голос.