Один мертвый керторианец - Дихнов Александр. Страница 33

Я посмотрел на часы — без четверти семь. Пора было двигаться на встречу с капитаном. Я свернул Коллинзу шею и скомандовал Уилкинсу:

— Пошли, майор!

Не отрывая глаз от трупа, Уилкинс медленно вложил бластер в кобуру, а затем встряхнулся:

— Да, босс, конечно. Пойду подниму ребят!

— Нет! На этот раз, Уилкинс, никаких ребят. Хватит! Посмотрим, как будет сегодня. Пока о моей предстоящей встрече знаем только вы, я и Тэд…

— И капитан, — вставил он.

Я немного обдумал это замечание и, когда мы спускались на первый этаж, поинтересовался:

— У вас есть какие-нибудь основания подозревать и его тоже?

— Только одно, — без колебаний ответил Уилкинс. — Если убийца действительно вышвырнул вашего мертвяка из флаера, а на то похоже, то он мог сделать это в любой точке города и окрестностей. Но сделал именно в парке Кандлстик, то есть на территории, подвластной капитану.

— Если так пойдет и дальше, — заметил я, — то единственным, в чистоте чьих намерений мне не понадобится сомневаться, буду я сам.

— Приятно, что вы уверены в собственной кристальной честности, босс. Это уже немало.

Он зашагал к дверям, а я еще раз завернул к Тэду. Он как ни в чем не бывало сидел на рабочем месте и изучал что-то на экране компьютера перед собой. При моем появлении он собрался встать, но я остановил его:

— Не отвлекайтесь. Только будьте любезны, Тэд, распорядитесь, чтобы к моему возвращению из кабинета вышвырнули труп.

Как ни прекрасно он владел собой, но кровь отхлынула с его обычно румяного лица. Улыбнувшись, я ушел.

Глава 7

Терпения у Уилкинса хватило ровно на треть пути до города. Затем он сверился с Н часами, чуть сбавил скорость и заговорил.

Если бы я мог догадываться, чем это обернется, то велел бы ему заткнуться и гнать, не жалея мотора, а так… Как ни странно, я тоже был не прочь побеседовать.

— Послушайте, босс. Насчет Коллинза… Можно вам задать вопрос? — Он осторожно скосил глаза в сторону моих рук, но они спокойно лежали на подлокотниках кресла.

— Да.

— Вы только не подумайте опять, что я даю оценку вашим действиям. Я просто хотел бы понять… Вам обязательно было его убивать?

— Он это заслужил, — сухо ответил я. Это была не совсем та тема, на которую хотелось бы порассуждать.

— Наверное. Но… — Уилкинс явно затруднялся подыскать нужные слова…

— Это не слишком демократично? Вы это хотите сказать?

— Ну да. Хотя и не совсем…

— Неважно. Тут все очень просто. Как апельсин… — Я чуть подумал, как бы покороче выразить свою мысль. — В керторианской этике, в духе которой я был воспитан и которую продолжаю считать весьма здравой, нет проступка хуже предательства. Оно более постыдно, чем воровство, и даже более низко, чем преднамеренное убийство. Поэтому предательство — это, пожалуй, единственное, чего я не могу и не хочу прощать. Вам понятна такая позиция?

— Да. Предельно. — В его голосе действительно отсутствовала и тень сомнения. — Но тогда почему вы простили дворецкого?

— А разве он меня предал?

— Но он же работает на кого-то еще. И не стал этого отрицать!

— Вот именно. Это, как мне кажется, намек, и весьма прозрачный…

Уилкинс пожевал губами, потом сложил их трубочкой и кивнул:

— Да. Кажется, я понимаю…

— Вот, вот. Работать на двух хозяев, покуда они заодно, не возбраняется. Хотя это довольно шаткая позиция. Если интересы работодателей, по независящим от тебя причинам, войдут в противоречие, то чью бы сторону ты ни взял, кого-то обязательно предашь! Но это — проблемы Тэда, не мои. А пока он вроде бы не совершил ничего предосудительного, и я охотно готов допустить, что он работает, например, на Принца или моего дядю.

— Которым я с удовольствием врезал бы по морде! — неожиданно заявил Уилкинс. — От себя лично…

— ???

Мой телохранитель глянул на меня с нескрываемым сарказмом:

— А вам не приходило в голову, сэр, что они просто используют вас. Как щит. Или, скорее уж, как мишень для врагов. Вы их отвлекающий маневр, за спиной которого они могут спокойненько проводить собственное расследование; и это, признаться, создает мне дополнительную нагрузку, о которой я будто бы никого не просил.

— Мне это приходило в голову, Уилкинс. — Вернее, мне хотелось так считать. — Однако я рассматриваю это в качестве дружеской услуги Его Высочеству и господину барону. И я вполне считаю возможным оказание этой услуги и в дальнейшем. Особенно по отношению к господину барону…

— Ясно! — буркнул Уилкинс. — Отставить по морде. На этом разговор затих и возобновился, лишь когда мы уже влетели в черту города. Уилкинс по-прежнему не спешил.

— Раз уж вы сегодня так разговорчивы, босс, то, может, заодно растолкуете мне, как вы раскололи Коллинза. Я вот до сих пор изумляюсь. Он же вроде нигде не сглупил и не переигрывал.

Честно говоря, я действовал больше по наитию, чем осознанно, но уже по дороге в город мне показалось, что я нашел приемлемое объяснение.

— Сглупил не Коллинз. Сглупил Вольфар. Если бы он получше знал Бренна, как я, к примеру, то никогда не стал бы пытаться приписать ему авторство подобного плана. Бренн никогда не повел бы себя так.

Я не смотрел на Уилкинса, но почувствовал его недоверие. Тем не менее несколько минут он честно думал.

— Нет! Я вое еще не понимаю, босс. Почему? Он, по-вашему, недостаточно умен? Или недостаточно честолюбив? Или, — голос Уилкинса стал подозрительно вкрадчивым, — вы так верите в свою былую дружбу?

— Ни то, ни другое, ни третье… — Я замялся: объяснить было нелегко. Но все же я попытался: — Барон Лаган — истый керторианец, до мозга костей. Как бы он ни выглядел и что бы ни говорил… Поэтому если бы он решил покончить со своим старым другом, то перерезал бы ему горло. Или метнул в глаз отравленный дротик — свое излюбленное оружие, в ловкости владения которым ему нет равных. Но он никогда не стал бы вмешивать компьютеры — человеческое изобретение — в старые добрые керторианские разборки. Понимаете, Уилкинс?

Он издал некий нечленораздельный звук, вслед за которым пробормотал:

— Пытаюсь. Только вот голова пухнет… Простите, сэр, но мне уже осточертели эти сраные психологические этюды!

— Вы не оригинальны, майор. Мне они впервые осточертели, когда мне исполнилось восемь.

Уилкинс выругался. Грубо. А затем запальчиво бросил:

— Но, между прочим, Вольфар — то ведь тоже был керторианцем! Или как?!

— Или как, — кивнул я и глянул в боковое окошко. Мы уже заходили на посадку перед полицейским управлением, и вся площадь была как на ладони, однако капитана нигде видно не было. — В первую очередь, Уилкинс, герцог Вольфар Per был извращением!

Несмотря на распиравшую его ярость, Уилкинс аккуратно припарковал наш флаер слева от трех стоящих рядком полицейских экипажей и лишь затем дал волю чувствам, с матюгами вынесшись на свежий воздух… Я не торопясь последовал за ним и осмотрелся. Смеркалось, но освещение еще не включали, поэтому дальняя сторона площади со входом в участок терялась в серой дымке. Мне померещилось, что в полуоткрытую дверь прошмыгнула какая-то тень, но она ничуть не напоминала приземистую фигуру капитана, да и направлялась внутрь, а не наружу, поэтому я не придал этому значения.

— Босс! — вдруг окликнул меня Уилкинс. Таким тоном, что у меня мурашки побежали по спине…

Обернувшись, я увидел, что мой телохранитель стоит меж двух полицейских флаеров, уставившись на что-то у себя под ногами. Я почему-то сразу понял, что это значит, и мне очень не хотелось в это поверить. Но пришлось.

Обогнув корму ближайшего экипажа и оказавшись напротив Уилкинса, я увидел капитана Брауна. Он лежал спиной на бетоне, уставившись невидящими глазами в вечереющее небо, а на его лице застыла гримаса боли и удивления. Капитан был застрелен в упор выстрелом из бластера. И тому не прошло и пяти минут…

Не требовалось быть экспертом в криминалистике, дабы понять, что здесь произошло. Даже мне хватило на это одного мгновения. Капитан пришел на встречу чуть раньше назначенного срока (нет бы ему задержаться или нам, черт возьми, лететь побыстрее!) и спокойно ждал нас рядом со своей машиной. Какой-то сослуживец последовал за ним… может даже, они и шли вместе… и напоследок пожелал капитану «спокойного сна». При помощи бластера. Я поклялся, что этот некто умрет страшной смертью. Более того, впервые я почувствовал настоящую ненависть к тому, кто за всем этим стоял. Мне было наплевать на Вольфара и даже на покушения на самого себя, неудачные к тому же, но такое подлое убийство… Глядя на застывающие навеки черты лица капитана, я захотел отомстить. Не из этических условностей, а по собственному желанию…