Синяя дорога - Браун Жанна Александровна. Страница 17
Прогнозы получались неутешительные. Но я все же свистнул.
— Ну? — Герка выскочил в один миг, как и полагается другу. А я так ведь и не придумал, с чего начать разговор. И потому брякнул первое попавшееся:
— Когда идешь на базу?
Можно было ждать всякого. Может быть, другой Герка о базе вообще не слыхивал. Тогда он выкатит свои круглые глаза и скажет с придыханием: "Какая такая база?" Ну а если этот другой совсем-совсем как мой, он подскочит и закричит: "Давай-давай сейчас!" Для будущего космопроходчика наблюдать за такой базой — большая удача.
Герка потянулся и небрежно бросил:
— Да никогда. Некогда. В гараж спешу.
Говорить было больше не о чем. Но потянулся он так по-геркиному, запрокидывая тонкую шею… И я спросил невольно:
— В какой еще гараж?
— В Малаховский. Там у дяди Гриши «Жигуль» стоит. Красить будем: корпус — в серый, крылышки — в бежевый. Зато дядя Гриша к осени водить научит.
Бубнил он небрежно, а сам был ужасно как горд, что ему предстоит такая прекрасная гаражная жизнь. Вот уж на моего Герку не похоже никак! Но я еще на что-то надеялся и продолжал настаивать:
— А как же внеземные контакты?
— Чего-о-о?
— Ну, космические задачи, что осуществляют на базе. Сам ты говорил… Ведь тебе же для твоего Главного Дела…
— Мура зеленая! — перебил он, — Детство. То ли дело машина: сядешь и едешь… Шофер всегда на хлеб с маслом себе заработает…
Что это был за тип? Он сам напоминал дядю Гришу, когда тот подминает колесами своего «Жигуля» дворовые кусты… И хотя у этого Герки большой Геркин рот и широкие Геркины зубы — он другой… Я и вижу-то его, по существу, в первый раз…
— Погоди, Валет! — сказал этот тип. — Знаешь, давай попросим дядь Гришу, пусть учит и тебя…
Может быть, он и мог быть кому-нибудь неплохим другом. Но мне-то нужен был мой!
Мой Герка — целеустремленный космолетчик, в тот день, когда мы открыли базу, стоял над ней до самых сумерек: все ждал, чтобы грифа-антенну выставили опять.
— Идем, Герк! Ну что тут смотреть-то? — спросил я.
— Это ты, Валет, прав: без бинокля тут не видно… Захватим бинокль — и сейчас же назад.
Этого еще мне не хватало!.. Я огрызнулся:
— Брось!.. Если это взаправду база, так рабочий день окончился. Прийти можно завтра…
Мне было не до грифа. Чужая дубленка давила, маг, казалось бы, такой небольшой, тянул, будто гиря, И до чего нелепо вышло — взял ведь случайно на какие-нибудь десять минут. Но попробуй теперь объясни это маме! Я просто видел ее лицо с чуть выпяченной губой и слышал презрительную тишину, которой она меня встретит… А папа будет постукивать пальцами по спинке стула… Как родители они меня, конечно, любят, но в душе все равно презирают… Достаточно видеть, как мама качает головой: "Нет, не о таком сыне я мечтала…" Когда что-нибудь у меня не так, все их презрение особенно вылезает наружу.
Эти мысли меня угнетали.
Но одновременно перед глазами вставал Никин двор — девчонки хихикали там на лавочках. Коля-студент важно щелкал зажигалкой. Внезапно смешки гасли, Коля смятенно совал горящую зажигалку в карман — это шел я, помахивая классным магнитофоном. А из Никиного окна мне вслед глядела Катерина…
А в самом деле, ну что тут такого? Ну что произойдет, если я прошвырнусь вот так разок по дворам? Володе надоело небось за мной бегать…
Подумав так, я позвал грозно:
— Герк! Идешь? Или я уйду один!
И он покорился.
Я думал: "Сейчас спущусь и еще успею пройтись. Ведь ни папы, ни мамы наверняка еще нет дома. Надо только успеть, пока их нет. Перед Володей-гостем я потом извинюсь. Ничего ведь с его чудным магом не станет…"
Тут я ошибался.
Как легко, оказывается, заблудиться на крышах! Мы бродили между труб, заворачивали за выступы, залезали на чердаки. Чердаки попадались все глухие — запертые; флигелек с черепицей, по которому мы сюда влезли, будто сгинул. Выбрались мы, когда уже стемнело, через чердачный лаз по темной лесенке в глухую подворотню. И сразу услышали:
— Гони-ка сюда маг!
Трое взрослых парней, лет так по двадцать, приближались к нам, сверля фонариками.
— И тулупчик сымай. Поносил и будет. Пусть теперь другие…
Парень тянулся к моим плечам.
— Беги! — заорал Герка и ринулся на него снизу.
Ну как могли эти трое знать, что малыш Герка ринется в бой, даже если против него не какие-то парни, а стотонные динозавры?
От неожиданности парень покачнулся и сел. Мы бросились в образовавшуюся брешь. Но кто-то успел стукнуть меня по кисти руки…
Когда, оторвавшись от погони, мы остановились в нашем дворе под фонарем, Герка потирал подбитый глаз, а я прижимал к себе разбитые пальцы и с ужасом глядел на чужой магнитофон с оторванной ручкой.
Но ручка — это еще ничего в сравнении с тем, какая каша была, должно быть, у магнитофона внутри: в ушах все еще стоял стон, с каким он, выпав из моей разжавшейся руки, ударился о мостовую…
ЖУТКАЯ ИСТОРИЯ
Тот вечер мне не забыть никогда… Глухо, будто издали, доносился Геркин шепот:
— Ерунда, Валет, ей-ей ерунда — раз плюнуть! Взять сейчас тут, разобрать и починить…
Герка тянул свои руки, но я оттолкнул их: заглядывать в маг было страшно. А главное — без пользы: что-то звенело в нем и болталось…
— Не хочешь, как хочешь, — гнусил Герка.
— Ох, Герк, слушай, шел бы ты скорее домой…
Озноб, возникая где-то у лопаток, охватывал меня всего, стучали зубы…
Дрожащими руками я уложил на нашу лестничную площадку Володину дубленку, поставил рядом раненый магнитофон, нажал кнопку звонка и кинулся на пол-этажа вниз… Хорошо бы, открыла не мама… Я знал, моя мама сразу все поймет и начнет просить: "Валёк, не надо. Не убегай. Прошу тебя. Бегство не выход…" Когда меня нет, мама не может заснуть, а потому она скажет: "Иди сюда. И давай все спокойно обсудим". Как бы не так!.. Это сейчас, пока меня нет, ей, может быть, и кажется, будто она так спокойна. А буду я рядом — и возмущение возьмет в ней верх, голос сделается брезгливым: "Давай с тобой посмотрим правде в глаза. Ну что ты собой представляешь? Самовлюбленный павиан…"
Я знал все наперед. А все же слышать, как она станет умолять, очень не хотелось. Пусть бы открыл мне Володя. В крайнем случае, папа. Папа считал, что всему виной мамин слепой материнский инстинкт… Если откроет папа, то промолчит или скажет: "Валентин! Ты что? Хочешь, чтобы тебя просили?"
Ничего я такого не хотел. Сердце билось так, что подрагивала лестница.
Дверь не открывали.
Пришлось повторить маневр. И с тем же результатом. Родители, значит, еще не пришли. И Володи-гостя тоже, оказывается, не было… Мою задачу это только осложняло. Приходилось отпирать самому и самому вносить дубленку и магнитофон, а домашние или кто-то из них могли ведь появиться в любую секунду…
Торопясь, стараясь не думать ни о чем, я сунул вещи гостя туда, откуда брал. И успел выкатиться прочь, прихватив с собой свой теплый плащик.
Может быть, кто-то воображает, что убегать из дому бог весть как приятно?.. Дрогнешь в пустых сырых подворотнях, а за окошками, при свете, в тепле люди пьют себе чай с вареньем и с бубликами. И улыбаются: ни перед кем они не виноваты… А если даже тебе повезет: кто-то выставит на лестницу старое кресло, то и пригревшись в нем, все равно ощутишь внутри тоску и холод. Будто это не кресло, а необитаемый остров, к которому уже не придут корабли.
Я уснул лишь с рассветом, повернув кресло к стене.
Так начались те последние странные дни, когда я жил еще в родном измерении, но уже немножко в нем и не жил… Во всяком случае, родного дома у меня в те дни уже не было.