Дорога Короля - Гринберг Мартин. Страница 35

Нет, пожалуй, до этого все-таки не дойдет. В ведре все еще полно воды… Коротышка тщательно вымылся, вымыл свою рубаху и пол вокруг. Он, видно, мылся чересчур старательно и невольно разбередил раны, полученные во время «урока». Боль напомнила ему о той цене, которую приходится платить за чрезмерную болтливость. Ничего, на сей раз он будет молчать. Постарается как можно лучше выполнять свою работу, не станет причинять никакого беспокойства гоблинам и еще… еще…

А что еще?

Ну что же ты, идиот! Ведь все это означает, что нет никакого мира Зеленых Листьев!

— Прощай, Яблочко, — прошептал Коротышка и выскользнул за дверь.

Потрясенный до глубины души, он вряд ли соблюдал хоть какую-то осторожность. К счастью, никто из гоблинов ему не встретился, а зал, где гоблины обычно пировали, находился далеко от детских комнат. Здесь шум попойки был едва слышен. Почти все дети уже спали. Видимо, он пробыл в той мясницкой довольно долго.

Добравшись до знакомого коридора, Коротышка ускорил шаг. Во всяком случае привычное логово уже недалеко, никто его вроде бы не заметил, сейчас он проскользнет в спальню, натянет на голову одеяло и окажется наконец наедине с собой. А завтра, когда их, как всегда, поднимут громкие звуки трубы и старшие дети разойдутся по рабочим местам, он постарается придумать, как им избежать жадных гоблинских пастей.

У входа в детскую горела свеча, но внутри было совершенно темно. Черная раззявленная пасть входа напомнила Коротышке о том, что он видел в потайной комнате. Мальчик остановился и опустил плечи, весь дрожа.

— Нет! — тихонько проныл он. — Пожалуйста, не надо!

Вдруг в спальне блеснул огонек. Коротышка отшатнулся и чуть не упал. Сердце у него готово было выскочить из груди.

Навстречу ему шла Пискля. Рубаха, которую она второпях набросила на себя, казалась бледной подвижной тенью. Ее ноги, руки, лицо — все светилось белым светом.

«Но только этот свет живой!» — подумал вдруг Коротышка ни с того ни с сего.

Было видно, как на горле Пискли бьется кровь в тоненькой жилке. Широко раскрытые глаза девочки внимательно смотрели на него. В них переливались алмазы слез.

— Коротышка! — выдохнула она. — Где же ты был? Я так боялась за тебя, что не могла уснуть. С тобой ничего не случилось? Ты здоров?

Он стоял, как истукан, и молчал.

Она подошла к нему и сжала его руки в своих.

— Ты совсем замерз, — сказала она. — Холодный как лед. В чем дело? Что случилось, Коротышка?

— Какая разница? — хрипло, с трудом прошептал он. — Какое это теперь имеет значение?

— Для меня — имеет! — вся вспыхнув, возразила она, и ему показалось, что от ее щек, залитых румянцем, и жарко горящих глаз исходит тепло и переливается прямо в его душу.

И вдруг Пискля вздрогнула. Она догадалась:

— Случилось что-то ужасное, да?

Наконец он сумел сдвинуться с места.

— Да, — с трудом вымолвил он, — случилось. И вскоре снова случится.

— Но что?

Раны на спине вдруг напомнили о себе резкой болью.

— Помнишь, я рассказывал тебе?..

— Но ты ведь не осмелился… заглянуть?

Ее пальцы стиснули его руку. Она подняла голову и смотрела прямо на него. Ее распущенные волосы слабо светились в пламени свечи.

— Я понимаю, — кивнула она. — Нет, не надо ничего говорить. Я не хочу… — На ресницах у нее блеснули слезы. — Я не хочу, чтобы они снова мучили тебя. Нет, никогда!

— Но они будут мучить тебя! — крикнул он каким-то не своим голосом.

Она выпустила его руки и встревоженно воскликнула:

— Коротышка, да ведь ты болен! Пойдем-ка со мной. Я приберегла тебе кое-что поесть — твою порцию и часть моей. Поешь, и тебе сразу станет лучше.

— Поесть? Ах, Пискля! Если бы ты видела этот крюк, и эти страшные ножи, и эти ведра с кровью!..

Пискля быстро оглянулась. Ну конечно, кто-то из детей уже завозился, разбуженный его криком. Ее мягкая ладошка мигом прикрыла Коротышке рот.

— Тише, тише! Иди сюда. Здесь можно поговорить. Только не кричи. Да иди же!

Она потянула его за руку.

Он послушно выскользнул следом за нею в коридор. Они отыскали какую-то нишу и уселись в темноте, прижавшись друг к другу и дрожа от холода и страха. И тут Коротышка не выдержал: он уронил голову ей на грудь и заплакал. А она ласково поддерживала его, гладила по голове, что-то напевала, баюкала…

— Нет, — сказал он наконец решительно. — ЭТОГО они с тобой не сделают! Я им не позволю!

И он рассказал ей все. Теперь уже она в ужасе прижималась к его груди, теперь уже ей нужна была опора, защита. Она верила в его силы, а он и понятия не имел, откуда они у него, эти силы, и все же они нашлись — для нее!

— Что же нам делать, что делать? — бормотала Пискля, раскачиваясь и словно вдруг ослепнув в окружавшей их тьме, лишь порой нарушаемой слабым беспокойным мерцанием далекой свечи у входа в детскую, озарявшей угол каменной стены.

Коротышка чувствовал, как она дрожит. И всем своим мучительно-теплым живым телом прижимается к нему. Его ноздри взахлеб пили аромат ее кожи; ему казалось, что она пахнет солнцем, нагретыми травами, чабрецом, полынью и еще чем-то таким, о чем он понятия не имел, хотя слова эти слышал. Волна смущения поднялась в его душе и напрочь смыла робость и растерянность. И он, словно вдруг увидев перед собой некую ясную даль, уверенно сказал:

— Ничего, мы непременно спасемся! Мы убежим! А эти двери, которые, по их словам, должны вести в мир Зеленых Листьев, все же куда-нибудь да ведут!

— Нет! — простонала Пискля. — Я не смогу… не смогу смотреть… Мне не вынести… Бедный Яблочко!

— Неужели нам лучше сдаться? Сдаться без боя? — мрачно спросил Коротышка. — Что бы мы там ни увидели… Нет! Сегодня же ночью мы должны бежать! Иначе проклятые гоблины сразу заметят в нас перемену. — Итак, решение было принято, и ему сразу стало легче. — А знаешь, — сказал он Пискле, — вполне возможно, через эти двери мы сумеем выбраться и за пределы крепости. Ведь всем известно, что гоблины довольно часто выходят наружу и возвращаются обратно с добычей. И все знают, что они приносят в замок самые разные вещи и еще… маленьких детей. Значит, и нас они откуда-то принесли! Откуда же еще, если не снаружи?

Голос у него вдруг сорвался на какой-то дурацкой визгливой ноте. Разъяренный этим, навалившейся усталостью и своей очевидной слабостью, он умолк, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

И снова почувствовал, как Пискля стиснула его пальцы.

— Нам не пройти. — Голос ее дрожал. — Этот Ужас…

— Да? — презрительно фыркнул Коротышка. — Тот самый, от которого наши «хозяева» якобы спасли нас? Неужели ты все еще веришь в это? А я тебе вот что скажу: это ОНИ украли нас из мира Зеленых Листьев! Украли, как и все остальное, что приносят сюда!

— Но нам не открыть эти двери! Они слишком высокие. Нам не достать до засова, не открутить болты…

И тут Коротышку осенило:

— Я знаю, как это сделать! Только нужно, чтобы нас было трое. И тогда, вместе, мы сумеем! Ты, я и… — Он замялся. — И…

— Кто? — с отчаянием спросила Пискля. — Малыши недостаточно сильны, да и соображают еще плоховато. А те, кто постарше… Ты думаешь, они тебе поверят? Да с какой стати! Боюсь, любой из них тут же с удовольствием побежит к хозяевам! — Она вдруг замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Я и сама не знаю, почему сразу поверила тебе, Коротышка. Честное слово, не знаю!

Это был тяжелый удар. Действительно, на что он надеялся? Зачем так глупо выложил ей все? Ведь теперь ей ничего не стоит предать его. И уж награда за это последует сверхбогатая! А что, если она нарочно привела его в такое темное место, где надеется легко от него ускользнуть? И в мозгу у него вспыхнула мысль: если он сейчас убьет ее, никто и не узнает, кто это сделал. А руки у него сильные. Схватить ее за горло и…

— Может быть, потому что ты мне доверился? — продолжала размышлять вслух Пискля.

И стиснутые кулаки упали сами собой. Коротышка даже ободрал костяшки пальцев об пол. Ужас охватил его. Он услышал, как она продолжает рассуждать: