Имперская гвардия: Омнибус (ЛП) - Лайонс Стив. Страница 114

Комиссар Костеллин стоял у окна, опираясь на подоконник. Его левая рука была в перевязке, и выглядел он так, словно за эти три недели постарел на десять лет.

Браун прочистил горло и разгладил усы.

— Как вы могли сделать вывод из последних событий, — начал он, — мы готовы перейти к решающей фазе этой войны. Мы отбили все атаки некронов, окружили их, и теперь мы — точнее, криговские офицеры и я — разрабатываем планы наступления с целью окончательного их разгрома.

— Вам, вероятно, так же известно, — добавил лейтенант, — что со времени… несчастных событий несколько недель назад, не было замечено никакой активности противника.

— Вы имеете в виду, — тихо сказал Костеллин, — с тех пор, как некроны истребили тысячи гражданских, которых мы заперли в городе вместе с ними?

— Э… ну да.

— Очевидно, — сказал Браун, — они прячутся в этой своей гробнице и зализывают раны. Следовательно, нашей задачей является уничтожить эту гробницу вместе с некронами внутри. К сожалению, ее структура и внутреннее устройство остаются тайной для нас, так как наша попытка в самом начале кампании направить разведгруппу внутрь пирамиды окончилась неудачей. Тем не менее, мы — точнее, наши техножрецы и технопровидцы — полагают, что нескольких атомных подрывных зарядов будет достаточно, чтобы уничтожить ее.

Гюнтер начал понимать, к чему идет дело. Костеллин высказал это за него:

— Нам нужен человек, чтобы доставить эти заряды.

— Человек, который не будет участвовать в бою, — сказал лейтенант, — а должен лишь ждать, пока не будет зачищен вход в гробницу. В этот момент под прикрытием остальных солдат отделения он должен доставить заряды внутрь пирамиды.

Полковник Браун добавил:

— Мы — точнее, полковник-186 — помним о вашем опыте работы в руднике, солдат Сорисон, и вашем неоценимом содействии успеху предыдущего…

Гюнтер услышал достаточно. Он, конечно, мог бы сказать, что атомные заряды раньше были для него всего лишь цифрой в документах, и он никогда их даже не касался, но это определенно было не то, что хотели от него услышать.

— Я хотел бы вызваться добровольцем на это задание, сэр, — сказал он, и был вознагражден явным выражением облегчения на лице командира.

Очевидно, раньше Брауну никогда не приходилось посылать солдат на верную смерть.

— Надеюсь, вы понимаете, что от вас ожидается, — сказал Костеллин. — Эти заряды невозможно подорвать дистанционно или поставить на замедленное действие. То и другое может дать некронам возможность обезвредить заряды. Вы должны будете пожертвовать своей жизнью, солдат Сорисон, как и остальные девять бойцов вашего отделения.

— Когда отправляться, сэр? — спросил Гюнтер.

Полковник Браун открыл ящик стола.

— У меня есть кое-что для вас, Сорисон, — сказал он. — В признание вашей… вашей самоотверженности. Я знаю, вы еще не так долго успели прослужить в СПО, но тот срок, что успели, вы служили с отличием, и после тех потерь, которые мы понесли… я так понимаю, в вашем отделении на данный момент нет сержанта.

Он достал из ящика пару сержантских нашивок. Гюнтер взял их и поблагодарил полковника. И не имело значения, что он не чувствовал себя готовым носить их. Это была воля Императора.

— Я знаю, это немного, — сказал Браун. — Если бы это зависело от меня… Я обсуждал вопрос с Департаменто Муниторум, и надеюсь… Хоть мы и не Имперская Гвардия, но за прошедшие месяцы мы сражались в одном строю с ними, жили и умирали вместе с ними, принося жертвы не меньшие, чем они, даже большие, и я не вижу причин, чтобы… Думаю, при данных обстоятельствах вполне можно рассчитывать на Железную Аквилу.

«Он так и не понял», подумал Гюнтер.

ОНИ пробивали путь в Иеронимус-сити.

Четыре «Кентавра» с бульдозерными отвалами выполняли самую трудную часть этой задачи. Но оставалось много работы и для солдат с лопатами и тачками, следивших, чтобы курганы развалин не осыпались и не похоронили их всех. Тонкий слой снега, выпавший ночью, делал их работу еще более рискованной. Гюнтер, проспав положенные шесть часов — он привык закрывать уши, отключать мозг и использовать любую возможность для отдыха — вернулся к исполнению своих обязанностей.

Из-за его сержантских нашивок товарищи теперь смотрели на него по-другому. Сначала ему это очень не нравилось, особенно то, что они, казалось, ожидали, что теперь он будет думать за них. Он предпочитал анонимность, которой обладал, будучи рядовым. Но вскоре он понял, что в действительности изменилось очень немногое. Принимали решения и отдавали приказы по-прежнему офицеры, а Гюнтер только должен был следить, чтобы эти приказы выполнялись, чтобы все солдаты понимали и исполняли свои обязанности.

После полудня гвардейцы и солдаты СПО построились, чтобы выслушать новые приказы полковника-186, который приехал со своей обычной свитой из криговских офицеров, и немногочисленными офицерами СПО, среди которых был и Браун. В воздухе повисло почти осязаемое чувство ожидания, когда полковник-186 объявил, что их работа почти закончена.

— Мы войдем в город на рассвете, — сказал он, — одновременно с другими нашими полками с севера, востока и юга, и начнем продвижение к гробнице некронов, где состоится последний бой этой войны — и будет одержана победа.

Потом он описал в общих чертах план по уничтожению некронской гробницы, и сообщил, что честь нанести этот удар выпала отделению СПО, но не сказал какому. Он говорил об отделении Гюнтера, но назвал его «сержант № 1419», и почти никто не понял, о ком идет речь. Многие солдаты встревоженно смотрели друг на друга, или пытались разглядеть цифры на жетонах своих сержантов, чтобы убедиться, что не они будут мучениками, предназначенными в жертву. Они тоже не понимали.

— Почему это должно быть отделение СПО? — услышал Гюнтер, как жаловался один солдат, когда они вернулись к работе и криговские офицеры ушли. — Почему этот безлицый ублюдок не пошлет в гробницу своих?

Гюнтер резко напомнил ему, что он говорит о старшем офицере, представляющем самого Императора, и солдат нахмурился, но замолчал.

Однако он был лишь одним из многих недовольных. Гюнтер слышал, как солдаты роптали за его спиной:

— … думают, что их жизни более ценны, чем наши, но они даже…

— … Браун должен, наконец, показать им, что мы не будем терпеть все их прихоти. Хенрик не позволил бы…

— …что будет с остальными, со всем нами, хотел бы я знать. Когда атомные заряды взорвутся…

— … и противогазы для защиты от радиации, а у нас даже…

Гюнтер утешал себя мыслью, что большинство недовольных — лишь недавно призванные новобранцы. Их подготовка была еще более сокращенной, чем у Гюнтера, и никто из них еще не был в настоящем бою. Они просто не видели некронов.

Через сорок минут к Гюнтеру подошел один солдат из его отделения: парень 16–17 лет с песочного цвета волосами и веснушчатым лицом.

— Сержант, там некоторые думают… — нерешительно начал он, — солдаты, которые должны будут… отделение, которое пошлют в гробницу… Сержант, это будет наше отделение?

— Да, солдат, наше, — сказал Гюнтер, и лицо мальчишки посерело.

Через час криговский вахмистр сообщил Гюнтеру, что один из его солдат пытался дезертировать и был расстрелян. Гюнтер чувствовал стыд и злость на себя. Он должен был предвидеть, что такое возможно, и попытаться предотвратить.

К тому времени, когда лейтенант Харкер, взводный командир Гюнтера, приказал его отделению построиться отдельно от остальных, уже не осталось никого, кто бы не догадывался, что лейтенант собирается им сказать. Харкер говорил о великой чести, выпавшей этим десяти солдатам — теперь девяти, поправился он. Он говорил, что их подвиг завтра сделает их героями, а потом, к удивлению Гюнтера, лейтенант предложил каждому из солдат выбор — перевестись в другое отделение, если они хотят.

Трое солдат нерешительно выразили желание перевестись, видимо, подозревая сначала, что это какая-то ловушка. Гюнтер был разочарован ими, но испытал гордость за пятерых оставшихся — и воодушевился от того, что, когда слух об этом распространился, не оказалось недостатка в добровольцах, чтобы заменить их.