Щит Ваала: Омнибус (ЛП) - Кайм Ник. Страница 98

Это гуманоид: плоть его цвета внутренностей, и он шипит, словно жарящееся мясо. Твердая, как сталь, кожа покрывает высокую мускулистую фигуру, опирающуюся на выгнутые назад конечности с копытами на концах. Голова воителя эфира увенчана рогами, а в когтистой лапе он сжимает темный клинок. Он издаёт рёв при виде меня, его длинный змеевидный язык рассекает воздух, словно пытаясь попробовать мою душу на вкус.

Я шепчу три охранных напева, и, струясь с моих губ, слова сливаются в сильный и уверенный ритм. Показать слабость перед порождением варпа означает пригласить смерть и расколоть собственную душу.

Оно не одиноко, и оно крадётся в мою сторону, шипя и издавая вопли, — совсем как создание природы, а не порождение кошмаров. Семеро других присоединяются к твари. Они охотятся стаями по восемь.

Я покажу им, что их должно было быть больше.

Надев свой шлем, я позволяю оптике стабилизироваться и подстроиться под ретинальный дисплей, что закрывает мне обзор. Силовая алебарда в моей руке начинает слегка резонировать, когда я обхватываю рукоять. Время исполнять волю Императора.

— Я есть молот! — рычу я, провоцируя тварей. — Я острие Его меча!

Охотники приближаются, быстро переходя на скачкообразный бег. Трое из них отделяются и заходят справа, еще трое — слева. Оставшиеся двое идут на меня в лоб.

Громкий лязг затворного механизма оповещает, что мой штурм-болтер заряжен.

Я предугадываю движения моих противников, мгновенно прекращая бездействие и превращая своё тело в карающий импульс.

— Я изгоню вас, демоны!

Штурм-болтер ревёт, и ураган металла извергается из стволов, превращая двух охотников в дымку.

— Да испепелит вас свет Его!

Обладающая силой убить демона печать, обжигающая проклятую плоть, касаясь её, выгравирована на каждой оболочке моих трижды благословлённых зарядов с серебряным наконечником.

Осталось шесть демонов, и, продолжая карать их нечестивый ряд, я чувствую, что их силы убывают. Я повожу болтером, выпуская вторую очередь. В этот раз твари ведут себя осторожно, и двум охотникам удаётся избежать уничтожения, стремительно укрывшись за одной из церемониальных колонн амфитеатра. Третий же медлит — и разделяет участь двух других, только что изгнанных мною.

Из шестерых остаются пятеро. Я вступаю в ближнюю схватку, надеясь, что те несколько, убитые мной, уравняли чаши весов и что мои сталь и воля одолеют оставшихся демонов.

Я опускаю плечо и сталкиваюсь с ближайшим охотником. И чувствую сопротивление сотворённой варпом плоти и кости. И всё же я продолжаю давить всей массой и искусственной мощью, данной мне силовой бронёй. Демон начинает выть, когда я сминаю его грудную клеть. Я поднимаю его в воздух, пока тварь бессильно загребает воздух когтями, размахивая своим мечом впустую. Чистой силой моей инерции демона откидывает вдаль и от него остаются одни лишь воспоминания, по мере того, как он исчезает из поля моего зрения. Дым поднимается от его медленно тающей фигуры.

Искры сыпятся дождем с рукояти моей алебарды, а руны, выгравированные на лезвии, ярко вспыхивают, когда оружие сталкивается с клинком демона. Удар второго охотника оказался сильнее, чем я ожидал, и мне приходится отступить. Издав возглас, я откидываю тварь назад, и, собрав все силы, данные мне Императором, разрубаю демона поперёк ответным ударом.

Еще двое преданы забвению, но они заставили меня открыться оставшейся паре демонов.

Сначала было только тепло, мучительное и чистое, как первобытная ярость. Потом пришел холод, оцепеняющий и пробирающий до костей. Из моей ноги торчал кусок выкованного Хаосом железа. Лишь обереги на моей броне не позволили ноге быть полностью оторванной.

Скользящий удар клинит мой штурм-болтер, закрепленный на запястье, когда я поднимаю его для выстрела. Притупленная мысль о заклинившем механизме прозвучала почти как похоронный звон.

Я с трудом парирую третий выпад клинка демона. Край его соскальзывает с лезвия алебарды и прочерчивает по моему шлему сверху вниз, из-за чего питание оптики даёт сбой и отключается на несколько секунд. Когда оно снова возобновляется, я уже дерусь вслепую, блокируя синхронный натиск охотников. Они атакуют продуманно: один заставляет меня уйти в защиту, в то время как другой ищет возможности использовать малейшую слабость в моей обороне.

Очертания алебарды почти размываются в моих руках: теперь она больше посох, чем лезвие на древке. Я осознаю, что слишком легко сдаю позиции, пытаясь не дать им окружить меня. Предупреждающие знаки пробегают по моему ретинальному дисплею каждый раз, когда меня ранят. Я жив только благодаря поддержке моей брони, но и она уже не осталась невредимой. Как, впрочем, и я.

Передатчик уверенно пульсирует, напоминая мне о долге перед моими братьями, и ритм этот подобен стуку третьего сердца в моей груди. Я должен найти своих собратьев и найти спасение.

Но я устал, всё еще утомлённый последней великой битвой. Что-то есть в этом мире, что препятствует исцелению моих ран. Должно быть, это яд, разлитый в воздухе, или же всепоражающая порча, что теперь наложена на этот мир. Но какая теперь разница. Я умираю — и это неизбежно. Решимость и сила воли завели меня далеко, но здесь они мне уже не помогут.

— Мы умрем вместе, отродья Ада, — обещаю я тварям, что вызывает у обоих охотников гротескную улыбку, кажущуюся пародией на нормальную человеческую эмоцию. Извращенность её повергает меня в праведный гнев.

Зная, что это будет чистым самоубийством, я уже готов метнуть свою силовую алебарду в одного из демонов и лишиться защиты, когда до меня доносится слабое эхо; словно что-то трется о каменный свод надо мной. На мгновение бой прерывается, когда демоны также слышат звук, — и целая орда клекочущих, покрытых хитином тварей начинает сыпаться на нас сверху. Крохотные, но многочисленные, они роятся вокруг охотников, кусая и жаля их, пока демоны давят маленьких бестий. Я чувствую, как они скребутся и пробуют когтями мою броню, но она куда крепче, чем плоть демонов, и я выдерживаю натиск, с которым не справляются твари варпа. Я обезглавливаю одного и прошиваю лезвием алебарды другого. Своими криками охотники проклинают меня на языке, который я никогда не осмелюсь использовать, хоть и понимаю его.

Когда тело последнего охотника растворяется у меня на глазах, драка превращается в бойню: я колю, дроблю и режу, пробивая себе путь сквозь полчища маленьких созданий. Мерзкая кровь чужих склеивает сервоприводы и покрывает мою броню светло-лиловой коркой, засыхая.

Рукой в перчатке я ударяю по церемониальной колонне, в надежде очистить мой заклинивший болтер, и мои усилия вознаграждаются звуком зарядов, уходящих в двойные патронники.

«Хвала духам машины…».

Штурм-болтер вновь заговорил, и слова его несут гибель стае шуршащих существ.

Всё закончилось в считанные секунды: инстинктивно сбившись тесной группой, они отступили — тактически они проигрывают демонам.

Их истребление истощило мой боезапас, и я загнал последнюю обойму в пустой приёмник болтера, издав глухой щелчок.

Несмотря на темноту вокруг, звуки боя несомненно привлекут на арену других.

Я быстро покидаю амфитеатр, выбираясь сквозь зияющий разлом в дальней стене.

На моём ретинальном дисплее отображается топографическая карта района. Тусклое мерцание на безжизненном одноцветном изображении обозначает сигнал маяка, связанного с моим передатчиком.

У меня уйдёт час на то, чтобы дойти туда.

Тьма сгущается за пределами амфитеатра. Тени вокруг шипят и шепчут, давая приют ворчанию тварей, вырванных из объятий сна. Ландшафт идёт волнами, постоянно изменяя форму и искривляясь, и я понимаю, что далеко не всё из того, что я вижу — земля, и что та уцелевшая её часть будет изменена навсегда.

Я решаю поспешить, надеясь, что нас осталось достаточно, чтобы достичь спасения.

Когда-то это была крепость. Её несущие стены были врезаны в крутые откосы скал — теперь стало ясно, почему Дагомир решил выбрать это место в качестве убежища. Остановившись, я взглянул на сеть колючей проволоки, что венчала единственную, одиноко возвышающуюся башню. На ней видны орудийные гнёзда и бойницы; редут опоясывает её основание. Некогда она была неприступна — теперь же врата её открыты в недобром приветствии. Стоя здесь в одиночку, перед железобетонным исполином, я не могу мешкать. Пульсация передатчика отдаётся в груди почти барабанной дробью, что ощущается почти как предостережение, и, практически не имея больше выбора, я вхожу.