Святая тайна - Бирнс Майкл. Страница 58
Пол был выложен витиеватым орнаментом из плиток, стены оштукатурены и украшены скорее в иудейском стиле – прежде всего менорами [69] и красочными изображениями Второго храма и Ковчега Завета.
Выйдя в центр помещения, Берсеи запрокинул голову и нацелился фонарем вверх. Если память ему не изменяет, то, что он больше всего хотел увидеть, находится здесь. В тот самый миг, когда взгляд его нашел изумительную фреску, покрывавшую высокий свод, у него перехватило дыхание.
Быстро выключив фонарик, Сальваторе Конти напряженно вслушивался в отдаленные звуки, доносящиеся из каменного лабиринта. Он прекрасно чувствовал себя в темноте, и тот факт, что вот уже второй раз за неделю он оказывался в гробнице, никак не сказывался на его решимости.
Абсолютно не подозревая о своем преследователе, антрополог не делал никаких усилий, чтобы как-то приглушить шаркающие звуки своих шагов. И редкие остановки для того, чтобы заглянуть в карту, только осложняли его положение.
Конти был уже близко. Очень близко.
Он осторожно высунул голову из-за угла. Из арочного входа футах в сорока впереди по узкому туннелю струился зыбкий свет.
Заведя руку за спину, Конти заткнул «глок» за ремень. Не включая фонарика, он тихо снял куртку и ботинки и сложил все у стены вместе с фонариком. Минотавр продолжает преследование.
Взгляд Джованни Берсеи был прикован к парящим над ним образам.
В центре располагалась менора, вписанная в концентрические окружности, напоминающие солнечные лучи, – все это вместе находилось в центре огромного креста, увитого виноградными лозами.
Концы креста венчались округлыми формами, а в каждой из них были нарисованы другие символы. Шофар, церемониальный рог, возвещавший о приходе еврейского Нового года; [70] этроги – по форме напоминающие лимоны, используемые иудеями для ритуала празднования Суккот, [71] – эти изображения вызывали невольное восхищение.
Между перекладинами креста находились четыре полукруга, которые – Берсеи готов был поклясться! – намеренно расположили как секторы компаса. Каждый содержал символ, выгравированный на стенке оссуария: дельфина, обвившегося вокруг трезубца. Раннехристианское изображение Иисуса Христа – дельфин, переносивший души в загробную жизнь, соседствовал с физическим олицетворением Троицы.
Охваченный дрожью, Берсеи зажал фонарь под мышкой и потянулся в нагрудный карман за ксерокопией свитка.
– Боже мой, – пробормотал он.
То же самое изображение – репродукция потолочной фрески – было под текстом на греческом языке, написанным почти два тысячелетия назад Иосифом Аримафейским. Именно этот рисунок привел его сюда. Насколько знал Берсеи, фреска была единственной в своем роде.
Но это невозможно!
Подобное переплетение иудейских и христианских мотивов изумляло само по себе, однако то, что Иосиф был как-то связан с этим местом, казалось уму непостижимо. Луч фонаря Берсеи скользнул по стене и остановился на фреске Ковчега Завета. Несомненно, между изображениями существует связь. Об этом открыто говорится в послании Иосифа, копия которого сейчас у него в руках. Но что общего у Иосифа и Иисуса было со священной Скинией и Ковчегом Завета? Гипотезы просто потрясали воображение.
Переключив внимание на проход в дальней стене кубикулума, Джованни перешел в другую камеру. Если древние строители придерживались стандартного дизайна усыпальниц, то комната для погребальных приготовлений должна примыкать к погребальной камере или ячейке. Следовательно, вполне логично будет предположить, что останки членов семьи, владевшей кубикулумом, должны были находиться в ячейках.
Берсеи весь горел от возбуждения. Неужели он отыскал усыпальницу Иосифа из Аримафеи?
Он двинулся в глубь камеры. Как он и ожидал, в стенах обнаружились аккуратно высеченные ячейки.
Поразительно!
Луч скользил по стене – Берсеи считал ниши. Десять.
Девять из них были совсем скромными, лишенными самых немудреных каменных украшений. Но одна ячейка в задней стене выделялась из всех. Большинство антропологов сразу же высказали бы догадку, что здесь погребен глава семьи. Но, изучив вблизи оссуарий Иисуса, Берсеи мгновенно обратил внимание на замысловатые розетки и штрихованные узоры рамки, окаймлявшей именно эту нишу: просматривалась рука того же резчика по камню, что украшал оссуарий.
Охваченный благоговейным страхом и раскрыв рот, Берсеи шагнул вперед. Воображение сорвалось в полет – он направил луч прямо в нишу, достаточно большую, чтобы там поместилось распростертое тело. Конечно, пусто. Тут же луч выхватил символ, вырезанный в верхнем углу рамки. Дельфин, обвившийся вокруг трезубца.
Вот это да!
Неужели Иосиф Аримафейский на самом деле доставил тело Иисуса после распятия в Рим? Если так, то зачем? Берсеи попытался привести мысли в порядок и направить их на осмысление этой потрясающей гипотезы. Может, чтобы спрятать? Но разве близ Голгофы в Иерусалиме не нашлось свободной гробницы? Может, здесь кроется объяснение тому, почему во всех Евангелиях рассказывается о пустой гробнице?
Это и вправду казалось лишенным смысла. Если семья Иосифа жила в римском иудейском гетто, то самым разумным было бы спрятать тело Христа здесь, вдали от бдительного ока Синедриона и Понтия Пилата. И особенно при необходимости соблюдения традиционных погребальных ритуалов, подразумевающих помещение тела в ячейку на целый год.
– Доктор Берсеи. – Мертвую тишину взорвал резкий голос.
В испуге Берсеи подскочил и резко обернулся, выставив перед собой фонарь. Подспудно ожидая увидеть зловещий призрак, жаждущий наказать его за вторжение в усыпальницу, он тем не менее испугался еще больше, когда луч выхватил из мрака мощную фигуру Конти. Он появился, не издав ни малейшего звука, и был одет во все черное, словно материализовался из стены гробницы.
– Не надо, а? – щурясь, показал на фонарь Конти.
С бешено колотящимся в ребра сердцем Берсеи опустил луч к полу. Он заметил, что Конти без обуви. И на первый взгляд без оружия.
– Как вы сюда попали? – К своему ужасу, ответ он уже знал.
– А вы что здесь ищете, доктор? – Конти проигнорировал вопрос.
Берсеи не ответил.
Конти подошел к антропологу и выхватил у него из руки ксерокопию.
– Провожу исследование. Только и всего. – Кляня себя за вырвавшуюся ложь, Берсеи отступил на шаг и прижался спиной к стене гробницы.
– За идиота меня держите? Я в курсе, что вы перекачали файлы из лабораторного компьютера. Их вы тоже собираетесь передать детективу Перарди?
Берсеи лишился дара речи. Откуда Конти знает о Перарди? Он ведь звонил из дома. Внезапная слабость охватила его. Неужели Ватикан прослушивает его телефон?
– Воровать нехорошо. А воровать у Ватикана… это же просто не по-христиански. Вы меня удивляете, доктор Берсеи. Но вы же умный человек… Я вам сейчас кое-что объясню. – Конти повернулся и шагнул к центру гробницы, намеренно выставив напоказ заткнутый за пояс «глок». – Ну-ка, идите сюда, посветите мне. – Он направился к центру кубикулума.
На непослушных ногах Джованни Берсеи побрел в первую комнату и направил свет вверх, к своду потолка. Рука его дрожала – дрожал и луч фонаря.
Конти несколько секунд рассматривал замысловатый рисунок фрески, а затем сравнил его с изображением на листке.
– Вот ты что накопал, значит, – одобрительно сказал он. – Молодцом. Кто бы мог подумать, что ящик родом отсюда? Иосиф-то, похоже, толковый был мужик.
Берсеи нахмурился.
– А ты, похоже, решил, что он притащил сюда тело Иисуса, – продолжил Конти, – перед тем как загрузить кости в ящик и отправить их назад в эту песочницу в Святой земле. Вот уж не думал, что библиотекарь или папские дружки так дальновидны.