Найти тебя - Монтефиоре Санта. Страница 11

— Какие эффектные девушки! — весело воскликнул он. — Неужели я являюсь их счастливым обладателем?

Он взял руки Селестрии в свои и, склонившись, поцеловал их. Потом он нежно обвил талию жены и запечатлел поцелуй на ее щеке. Он казался очень красивым: на шее сиял белый галстук, рыжеватые волосы были убраны назад со лба, а кожа приятно отливала смуглым загаром, приобретенным на морском берегу под полуденными солнечными лучами. Он весь светился от гордости, когда вел жену и дочь по комнате. Эти две женщины, безусловно, отличались от остальных и были похожи на двух прекраснейших лебедей.

На Джулии было бледно-бирюзовое платье. Она казалась спокойной и грациозной. Ее журчащий смех выделялся в общем потоке болтовни возбужденных родственников, однако на самом деле она очень нервничала. Селестрия поняла это, заметив, как судорожно тетушка затягивается. Сейчас она почему-то вспомнила разговор, невольной свидетельницей которого стала, и подумала, а почему бы Арчи в его затруднительном положении хотя бы чуточку не призадуматься о том, насколько это расточительно — устраивать такие увеселительные мероприятия. Он стоял поодаль, разговаривая с Гарри и своими старшими сыновьями, поглаживая усы и весело вспоминая их недавние походы на крыс. Было видно, что он обожает своих мальчишек, так как нашел минутку, чтобы с удовольствием выслушать сыновей, терпеливо задавая наводящие вопросы и искренне посмеиваясь над их историями. Он потрепал по голове Уилфрида, взъерошил волосы Сэма, и мальчики с обожанием, не отрываясь, смотрели на отца. Селестрии вдруг стало интересно узнать, а в курсе ли дядя Арчи, кто оплатил вечеринку, или Джулия, как и обещала, сохранила все в тайне. Ее внимание привлек маленький кузен. Баунси сейчас сидел на коленке Монти, изображая катание на лошади, а тот подбрасывал его то вверх, то вниз, как будто преодолевая воображаемые препятствия.

— Еще! — требовал малыш после очередного «забега», и Монти должен был продолжать, не показывая, однако, и виду, что он устал или ему просто неинтересно это занятие.

Селестрия была уверена, что она последняя пришла на вечеринку, но вдруг в комнате снова воцарилась тишина. Селестрия наклонилась вперед и вытянула шею, чтобы посмотреть, кто же там явился, и увидела Элизабет Монтегю, которая, стоя в дверях, своими раздутыми ноздрями, казалось, пыталась высосать весь воздух из комнаты.

— Да это злая волшебница, — еле слышно произнесла Селестрия на ухо матери, увидев крепкую темную фигуру своей бабушки, как будто вросшей в проем между двойными дверями.

Памела так же тихо пошептала:

— Я бы сравнила твою бабушку с гиеной, с точки зрения теории об иерархии в животном мире. Как тебе это?

— Но ведь она дала жизнь льву, — возразила Селестрия.

— Только одному льву, и в этом заслуга прежде всего твоего дедушки, который тоже был львом, — отчеканивая каждое слово, ответила Памела. — В этой семье есть только один лев, и он женат на мне. Арчи — барсук, а что касается Пенелопы, то она кабаниха.

— Мама, ну нельзя же быть такой жестокой!

— Ничего не поделаешь, дорогая, в животном мире царят суровые законы. Собака поедает подобное себе существо, а гиена питается остатками пищи, не доеденной другими представителями фауны.

Элизабет Монтегю вошла в комнату в сопровождении своего кузена Хэмфри Хорнби-Хьюма, который перекатывался, как бочонок. Его щеки были свекольного цвета, а выпученные глаза напоминали два недоваренных яйца. На лице Элизабет было обычное хмурое выражение, годы недовольства вытравили любое воспоминание о радости. Казалось, мышцы ее лица уже просто не помнили, что такое улыбка, а она была слишком стара, чтобы переучиваться. Элизабет всегда носила черные одежды по вечерам, утверждая, что это самый приличный цвет для женщины, которая одной ногой уже стоит в могиле. Она ходила с палочкой, так как артрит вызывал сильные боли в ее правом бедре. А еще старуха постоянно курила, как бы напоминая всем, что сигареты и еда остались для нее единственными доступными удовольствиями, — не считая, конечно, Монти, которого она боготворила, испытывая к нему неистовую и собственническую любовь, и Баунси, ее внука, который, как она утверждала, был точной копией ее драгоценного брата, погибшего в Первую мировую войну. Элизабет обожала мужчин. Возможно, потому, что она была не в силах противостоять той зависти, которую испытывала по отношению к более молодым и хорошеньким женщинам. Было невозможно представить, что эта дородная женщина с широкими, деформированными артритом бедрами и полными лодыжками когда-то была красавицей и ужасной кокеткой.

Когда они вошли в комнату, Монти, исполненный сыновнего долга, зашагал ей навстречу и поцеловал ее грубые руки. Его примеру торопливо последовал и Арчи, виновник торжества. Едва завидев Монти, своего любимчика, пожилая женщина чуть заметно улыбнулась, и выражение ее лица стало радостным. Арчи отодвинулся, так как давно уже привык находиться в тени своего более харизматичного брата. Джулия, как всегда, заметила это, и ее сердце дрогнуло от жалости.

Тем не менее она поприветствовала свекровь так же сердечно, как и всех остальных. Казалось, Джулия не делала между людьми никаких различий, она напоминала солнечный лучик, который каждому светит одинаково. Даже если ей не нравилась свекровь, она, конечно же, никогда не подала бы и виду. Вместо этого она нарочито льстила ей под громогласные поддакивания Хэмфри, который, казалось, вовсе не замечал ноток неискренности в юморе своей кузины.

— А сейчас, когда самый главный член нашей семьи наконец присоединился к нам, давайте пройдем в палатку. Дорогие гости, поторапливайтесь, — скомандовала Джулия.

— О, какая же ты щедрая! Я не заслуживаю такой похвалы! — язвительно произнес Хэмфри своим тонким гнусавым голосом.

— Твои шутки никогда не были смешными, Хэмфри, — заметила, недовольно фыркнув, Элизабет. — Я здесь наверняка самый пожилой человек и пришла на празднование дня рождения Арчи с одной-единственной целью — напомнить всем, что я все еще жива.

— Ну так давайте же пойдем первыми и покажем всем пример! — настойчиво сказала Джулия, провожая их через комнату.

— Я не хочу, чтобы все веселились, когда радоваться просто нечему, — продолжала старуха.

— Моя дорогая кузина, я никогда не встречал женщину, в которой было бы столько жизни… — начал Хэмфри.

— …и столько смеха, — с кислой миной вставила Элизабет. — Знаю, знаю, Хэмфри, я жизнь и душа этой вечеринки. Принеси мне чего-нибудь выпить и захвати стул, а не то я уж точно стану бестелесной душой на этом празднике, а мы ведь не хотим этого, не так ли?

— Арчи, дорогой, ты не мог бы сделать объявление? — предложила Джулия, и ее лицо вдруг омрачилось усталостью.

Арчи откашлялся.

— Внимание! — воскликнул он, важно выпятив грудь. Но никто, кажется, не заметил этого призыва.

— Громче, мальчик, нам тебя не слышно! — закричала Элизабет и принялась колотить палкой по деревянному полу, пока фарфоровая посуда не зашаталась в застекленном шкафчике, стоящем возле стены. Все тотчас прекратили болтовню и повернулись, чтобы посмотреть на Арчи.

— Джулия приглашает всех пройти в палатку, — робко произнес он. Его голос сильно отличался от голоса Монти, который всегда говорил твердо, командным тоном.

— И перед тем как мы туда отправимся, позвольте мне пожелать своему брату всего самого наилучшего. Тем более этот день рождения — особенный. Этот праздник дал мне счастливую возможность побыть среди своих родственников. Думаю, и Арчи полностью разделяет мои чувства. Кровь гуще воды, и нет в мире ничего крепче кровных уз, которые неразрывно связывают всех нас. Арчи, мой дорогой брат и друг, а также отец, муж и сын, мы все желаем тебе счастливого дня рождения и счастья в грядущих годах, и, что бы ни готовило тебе будущее, знай, что я, твой брат, всегда восхищаюсь тобой. — Лицо Джулии стало мягче от добрых слов Монти, а Арчи смущенно склонил голову. На самом деле он не чувствовал себя достойным похвалы Монти.