Твоя навеки - Монтефиоре Санта. Страница 74

Гонсало был отличным наездником. София следила за ним: он уверенно держался в седле с типичным для аргентинцев высокомерием, с изящной ленцой, и сердце ее учащенно забилось. Они говорили по-испански, и уже через несколько минут София поймала себя на том, что подкрепляет свои слова жестами в свойственной для латиноамериканцев манере. Она вдруг ощутила небывалую свободу. Ей не надо было скрывать свое истинное «я», и это доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Она снова была аргентинкой, и звуки родной речи словно таяли у нее на языке, а голова кружилась от счастья.

Гонсало оказался прекрасным собеседником. Он живо рассказывал ей смешные истории, старательно избегая разговоров о ее семье. Она тоже тактично обходила эту тему. Ей было отрадно слушать его, и она просила: «Расскажи мне еще что-нибудь». София сейчас напоминала человека, который был глухим много лет, а потом чудом вернул себе способность слышать.

Под деревьями в долине было грязно, и, пока они направлялись к подножию холмов, лошади несколько раз увязали копытами в жиже. Моросящий дождь превратился в настоящий ливень, и вода текла по их лицам, капая за ворот. Выбравшись на вершину, они пустились в галоп, снова смеясь; ветер развевал их волосы и заставлял лошадей двигаться еще быстрее. Они проскакали много миль, как вдруг над ними повис густой туман, который словно окутал долину.

— Который час? — спохватилась София, ощутив, что голодна как волк.

— Половина первого, — сказал он. — Думаешь, мы легко найдем дорогу назад?

— Конечно, — беззаботно проговорила она, хотя и не могла бы поручиться за это. Она оглянулась. Все вокруг было незнакомым.

— За мной, — уверенно скомандовала она.

Они ехали бок о бок сквозь молочную мглу. Гонсало не беспокоился. Лошади будто разделяли его беззаботное настроение, громко вдыхая ледяной воздух. София ощутила, как холод пронизывает ее до костей. Ей хотелось в тепло дома, к камину, в объятия Давида.

Им на пути попались серые развалины какого-то древнего замка.

— Ты уже была здесь? — спросил Гонсало, наблюдая, как заволновалась вдруг его прекрасная спутница.

Она покачала головой.

— Бог ты мой, Гонсало, буду откровенна с тобой: я никогда до этого здесь не бывала. Я не знаю, куда мы заехали.

— Значит, мы заблудились, — подытожил он и широко улыбнулся. — Может, останемся здесь, пока не рассеется туман? Тут мы хотя бы укроемся от дождя.

Она согласилась, и они спешились. Подведя лошадей под какое-то укрытие, они привязали их к камню.

— Пойдем со мной, — взяв Софию за руку, сказал Гонсало.

Он потащил ее за собой так быстро, что она едва удерживалась на скользких камнях. И вдруг София упала. Она не придала этому никакого значения, но, когда попыталась встать, боль в щиколотке отдалась во всем теле. Она заплакала помимо воли. Гонсало склонился над ней.

— Где у тебя болит? — участливо спросил он.

— О Боже, моя щиколотка. Неужели я сломала ногу?

— Мне кажется, что это больше похоже на вывих. Ты можешь пошевелить ногой?

Она попробовала, но у нее ничего не получилось.

— О, как болит, — пожаловалась она.

— Держись. Я понесу тебя, — решительно сказал он.

— Если я увижу, что тебе это тяжело, я убью тебя, — пошутила она, когда он подхватил ее и поднял.

— Ты как перышко, — сказал он, относя ее в сторону темнеющих развалин. Гонсало нашел лужайку, где трава была не слишком влажная, снял с себя плащ и расстелил его на земле.

— Присаживайся. - Он помог ей сесть так, чтобы лишний раз не тревожить травмированную ногу.

— Я промокла насквозь, — рассмеялась она. — Спасибо.

— Если мы снимем с тебя ботинок, то потом уже не сможем его надеть, — предупредил он ее.

— Не имеет значения. Мне так больно, что хочется кричать. Прошу тебя, сними с меня обувь. Если щиколотка распухнет, я все равно не смогу снять ботинок.

Гонсало мягко стянул с ее ноги ботинок, и София поморщилась от боли.

— Все, готово, — облегченно сказал он, кладя ее стопу к себе на колено.

Он стащил с нее носок, под которым открылась полоска розовой кожи, которая сейчас, в сумерках, казалась особенно нежной. София глубоко вздохнула и смахнула рукавом слезинку.

— Жить будешь, хотя нога, конечно, сильно распухла, — сказал Гонсало, пробежав ладонью по бархатистой коже.

— Мне так приятно, — отклоняя голову, со вздохом произнесла она. — Немного вниз. Да. Да, — вымолвила она, когда он начал массировать ей стопу. — Прощай, ланч от миссис Бернистон, — печально добавила она.

— Не говори мне, что она отменная повариха.

— Не отменная, а лучшая.

— Я бы с удовольствием отведал сейчас говядины, — сказал он, ощутив, как сильно проголодался.

— Я тоже, — вздохнула она.

Подумав немного, София выдала целый список блюд, особенно ценимых в аргентинской кухне.

В доме Давид стоял у окна, вглядываясь в туман и через каждые две минуты переводя взгляд на часы.

— Наверное, они застряли из-за непогоды, — предположил Тони. — Я бы не стал беспокоиться. Она в надежных руках. Гонсало сильный как бык.

«Именно это и беспокоит меня больше всего», — с тоской подумал Давид.

— Я голоден, — объявил Эдди. — Мы что, будем их ждать?

— Думаю, что нет, — ответил Давид.

— Надо отдать дань уважения работе миссис Бернистон, — заявила Заза. — Думаю, они скоро вернутся. София очень хорошо знает окрестности.

— Не так уж и хорошо, — вздохнул Давид. — Тем более, что стоит этот чертов туман, который, кажется, и не думает рассеиваться.

— О, не драматизируй, туман быстро пройдет, — успокоила его Заза.

— Дорогая, откуда у тебя такие познания в метеорологии? — поддразнил ее Тони.

— Я просто стараюсь поддержать Давида.

— Может, мне стоит отправиться поискать их? — предложил Давид.

— Но ты ведь даже не знаешь, куда они поехали, — удивился Тони. — Если они не вернутся до темноты, я поеду вместе с тобой.

— Ты не умеешь держаться в седле, — возразила Заза, нервно закуривая.

— Я поеду в «лендровере».

— И застрянешь среди болот? — произнес Эдди.

Тони пожал плечами.

— Нет, Тони прав. Нам надо пообедать, а потом, если они не вернутся до темноты, тогда все отправимся искать их.

Давид сразу почувствовал себя увереннее, когда в его голове созрел четкий план действий. Он пытался отогнать от себя мрачные мысли, представляя, как Гонсало и София, чтобы согреться, прижимаются друг к другу. Ему становилось больно только от одной этой мысли. Он знал окрестности лучше остальных. В конце концов, София была прекрасной наездницей, но эта глупая девчонка даже шляпу никогда не надевает. Здесь тебе не какая-то пампа, где ездят для своего удовольствия, — в Англии люди пекутся о своей безопасности, потому что даже отличные наездники могут упасть с лошади на холмистой местности. Он надеялся, что она выбрала для прогулки покладистую Сафари — эта лошадка ни за что ее не сбросит. В остальных лошадях он не был так уверен. Не в силах выбросить Софию из головы и постоянно возвращаясь к этой злосчастной верховой прогулке, Давид повел гостей в столовую.

София унеслась мыслями к далекой пампе, пока Гонсало массировал ей ногу, пытаясь унять боль.

— Давай согреем ногу, наденем носок, — предложил он.

— Доктор Сегундо, вы творите чудеса, — пошутила она.

— Доктор Сегундо знает, как угодить сеньорите.

— Осторожно, — предупредила она его, когда он попытался опустить ее ногу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — ответила она, с удивлением обнаружив, что больше не ощущает боли. — У тебя руки целителя.

— Оказывается, я не просто доктор, а целитель, — хмыкнул он, — ты мне льстишь. Вот, прошу. Как новенькая. Какие еще недуги беспокоят сеньориту?

— Нет, доктор, больше никакие.

— А как же растревоженное сердце?

— Растревоженное сердце?

— Да, растревоженное сердце, — серьезным тоном произнес он, взяв ее лицо в руки и приблизив свои губы к ее губам.