'День-М - 2' или Почему Сталин поделил Корею - Закорецкий Кейстут. Страница 33
Возможно, что еще одной целью продолжавшейся Корейской войны было изучение боевого опыта применения новой военной техники. Ведь до нее в СССР продолжалась разработка и изготовление не только поршневых бомбардировщиков, но и поршневых истребителей (Ла-11). Только воздушные бои в Корее показали, что надо немедленно переходить на реактивную авиацию.
А кроме того, бои оказывали влияние не только на технику, но и на людей. И одно дело, выбивать агрессора где-нибудь под Курском, а другое - добровольно погибать за тысячи километров от дома, да еще в условиях физических перегрузок. Выше уже говорилось, что войска советского истребительно-авиационного корпуса в Корее постоянно менялись. Целью замены указывалось обретение боевого опыта. Но некоторые ветераны в своих мемуарах отмечают, что при смене летчики обычно не делились своим опытом с новичками, и это отрицательно сказывалось на результатах боев. А подполковник Б. Абакумов упоминает и медицинскую причину возврата в СССР - возникновение у пилотов болей в сердце. По этой причине и ему в октябре 1951 врачи предложили вернуться домой. Но командование попросило остаться до скорой официальной замены. Он согласился, но летал с "медицинской поддержкой" - каждый день ему вводили внутривенно глюкозу и кололи попеременно стрихнином и мышьяком.
А ведь это важно! В Корее еще можно было проводить идеологическую обработку насчет агрессивности американского империализма. Но если бы разразилась война непосредственно между СССР и США, то она в тех условиях не могла закончиться быстро. Бои должны были происходить практически по всей территории земного шара. А вот тут уже вопрос, насколько хватило бы у солдат личного желания воевать. И не потребовалась бы очень большой "медицинская поддержка", которую тоже надо было бы подготовить.
На эту тему американские кинематографисты даже поставили художественный фильм - "ЯДЕРНЫЙ РАССВЕТ". Хотя действие в нем придумано для условий широкого использования ракетного оружия, но в бой пошли и стратегические бомбардировщики. И основным смыслом картины служит не показ военных ударов с той и другой стороны, а то, как ведут себя солдаты, офицеры, генералы и высшее руководство. В частности, многие действующие лица (причем, американские), понимая гибельность атомной войны для всей планеты, пытаются ее остановить своим неучастием или отказом в выполнении боевых приказов. Допустить такое при реализации своих планов Сталин никак не мог. Соответственно, он должен был отработать и идеологическую подготовку исполнителей - войска. Кое-что по этой теме будет рассмотрено дальше. А здесь предлагаю обратить внимание еще на одно обстоятельство, связанное с войной в Корее, но уже в теоретическом плане.
Дело касается термина "провокация". Советские идеологи долгое время уверяли мировую общественность в том, что эта война возникла из-за нежелания Южной Корее пойти на переговоры об объединении и из-за того, что ее руководители устраивали различные провокации, подталкиваемые империалистами Соединенных Штатов. Которые, якобы, и добивались создания очага напряженности на корейском полуострове.
А американцы, в свою очередь, (и не только они) в действиях Советского Союза увидели угрозу всему миру. Так кто кого провоцировал и зачем?
Размышлениям на эту тему посвящена следующая глава с совершенно неожиданным развитием.
5. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ПРОВОКАЦИЙ
Практически все время существования СССР базовой, постоянно повторяемой идеей советских идеологов была мысль о необходимости борьбы за мир. При этом объяснялось, что противники мира только и делают, что вынашивают планы новой войны, желают ее развязать как можно быстрее и ради этого устраивают разные провокации. Но поддаваться на них нельзя и надо давать им отпор. А чтобы провокации не переросли в новую мировую войну, надо всемерно укреплять советские вооруженные силы.
Однако, после краха социализма количество "поджигателей войны" почему-то резко уменьшилось. Да и сам этот термин практически исчез из обыденной жизни. Только иногда в международных обзорах вспоминаются отдельные тоталитарные государства. Это позволяет более трезво взглянуть на действия самого Советского Союза. В том числе, с точки зрения борьбы с провокациями.
В предыдущей главе рассматривалась Корейская война и ее предыстория. Выяснено, что главной ее целью была вовсе не необходимость объединения Севера и Юга, а нечто другое. И хотя уже дан вариант его объяснения, но официально эта идея еще не признана. Официально больше внимания обращалось на то, что война в Корее резко усилила международную напряженность и поставила мир на грань катастрофы. А начало войны советские идеологи и официальные лица настойчиво связывали с провокациями южнокорейской военщины. Эта тема широко использовалась и в документах советского министерства иностранных дел, в т.ч. в речах самого министра А. Вышинского в ООН. Причем, особо подчеркивалось, что южнокорейских руководителей подталкивали империалисты Соединенных Штатов.
И надо заметить, что провокации южных корейцев все же имели место. Но, как показывают разные публикации последнего времени, ситуация в те годы была не такой простой. В частности, достаточно подробный анализ отношений США к проблемам Восточной Азии в конце 40-х годов приводится в статье "КОРЕЙСКАЯ ВОЙНА 1950-53 гг.: СОВРЕМЕННОЕ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ" в журнале "ПРОБЛЕМЫ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА", No 2, 1991. Ее автор - заместитель главного редактора журнала Б. Славинский.
Оказывается, к 1950 году американское правительство пришло к идее признать "периметр обороны" США на Тихом океане по линии от Алеутских островов через Японию и Окинаву к Филиппинам. Это свидетельствует о том, что в руководящих кругах Вашингтона в те годы сформировалось убеждение в необходимости отказа от вовлеченности в дела на материковой части Восточной Азии. Американский Объединенный комитет начальников штабов (ОКШН) рекомендовал вывести войска из Южной Кореи, что и было сделано Вашингтоном в июне 1949 г. Там осталось только 500 советников. Американское руководство в то время уделяло больше внимание угрозе поражения режима Чан Кайши на острове Формоза (Тайвань), и юридическому закреплению пребывания американских войск в Японии. Этим вопросам были посвящены январские и июньские 1950 года совещания высшего военного командования Пентагона и госдепартамента США, проведенные как в Японии, так и в Вашингтоне.
А в Советском Союзе длительное время считалось, что на них рассматривались планы развязывания Корейской войны. Т.е. их приводили в доказательство провокационной деятельности империализма США. На самом же деле американцы наоборот, стремились сдержать попытки Ли Сын Мана искусственно поддерживать напряженность на Корейском полуострове, который понимал, что без американской военной помощи его режим может рухнуть. Наглядный пример такого исхода показал соседний Китай. Поэтому Ли Сын Ман яростно выступал против вывода американских войск из Южной Кореи. А когда в июне 1949 они все же были выведены, южнокорейский лидер всячески стремился привлечь внимание Соединенных Штатов к положению в Корее и с этой целью санкционировал сотни вооруженных провокаций в районе 38-й параллели, что потенциально могло втянуть США в войну помимо их желания.
Чтобы избежать нежелательного развития событий на Корейском полуострове, американцы вынуждены были обещать дополнительную экономическую и военную помощь Сеулу. Именно с этой целью в Южной Корее в июне 1950 г. побывал Дж. Даллес, который в самый канун Корейской войны (18 июня 1950) посетил район 38-й параллели.
А советские идеологи эту поездку Даллеса долгое время объясняли проверкой готовности южнокорейских войск к нападению на КНДР и с большой тщательностью обсуждали тему провокаций южнокорейской военщины, на которую и возлагалась вина за развязывание войны.
Но как показали материалы предыдущей главы, ВСЯ Корейская война может рассматриваться как крупнейшая провокация на более высоком уровне международной политики.
Понимали ли это американцы? И если да, то почему дали втянуть себя в этот конфликт? С одной стороны, понимали. Например, в статье "ЗАПРЕЩЕННАЯ ВОЙНА" (журнал "РОДИНА", No 5, 1990, автор - С. Воловец) приводятся слова бывшего в то время государственного секретаря США Дина Ачесона, сказанные им на совещании в Пентагоне 3.12.1950: