Гипнотизер - Кеплер Ларс. Страница 5

Карлос бросил взгляд на свой аквариум, словно боясь, что рыбки услышат что-нибудь ужасное.

— Ага, — скептически произнес он. — А откуда ты это знаешь?

— Кровавые следы в доме были короче.

— Что это значит?

Йона подался вперед:

— Конечно, отпечатки шагов были везде, я их не измерял, но отпечатки в раздевалке, по-моему, были… да, энергичнее, а в доме — как будто человек подустал.

— Ну, начинается, — устало вздохнул Карлос. — Ты опять все усложняешь.

— Но я прав.

Карлос покачал головой:

— Думаю, что не в этот раз.

— И в этот тоже.

Карлос повернулся к рыбкам и объявил:

— Это — Йона Линна. Самый упрямый человек, с каким мне доводилось сталкиваться.

— Почему бы не быть упрямым, если знаешь, что прав?

— Я не могу действовать через голову Петтера и отдать тебе дело только потому, что у тебя есть некие предчувствия, — пояснил Карлос.

— Почему?

— Все думают, что из мужика просто выбивали долги, что он проигрался.

— Ты тоже так думаешь?

— Вообще-то да.

— Следы в раздевалке были энергичнее, потому что для убийцы это преступление было первым по времени, — настаивал Йона.

— Ты от своего не отступишься. Или отступишься?

Йона пожал плечами и улыбнулся.

— Позвоню-ка я прямо судебным медикам, послушаю, что они скажут, — проворчал Карлос и снял трубку.

— Они скажут, что я прав, — ответил Йона, глядя в пол.

Йона Линна знал, что он упрямец и что ему может понадобиться все его упрямство, чтобы двигаться дальше. Наверное, все началось с его отца, Ирьё Линны, служившего патрульным полицейским в Мерсте. Он находился на старой уппсальской дороге, немного севернее больницы Лёвенстрём, когда из диспетчерской поступил тревожный вызов. Ирьё отправили в Весбю, по дороге на Хаммарбю. В полицию позвонил кто-то из соседей. Ульссоны снова побили своих малышей. В 1979 году Швеция стала первой страной, запретившей телесное наказание детей, и Государственное полицейское управление распорядилось отнестись к новому закону серьезно. Ирьё Линна приехал на вызов, остановил полицейский автомобиль у подъезда и стал ждать напарника, Джонни Андерсена. Через несколько минут он вызвал его. Джонни, стоявший в очереди в колбасный киоск «Маммас», ответил, что, по его мнению, мужик должен иногда иметь возможность показать, кто в доме главный. Ирьё Линна был молчуном. Он не стал настаивать, хоть и знал правила: при вмешательствах такого рода полицейских должно быть двое. Он ничего не сказал, хотя знал, что имеет право на поддержку напарника. Не хотел ругаться, не хотел показаться трусом и не мог больше тянуть. Ирьё поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла девочка с испуганными глазами. Ирьё попросил ее остаться на лестничной клетке, но она помотала головой и вбежала в квартиру. Ирьё шагнул за ней и вошел в гостиную. Девочка заколотила по балконной двери. На балконе Ирьё заметил малыша в одном подгузнике. Мальчику было года два. Ирьё бросился через всю комнату, чтобы впустить малыша, и слишком поздно заметил пьяного мужчину. Тот неподвижно сидел на диване прямо перед дверью, но смотрел на балкон. Ирьё пришлось двумя руками отгибать блок безопасности и поворачивать ручку двери. Только закончив с этим, он услышал, как лязгнул курок дробовика. Раздался выстрел, тридцать шесть дробин угодили прямо ему в позвоночник. Ирьё умер почти мгновенно.

Одиннадцатилетний Йона с сестрой Ритвой перебрались из светлой квартиры в центре Мерсты в Стокгольме в теткину трехкомнатную квартиру в районе Фредхелль. Окончив неполную среднюю школу и отучившись три года в гимназии Кунгсхольма, Йона подал заявление в высшую полицейскую школу. Сейчас он все еще частенько вспоминал своих друзей-одногруппников, прогулки по широким лужайкам, покой, предшествовавший стажировке, и свой первый год службы в качестве помощника полицейского. Йона Линна выполнил свою долю бумажной работы, внес свой вклад в решение вопросов равноправия и в деятельность профсоюза. Он регулировал уличное движение во время стокгольмского марафона и сотен автомобильных аварий, смущался, когда футбольные хулиганы при виде женщин-полицейских в вагонах метро принимались улюлюкать и орать: «Полицейская с дубинкой! Сунь-ка — вынь-ка, сунь-ка — вынь-ка!», он находил мертвых героинщиков с гнойными ранами, проводил серьезные беседы с магазинными воришками, помогал врачам «скорой помощи» управиться с блюющими пьяницами, разговаривал с проститутками, страдающими от ломки, больными СПИДом и напуганными, имел дело с сотнями мужчин, избивавших жену и детей — похожие один на другого чудовища, пьяные, но отнюдь не впавшие в беспамятство, включавшие погромче радио и опускавшие жалюзи, — он останавливал лихачей и пьяных водителей, изымал оружие, наркотики и самогон. Однажды, когда он был на больничном после ранения в спину и гулял, чтобы размяться, он увидел, как какой-то бритоголовый возле школы Класторп лапает мусульманку. Йона с больной спиной гнался за бритоголовым до самой воды, через парк, мимо мыса Смедсудден, через весь мост Вестербрун, через Лонгхольмен до самого Сёдермальма; скинхеда он задержал только возле светофора на Хёгалидсгатан.

Не имея особого желания делать карьеру, Йона Линна потихоньку получал звания. Ему нравились задания, требовавшие знаний и опыта, и он всегда справлялся с ними. У него были знаки различия — «корона» и два «дубовых листочка», но для особого служебного положения не хватало четырехгранного шнура. Йоне не хотелось становиться начальником — неинтересно. Войти в Государственную комиссию по расследованию убийств он отказался.

Этим декабрьским утром Йона Линна сидел в кабинете шефа Государственной уголовной полиции. Слушая Элиассона, он не чувствовал усталости после долгой ночи в Тумбе и Каролинской больнице. Шеф говорил с заместителем главного патологоанатома Стокгольмского отделения судебной медицины, профессором Нильсом «Ноленом» Оленом.

— Нет, мне нужно только знать, какое преступление было первым, — сказал Карлос и стал слушать. — Понимаю, понимаю… но судить еще рано, как вам кажется?

Йона, откинувшись на спинку стула, приглаживал растрепанные светлые волосы и смотрел, как лицо шефа наливается краской. Элиассон молча слушал монотонный голос Нолена, кивал, а потом положил трубку не прощаясь.

— Они… они…

— Они констатировали, что отца убили первым, — закончил за него Йона.

Карлос кивнул.

— Как я и говорил, — улыбнулся Йона.

Карлос опустил глаза и откашлялся.

— Ладно. Ты руководишь следственной группой, — сказал он. — Убийство в Тумбе — твое.

— Уже почти начал, — серьезно ответил Йона.

— Уже почти?

— Сначала я хочу кое-что услышать. Кто был прав? Кто был прав, ты или я?

— Ты! — заорал Карлос. — Ради бога, Йона, да что с тобой? Ты прав, как всегда!

Йона поднялся, прикрывая улыбку рукой.

— Теперь надо поговорить со свидетелем, пока не поздно.

— Будешь допрашивать мальчика? — спросил Карлос.

— Да.

— А с прокурором ты говорил?

— Я не собираюсь трезвонить о расследовании, пока у меня не будет подозреваемого.

— Я не это имел в виду, — сказал Карлос. — Я только подумал, что хорошо бы иметь за спиной прокурора, если ты собираешься беседовать с мальчиком, который так сильно пострадал.

— Ладно. Ты, как всегда, рассуждаешь разумно. Позвоню Йенсу, — согласился Йона и вышел.

Глава 3

После встречи с шефом уголовной полиции Йона сел в машину и короткой дорогой поехал в Каролинский институт, в Стокгольмское отделение судебной медицины. Он повернул ключ в зажигании, включил первую скорость и аккуратно вывернул с парковки.

Прежде чем звонить главному прокурору, Йенсу Сванейельму, надо подумать, что ему известно о происшествии в Тумбе на данный момент. Папка, в которую Йона собрал сделанные в самом начале расследования заметки, лежала на пассажирском сиденье. Йона ехал к Санкт-Эриксплан и вспоминал, что он докладывал в прокуратуру об исследовании места преступления и что содержится в записях ночной беседы с социальным отделом.