Не устоять перед соблазном - Бэлоу Мэри. Страница 41

– Я хочу, – начала Кэтрин, всей душой желая, чтобы Джаспер сел прямо, а то он выглядел слишком… слишком… – чтобы, пока у нас будут гости, мы играли спектакль. Чтобы мы убедили Шарлотту и Мег со Стивеном в том, что наш брак был основан – ладно, пусть основывается, – на любви. Ведь мы любим их не меньше, чем они нас. Я знаю, ты любишь Шарлотту, хотя и отрицаешь, что способен на подобные чувства. И я многим обязана Мег и люблю ее больше кого-либо на свете. Стивена я тоже люблю всем сердцем. Он хороший брат. Возможно, в последние годы он немного отдалился от нас и увлекся удовольствиями, которые дает жизнь богатого, наделенного привилегиями молодого человека.

– Как случилось со мной, когда я уехал из дома? – спросил Джаспер.

– Я не позволю тебе уводить меня в сторону от темы, – заявила Кэтрин. – Хотя, конечно, на воре и шапка горит. Мы должны договориться, что будем радовать их по мере своих сил и возможностей, пока они гостят в Седерхерсте. Порадуем же мы их только в том случае, если будем выглядеть счастливыми и довольными друг другом.

– А что будет после того, как мисс Хакстебл и Мертон вернутся домой? – спросил Джаспер. – Продолжим спектакль для Шарлотты, да? Будем играть, пока она не выйдет замуж, а если не выйдет, то до конца наших дней?

Это, естественно, был слабый пункт ее плана. Притворяться, будто испытываешь любовь, в течение двух недель, пока в доме гости, не так уж сложно. Но что потом?

– Подумаем об этом, когда придет время, – ответила Кэтрин.

– Нам не надо будет ломать голову над проблемой, если к этому моменту она уже исчезнет, – сказал Джаспер. – Ты, Кэтрин, должна усердно трудиться над своей частью пари, а я буду работать над своей.

Его лицо снова приняло сонное выражение.

– У меня нет никакой части пари, – возразила Кэтрин.

– Тогда какой смысл мне выигрывать мою часть? – осведомился Джаспер. – Зачем мне добиваться, чтобы ты полюбила меня, если я не полюблю тебя в ответ? Зачем тебе любить меня, если я не люблю тебя?

– Я не хочу любить тебя, – сказала она.

Джаспер внимательно посмотрел на нее, и под его взглядом она вдруг почувствовала себя такой же голой, как прошлой ночью при свете свечей. Однако у нее не было ни малейшего желания вспоминать о том, что было.

Потому что она поняла кое-что сегодня утром, вернее, ночью, после того как Джаспер ушел спать в гостиную. Она поняла, что, лишив его физической близости почти на целый месяц, она и себя лишила этого. Более того, она не без удивления обнаружила безрадостность этой перспективы.

Какой абсурд! Кэтрин охватило раздражение.

– Я думаю, Кэтрин, – проговорил Джаспер, – ты только что сказала чудовищную ложь. Но допускаю, что ты еще этого не понимаешь. Естественно, ты хочешь любить меня – ведь я твой муж. И естественно, ты хочешь, чтобы я любил тебя, – ведь ты моя жена.

Ого, подумала Кэтрин, а он уже взялся за дело, этот великий спорщик. И сумел хоть как-то повлиять на нее. Она вдруг ощутила боль в области сердца – и от этого разозлилась еще сильнее.

– Ох, спи дальше, – сказала она. – Или продолжай делать вид, что спишь.

Однако Джаспер взял ее за руку.

– Мы почти приехали, – сообщил он.

– Домой? – Кэтрин посмотрела в окно, но увидела только бескрайние поля.

– В Седерхерст, – с нажимом произнес Джаспер. Он поглаживал кончиками пальцев ее ладонь. Но почему у нее такое ощущение, будто он гладит ее шею?

– Ты все еще ненавидишь его? – поинтересовалась она. – Разве это не твой дом?

Джаспер принялся перебирать ее пальцы, потом стал крутить ее обручальное кольцо. Он молчал, поджав губы, его взгляд был устремлен на ее руку.

– Кэтрин, если ты намерена и впредь засыпать меня вопросами, – тихо проговорил он, – то мне вскоре грозит умопомешательство. И через несколько лет совместной жизни твой муж превратится в деревенского дурачка.

Кэтрин могла бы посмеяться над его шуткой, но не стала. Ей требовались ответы. Как же мало она знает о своем муже!

– Нет, я не ненавижу Седерхерст, – наконец ответил Джаспер. – Да, это мой дом, если тебе так хочется развешивать ярлыки. Слово «дом» очень похоже на слово «любовь», правда? Трудно дать ему определение, и оно, по сути, не имеет значения.

– Этим словам трудно дать четкое определение главным образом потому, что они лишь символизируют понятия, имеющие массу значений, – сказала Кэтрин. – Они символизируют эмоции, которые слишком глубоки, чтобы их можно было выражать словами. Однако нам приходится использовать слова, потому что это наш способ общения. Следовательно, нам приходится развешивать ярлыки на нечто пространное, непостижимое и чрезвычайно важное и называть это такими несовершенными словами, как «дом» и «любовь». Это из той же серии, что белый вбирает в себя все цвета и их оттенки – ты сам говорил об этом вчера.

Джаспер сдвинул обручальное кольцо на среднюю фалангу, погладил ее по пальцу и надел кольцо обратно, а затем принялся ласкать средний палец. На его губах играла улыбка, однако по его глазам ничего прочитать было нельзя.

Ну вот, а теперь такое ощущение, будто он ласкает ей грудь.

– Кэтрин, я помню, как ты однажды сказала, – проговорил он, – что ты очень страстная женщина. В один прекрасный день ты научишься направлять эту страсть на людей, а не на идеи – на меня, если быть точным, потому что я не потерплю, если моя жена будет направлять свою страсть на другого мужчину, верно?

Джаспер заглянул Кэтрин в глаза. Ее дыхание участилось.

Он снова опустил взгляд на ее руку, продолжая поглаживать средний палец. Теперь эта ласка отозвалась у Кэтрин где-то внизу живота. Однако она упорно игнорировала свои ощущения. Он это делает намеренно – возбуждает ее, чтобы она влюбилась в него. Все равно он ничего не понимает.

Он стал поглаживать указательный палец, и эта ласка отозвалась у Кэтрин сладостной болью между ног.

Что же будет, когда он доберется до большого пальца?

Этого не произошло.

– Ох! – вдруг произнес Джаспер именно тогда, когда Кэтрин увидела за окнами кареты деревенские дома.

Впереди виднелась остроконечная макушка церкви.

Джаспер, сев прямо, выглянул в окно. Нескольким людям, остановившимся на обочине, он помахал. А они, как заметила Кэтрин, помахали ему в ответ. Многие улыбались. И практически все выглядели радостными.

Интересная реакция на землевладельца, который проводит здесь мало времени.

Кэтрин с любопытством посмотрела на мужа. Они выехали из деревни и свернули на дорогу, которая, как она догадалась, вела к имению.

И тут Кэтрин увидела дом – величественное, массивное квадратное здание из кирпича. Фасад изобиловал окнами – самые высокие были на первом этаже, на втором – поменьше, на верхнем, под крышей с каменной балюстрадой, украшенной статуями, – еще меньше. В центре фасада располагался портик с мощными колоннами и широкой мраморной лестницей, ведшей к парадной двери.

Ниже дома Кэтрин увидела две террасы, а еще ниже – великолепный сад, окруженный низкой стеной, по которой вились желтые и красные лианы. Сам сад, как удалось разглядеть Кэтрин из окна кареты, состоял из идеально составленных партеров, разделенных гравийными дорожками, подстриженных кубиками живых изгородей, цветочных клумб. Сад также украшали статуи, а его центром были солнечные часы.

Кэтрин не промолвила ни слова, потому что молчал Джаспер. Он сидел рядом с ней какой-то другой. Она чувствовала его напряжение.

Но это действительно был дом. Не только его, но и ее. Ведь она баронесса Монфор из Седерхерст-Парка. Ни вчерашний день, ни последовавшая за свадьбой ночь не помогли ей осознать этого.

Однако она ощутила какой-то отклик в душе, когда увидела свой новый дом, – отклик, очень похожий на тот, что она почувствовала, когда приехала в Уоррен-Холл три года назад. Что-то вроде уверенности, что теперь ее жизнь, ее надежды на будущее связаны с этим местом. Дом был прекрасен, а сад так красив, что от восторга на глаза навернулись слезы.