Всюду третий лишний - Хетч Бен. Страница 15
– Вы, начиная с завтрашнего утра, не смеете в течение одного месяца снимать с себя пижамы.
– Ну а можем мы надевать одежду поверх пижам?
– Только в один из дней. Какой это будет день, вам предстоит решить. В этот день должно произойти нечто важное или непредвиденное.
– Я воспользуюсь этим в тот день, когда у меня будет собеседование по психологии. Думаю, что идти на него в пижаме будет глупо. Да и наказуемо.
Первым покинул университет Дэнни, сыскав работу дома, в баре в Эйлсбери. За ним последовал и Карлос. Я еще приличия ради неделю проболтался в университете и, после нескольких собеседований в центре оказания помощи в решении студенческих проблем, также освободил храм науки от своего присутствия. Мы пытались убедить отца в том, что выбрали не ту специальность, да и само обучение велось скверно. А что ожидало бы нас в будущем? Организация досуга посетителей центра развлечений?
Его реакция: «А я вам об этом говорил», вперемешку с: «Вы что, черт подери, не могли выбрать для этого хотя бы другой день? Ведь у вас всего две недели на то, чтобы рассчитаться с университетом и привезти все ваши чертовы пожитки из этого проклятого Илинга. У меня ведь тоже, как вам известно, есть свои дела».
Весь следующий год мы с Карлосом жили дома, а работали в Лондоне; Дэнни в это время начал работу над серией радиопередач из больницы в Сток-Мендевиле, а также стал обдумывать способы быстрого обогащения, что на протяжении целых четырех лет приводило отца в бешенство.
На следующий год я отправился в Лестерский университет изучать журналистику, Карлос стал студентом университета в Плимуте, а Дэнни, которого приняли в Брайтон, в последнюю минуту передумал, поскольку не мог решиться на то, чтобы уделять свое драгоценное время учебе, ради чего ему пришлось бы прекратить работу над своими радиопередачами.
Как это ни странно, но, будучи в колледже, мы стремились оказывать друг другу помощь, благодаря чему наши перспективы на будущее могли бы стать более радужными, но сейчас и я, и Карлос испытывали к Дэнни постоянное чувство ревности. Его безграничный энтузиазм не имел уже ничего общего ни с каннибализмом, ни с религиозностью: в данный момент он стремился лишь к тому, чтобы по-настоящему разбогатеть. Если находился кто-то еще, одержимый подобными устремлениями, нас с Карлосом это практически не трогало, но амбиции Дэнни воспринимались нами совсем иначе: нам казалось, что при таких личных качествах, какими обладал Дэнни, при его энергии и силе наверняка хоть одна из его идей воплотится в реальный и прибыльный бизнес. Но этого, конечно же, никогда так и не произошло, а схемы, предлагаемые Дэнни в те времена, до сих пор считаются семейными преданиями. Всякий раз, когда я появлялся дома, то заставал одну и ту же картину: Дэнни и отец ожесточенно спорили о новой идее, предложенной моим братом.
– Ну так что, папа, помоги мне получить кредит в твоем банке. Я хочу зафрахтовать яхту и организовать круизы вокруг греческих островов. Мартин знает кое-кого в Кефалонии. Тыможешь неплохо заработать.
– Но, Дэнни, ведь ты и понятия не имеешь о том, как плавать под парусом. Фрахт яхты стоит больших денег, а тебе всего девятнадцать.
– Ты не понимаешь – будущее за инвестициями в сферу досуга.
– Па, предположим, что я собираюсь купить большой дом, снести его и на этом же участке земли построить дом большего размера.
– Понятно. Итак, ты, Дэнни, собираешься истратить тысячи фунтов на покупку большого дома, и первое, что ты сделаешь с покупкой, – сравняешь ее с землей и сделаешь так, что она не будет стоить ничего.
– Ты не понимаешь – а земля?
– Я хочу создать бизнес, связанный с производством меток для гольфа, разлагаемых микроорганизмами. Джордж из кожевенного павильона на подземном рынке в Эйлсбери знает кое-кого, кто работает в лаборатории, и они помогут мне в проведении исследований.
– Но метка для гольфа стоит не дороже одного пенса – ты должен будешь продать миллионы меток, чтобы заработать хоть что-то. А что, люди не собирают метки, которыми пользуются при игре? Прошу тебя, сынок, найди достойную работу и перестань предаваться несбыточным мечтам.
– Tы не понимаешь – будущее за инвестициями в охрану окружающей среды.
– Голуби – это большая проблема для Лондона, так? Компании тратят тысячи фунтов, чтобы убрать следы их жизнедеятельности. Что необходимо сделать, так это выбросить на рынок сильнодействующий клей, который наносится на оконные карнизы. Когда голуби захотят взлететь – ой ля-ля! – а лапки-то и не отодрать. Все – с голубями покончено!
– Тогда появится другая проблема: что делать со всеми дохлыми, разлагающимися голубями, которые будут повсюду.
– Да что вы, черт подери, вечно против, почему вы вечно находите отговорки?
Я вернулся из Лестера спустя три года, но, взглянув на Дэнни, подумал, что он прожил десять лет. Порывы его энтузиазма были по-прежнему абсурдны и противоречивы. Во время моего первого триместра в Лестере он принял участие в пешем марше из Астон-Клинтона в Лондон для того, чтобы посидеть напротив японского посольства, размахивая плакатом и протестуя против охоты на китов, о судьбе которых стал вдруг беспокоиться после того, как по Четвертому каналу показали документальный фильм о китах. Однако через два месяца после этого он носил на шее бусы, выточенные из китовой кости, поскольку они подчеркивали его летний загар. «Да, но они-то изготовлены уже из мертвого кита. Это же утилизация, разве нет?» Он вновь стал приверженцем вегетарианства, посмотрев фильм об охоте на тюленей, но поступился своими убеждениями и с удовольствием уплетал отбивную под соусом с перцем, когда отец пригласил нас отобедать в ресторане «Эндерби Харвестер», – ведь для вегетарианца в меню ничего не оказалось. «Я ем это, хотя потом мне будет плохо, и ты увидишь, что твое тело привыкает к тому, чтобы питаться лишь овощами». Он стал последователем индуизма, посмотрев документальный фильм о реке Ганг, но отошел от этого, прочитав о неком знаменитом гуру, который, дав обет стоять на одной ноге, застыл в позе спокойного созерцания на столь долгое время, что птицы свили гнезда на его голове: «Если так долго простоять на одной ноге, то наверняка заработаешь тромбоз».
По сравнению с жизнью, которую вел Дэнни, три моих университетских года представляются мне временным промежутком, не отмеченным никакими событиями, и воспоминания об этом периоде лишь заставляют меня мысленно посмеяться на тем, сколь наивным я был тогда. В университет меня привез Том; весь мой немудреный багаж уместился на заднем сиденье отцовского «форда». На парковке позади Тапворд-холла Том дал мне три вещи: упаковку презервативов, десятифунтовую банкноту и совет: «Проверь, правильным ли является твой выбор на этот раз, и не носи больше эту футболку с надписью «Просыпайся с Воганом», а то подумают, что ты старомодный да еще и недотепа».
Он оказался прав – именно так они и подумали. Даже располагая опытом прошедшего года, я оказался не подготовленным к дальнейшей учебе. Первым, с кем я вступил в разговор в Лестере, был третьекурсник, которого я по ошибке принял за первокурсника, обратившись к нему в столовой. Я задал ему мучивший меня вопрос о том, какие преимущества обеспечили ему оценки уровня А.
– Простите, – ответил он, – вы обратились не по адресу. – И пересел подальше, оставив меня наедине с картофельным рулетом с мясом. Каждый казался намного старше и опытней, чем я: им было известно, куда и когда пойти, чтобы помыться и постирать свои веши; у них были кредитные карточки; они имели понятие об альтернативной инди-роковой музыке; у них были подружки, автомобили, цветы в горшках, плакаты с портретами Че Гевары, чайники; они имели собственные воззрения на текущие дела и политические события. Все это удивляло и поражало меня, я топтался около них, делая одну ужасную ошибку за другой: кто-то заглянул ко мне в комнату одолжить хлеба и увидел у меня сингл из фильма «Охотники за привидениями»; кто-то распустил слух о том, что мне нравятся поздравительные открытки с котом Гарфильдом; кто-то уверял, что меня видели пьяным во время соревнований первокурсников в беге на трех ногах; кто-то слышал, что я повторял то, что всегда говорил отец: то, что Маргарет Тетчер распустила профсоюзы, – благо для страны. На первом же концерте, на который я отважился пойти, был атакован барыгой, толкнувшим мне билет и поинтересовавшимся, что я предпочитаю, «кислоту или колесо», на что я ответил, что «захватил с собой арахис и чипсы».