Всюду третий лишний - Хетч Бен. Страница 31

Некоторые люди склонны без конца говорить о своих чувствах и рассказывать о том, как протекает их жизнь. Дэнни если и рассказывал о чем-то подобном, то чрезвычайно редко. Наши разговоры по телефону не были просто беседами. В чем ты преуспел? Как поживаешь? Подобные вопросы Дэнни никогда не задавал, да и ответы на них его, по всей видимости, не интересовали – поэтому я считал, что у него все хорошо. Зато мы обсуждали разные немыслимые проекты, идеи типа того, что мир забыл бы, что такое война, голод, болезни, если бы каждый его гражданин обладал здоровым чувством юмора. Обсуждалась и такая идея: все мы – компьютеры. Человечество ведь создало компьютеры сперва в своем воображении, на уровне идей, а затем и проектов, а поэтому, рассуждал Дэнни, мы были созданы обитателями некой компьютерной цивилизации в их воображении. Еженедельно я сообщал ему обо всех высосанных из пальца историях, которые мы с Люси придумывали, а он рассказывал мне об идеях, которые только что прочитанный им роман-фэнтези пробудил в его голове.

– В этой книге утверждается, что космос безграничен, да-да, Кит, именно так, поэтому сам собой напрашивается вывод о том, что вообще все безгранично, в том числе и ты, и я. Мы существуем на безграничном количестве планет. Разве этот факт не способен всколыхнуть твои мозги? Представь себе, на одной планете я – кинозвезда; на другой – профессиональный футболист; на третьей – пилот на гонках «Формула-1». Мне просто не повезло, что я оказался здесь, в Херфорде, среди солдатни. Из этого следует, что смерть не имеет никакого значения, потому что ты даже и не узнаешь о том, что умер, – ведь все твои души связаны как бы в одно целое и между собой, и с бесконечным числом твоих телесных воплощений. Ты видишь разнообразные сны, а знаешь, чем объяснить то, что они разнообразные? А я выяснил и это. Они разнообразны потому, что ты видишь мир глазами всех твоих телесных воплощений на всем бесконечном числе планет. Ученые, напрягая свои жалкие умы, не могут толком объяснить причину этого – на самом же деле в пространственно-временном континууме [31]существует чертовски громадная система хранения накопленного опыта и воспоминаний всех твоих телесных воплощений. Когда ты сталкиваешься с какой-либо проблемой, твой мозг как бы проходит через все ситуации, сходные с той, в которой ты оказался, и перебирает их с целью нахождения возможного решения твоей проблемы. Вот почему идеи иногда возникают в твоей голове во время сна; вот почему твои сны являются как бы эхом твоей собственной жизни; и вот почему тебе необходим сон. Он требует столько мозговой энергии, что все остальные процессы, проходящие в твоем теле, должны на это время замереть.

Дэнни, Карлос и я, живя на Тринг-роуд, довольно сильно пристрастились к марихуане, и обычно ближе к полуночи после третьей сигареты Карлос и я вдруг начинали понимать, что оба несем черт знает какую тарабарщину, но что касается Дэнни, то невозможно было определить, под кайфом он или нет, поскольку он и до, и после укуривания выглядел одинаково. По этой причине я не представлял себе, насколько плохое воздействие это пристрастие оказывало на него до тех пор, пока однажды летом 1999 года мы не отправились проведать его.

5 декабря 2000 года

Сейчас мы находимся в Эль-Пасо. Целый день мы ехали по пустынным дорогам, ведущим в Артезию по шоссе 285. Сначала вернулись немного назад по дороге, по которой накануне приехали сюда, затем двинулись на запад и, миновав горы Сакраменто, свернули на юг и поехали по шоссе 54, проложенному у подножья Ярилльских холмов. Город Эль-Пасо вклинился в пространство между горами Франклина и рекой Рио-Гранде, на противоположном берегу которой, в Мексике, расположен город Сьюдад-Хуа-рес. Дома, все как один розовые, сразу же напомнили мне телесериал «Высокий чапарель»; указатели на двух языках: английском и испанском; везде и во всем чувствуется настороженность и ожидание опасности: повсюду на дорогах контрольно-пропускные посты, не дающие мексиканцам просачиваться через границу, чтобы затем пробраться в Калифорнию.

Сегодня мы тоже провели часть дня раздельно. Я всем своим видом пытался показать, что не возражаю против того, что Карлос предложил провести послеобеденное время врозь, и думаю, что мне это удалось. Я отлично понимаю, что им хочется побыть вдвоем, однако ведь мы с Карлосом с самого начала путешествия едва ли провели вместе хоть одну минуту. Часто случается, что вечером, примерно в половине девятого, Доминик вдруг заявляет, что хочет вернуться в кемпинг и не имеет ничего против того, что мы с Карлосом где-нибудь посидим, но Карлос постоянно заявляет, что у него болит голова, шутливо-джентльменским образом протестует против оставления ее одной, либо, как это было сегодня, заявляет, что надо экономить деньги, поскольку он и так уже разорился на покупку пары сандалий.

По вечерам мы уже не смеемся, поэтому я могу поразмышлять и проанализировать события, чтобы сделать кое-какие обобщения и выводыиз того, что происходит во время этого путешествия. Но и здесь не обходится без проблем. Карлос настолько увлечен, что его лучше не беспокоить ни по какому поводу, Доминик никак не может оторвать взгляда от серебряного карася, поэтому я успокоился и перестал чувствовать себя виноватым за то, что притащил их в музей, в который мы сперва и не планировали идти; тоже самое было вчера при посещении другого музея в Розуэлле.

Мне кажется, что когда ты находишься с людьми, которым твое присутствие в тягость, то еще сильнее чувствуешь одиночество, чем когда ты совсем один. Вот уже полторы недели я не перестаю надеяться на то, что ситуация изменится к лучшему, но все напрасно. Теперь уже и мелочи досаждают: то, как тихо Карлос говорит, когда он не в настроении. Почему-то в такие минуты его губы становятся громадными, как камеры автомобильных колес. А бесконечные разговоры Доминик о мексиканских салатах и ореховом пироге меня просто бесят.

Сегодня я обошел вокруг здание Музея естественных наук в Эль-Пасо, а затем перешел по мосту Санта-Фе из Соединенных Штатов в Мексику. Что там делалось: женщины-нищенки, закутанные в шали, бросались к прохожим с протянутыми пластмассовыми чашками; босоногие дети налетали кричащей стаей, предлагая бусы, а поодаль вокруг толпились какие-то праздные личности с бандитскими рожами.

Я съел тако [32]в душном и жарком уличном кафе и вышел на улицу, но, заметив шайку молодых оборванцев, уставившихся хищными взглядами на мой прикрепленный к поясному ремню кошелек, поспешил обратно к нашей машине, около которой неожиданно столкнулся с Карлосом и Доминик. По их виду я понял, что мое появление их не обрадовало, отчего я почувствовал себя даже несколько виноватым, как будто я нарочно устроил все таким образом, чтобы снова приклеиться к ним. Лицо Карлоса было мрачным.

– Карлос, ты в порядке? – спросил я.

– Да, а ты сам в порядке? – ответил он с какой-то неясной угрозой в голосе.

Это лишь ухудшило мое и без того скверное состояние после ожесточенной ругани, произошедшей прошлой ночью с Люси. Виноватым, конечно же, был я, потому что снова заказал разговор, оплачивать который должна была она. Выбора у меня не было – на мобильном телефоне деньги должны вот-вот кончиться, да и почему я должен быть виноватым за то, что захотел позвонить, а как, скажите, я мог позвонить по другому тарифу? Для того, чтобы позвонить в Англию, нужно сперва найти работающий монетный автомат (большинство сломаны), из него звонить местному оператору, который соединяет с международным оператором. При этом вы никогда не знаете, по какому номеру звонить местному оператору, поскольку эти номера в каждом штате разные. Да если бы только это! Когда вы наконец пройдете по цепочке от одного оператора к другому и последний оператор начнет набирать номер вашего абонента, он сразу же попросит вас заплатить десять долларов за соединение, а потом вы будете наблюдать, как эти чертовы двадцатипятицентовики, монеты высшего достоинства, которые вы с трудом наменяли и которые оттягивают ваш карман чуть ли не до земли, исчезают чуть не ежесекундно в чреве проклятого автомата.