Всюду третий лишний - Хетч Бен. Страница 52
На следующее утро я показал написанное Алексу Хеммонду; он сказал, что это, кажется, то, что надо. Но то, что произошло на следующей неделе, было просто кошмаром: десятки разгневанных пенсионеров, которых не удовлетворили мои извинения, беспрерывно звонили в редакцию.
Всякий раз, идя по Маркет-сквер, я ожидал, что вот сейчас получу удар по голове толстой шишкастой палкой, с которыми ходили старики. Проходя мимо почтамта, автобусных остановок или комиссионного магазина, выручка которого поступала в благотворительный фонд борьбы с раком, я инстинктивно прибавлял шаг. Пенсионеры стали казаться мне неким единым аморфным существом, одним огромным поношенным грубошерстным пальто, пропитанным ненавистью, которое, как голодное дикое животное, кралось по моим следам. Кроме этого, я, казалось, не чувствовал больше ничего.
Неожиданно мне позвонил Стив Пенди.
– Есть что-нибудь такое, в чем вас в действительности можно упрекнуть, если ретроспективно просмотреть все, вами написанное?
Я ответил, что гречка на коже рук была понята неправильно. На этот раз Стив показался мне весьма добродушным. Поток жалоб показал, как много людей читают мои обозрения. Спустя неделю какие-то суки прицепились к тому, что я, разбирая очередной фильм навязшего у всех в зубах сериала «Дорожные странствия Сутти и Свиппа», сделал описку в имени: написал «Суттэ» вместо «Сутти». Они тоже ждали извинений. И это не было акцией пенсионеров. Просто, после моего отпуска по семейным обстоятельствам, редакционное начальство хотело выставить меня вон.
– А кого это так озаботило? Я неправильно написал имя Сутти – какое преступление! А что он сам собирается делать? Написать вам? Я чувствую, вы что-то замышляете, Стив, а эта злополучная описка – просто предлог. Мне кажется, здесь не обошлось без Джона Таунсенда (доктора медицины), председателя ассоциации пожилых людей в Эйлсбери, не так ли?
– Дело, конечно, не в описке. Скажите лучше, Кит, почему вы не упомянули в своем обозрении новый сериал «Айвенго»? Неужели вы думаете, что многие из наших читателей смотрят эту нудь «Дорожные странствия Сутти и Свиппа»? А в обзоре на прошлой неделе вы с упоением писали об «Улице Сезам», а кому это надо?
В один из летних вечеров уже после того, как меня поперли с работы, и я, не зная, куда себя деть от отчаяния, машинально перелистывал «Индепендент», ее имя буквально выстрелило мне в глаза с одной из страниц, и я тут же ощутил, что мое сердце заколотилось более учащенно. Под рецензией о революционном прорыве в конструкции автомобильных сидений для инвалидов стояло «Никки Олдбридж». Пока мол бабушка из Корнуолла окончательно не выжила из ума, она во всем искала совпадения или случайные стечения обстоятельств. Я думаю, это свойственно каждому, чей мир распадается, и он начинает концентрировать внимание на отдельных вещах. Это как бы попытка собрать мир воедино и навести хоть какой-то порядок в образовавшемся хаосе. А что в результате? Да примерно то же, что и у ребенка, которому еще не исполнилось и пяти, а он пытается собрать картинку из 10 000 отдельных кусочков, стараясь уложить эти кусочки так, как они лежать не должны. Она была журналисткой, я был журналистом. Она написала статью об инвалидах, Дэнни был инвалидом. Я знал, что после окончания школы Никки стала работать репортером, поэтому был уверен, что это ее публикация.
Если бы наши отношения с Люси не были настолько неприязненными, я скорее всего ничего бы и не предпринял. Но мы как раз перед этим буквально вдрызг разругались из-за женитьбы и обзаведения детьми в это абсолютно не подходящее ни для первого, ни для второго время.
– Мы когда-нибудь поженимся и у нас будут дети? – придавая голосу драматическое звучание, произнесла Люси, когда мы однажды вечером возвращались домой из паба «Вишневое дерево». До этого я целый вечер рассказывал ей о Дэнни, и ее вопрос невольно подвел меня к мысли о том, что сна пропустила мимо ушей все, что я говорил ей.
Я не ответил, но, должно быть, на миг, как бы в изнеможении, закрыл глаза.
– Я не пристаю к тебе, и не говори, что я донимаю тебя. Мне просто надо знать, – сказала она, пристально глядя на меня, – являюсь ли я законченной дурой.
И пошло, и поехало. Спор становился все более и более ожесточенным; она обвиняла меня в том, что я отношусь к ней наплевательски и вообще не думаю ни о ком, кроме себя самого.
– Я хочу от тебя лишь одного: чтобы ты, в конце концов, решил, ты собираешься на мне жениться или нет, – сказала она на следующее утро, когда мы вставали. – Мне почти тридцать. Я не ставлю тебе ультиматум. Скорее это ультиматум мне. Нам надо подумать о будущем. Так дальше продолжаться не может. Я так же, как и ты, убита тем, что произошло с Дэнни, но нам надо как-то жить с этим. Почему бы тебе не попытаться найти себе работу в Лондоне? Я не в состоянии ездить сюда каждый вечер. Ведь здесь нас ничего не держит, кроме денег. Прошу тебя, Кит, ну пожалуйста.
Черта с два, ты так же, как и я, убита тем, что произошло с Дэнни, – так я тебе и поверил. Именно в тот вечер я и написал письмо Никки на адрес редакции «Индепендент», в котором сообщил ей адрес своей электронной почты.
12 декабря 2000 года
Сегодня утром меня разбудил Карлос. Он просунул голову в мою палатку и спросил: «Ну так что мы будем делать? Я не собираюсь еще две недели терпеть такую жизнь».
Я не стал его разубеждать, а лишь попросил после концерта отвести меня в Лас-Вегас, откуда я на автобусе доберусь до аэропорта Лос-Анджелеса.
Потом мы сходили в супермаркет, где я купил еду, но теперь уже только для себя, а также солнцезащитный крем для Доминик, поскольку я до этого пользовался ее кремом. Пока Карлос рассчитывался за их провизию, Доминик спросила, когда я буду в Австралии и в каком отеле в Сиднее я намереваюсь остановиться. Когда я ответил, что в «Одинокой планете» хвалят хостел [43]«Ева», она сказала: «Мы, возможно, зайдем туда повидаться с тобой. Я не счастлива с Карлосом. Спасибо тебе за крем». Должно быть, между Карлосом и Доминик вчера вечером произошла серьезная ссора, потому что, когда я вернулся, Доминик еще не спала. Она сидела в машине и при свете лампочек освещения салона читала путеводитель по Австралии в серии «Одинокая планета».
– Ну, ты хорошо провел время со своей хиппи? – спросила она.
Я был в кафе «Голодный волк», расположенном в кемпинге, с женщиной по имени Ачбан, с которой познакомился накануне у каньона. Она была вполне нормальной, однако пыталась передать мне в баре разнообразные телепатические послания и все время говорила о том, что раньше у нее были отношения с мужчиной, но он обращался с ней неподобающим образом. Я сказал Доминик, что она оказалась немного не в себе, в некотором роде «новомодной психопаткой».
– У нее есть приятель, так что, согласись я, это была бы тройка. К тому же этот ее приятель тоже хороший фрукт: заставляет ее слушать звуки, которые издают дельфины, и принимать участие в оргиях.
– Хмм, – произнесла Доминик, загибая уголок книжной страницы, – сексуальный сэндвич.
Эта реплика Доминик застряла у меня в ушах. Я принял душ, но все еще продолжал размышлять над смыслом сказанного ею: видимо, я чего-то не уловил. Я пошел к дверце машины, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
– Скажи, ты считаешь, что у нас с Карлосом хорошие отношения? – спросила она.
Я не знал, что ответить, и сначала сказал, что да, потом, немного подумав, сказал, что не знаю, и спросил ее, что она сама думает об этом.
Она пожала плечами, а я сел в машину рядом с ней.
– А почему ты думаешь, что отношения между вами плохие?
Она положила журнал на панель перед ветровым стеклом и, запустив обе руки в волосы, произнесла разочарованно-задумчивым тоном:
– Карлос совсем мальчишка. По-дурацки ревнивый. Возможно, я еще раньше уеду в Австралию. Мне необходимо побыть одной и нужно время, чтобы все обдумать. Поживу у своих друзей в Нусе. Я сейчас читаю об этом месте. Там, кстати, водятся медведи – но это коалы и они никого не едят, – она засмеялась и после секундной паузы спросила: – Ну а что ты решил? Когда ты поедешь в Австралию, в то время, которое наметил раньше? Ты, наверное, будешь без памяти рад выбраться на волю из этой камеры? – она обвела поднятыми руками салон.